Девочка наконец-то решилась и грустно сказала:
— Мой старший брат… Понимаете, Саша, он в тюрьме. А люди, которые в этом виноваты, на свободе. И я не могу с этим смириться…
Не хотелось расстраивать девочку, но…
Я вздохнула.
Большинство родственников склонны считать именно так. «Наш мальчик не виноват, во всем виновны другие…»
Хотя сейчас в нашем «министерстве справедливости» творится черт знает что.
— Вы мне не верите?
Она смотрела на меня напряженно, и на самом донышке ее больших глаз таились боль и обида.
— Почему я должна чему-то верить? Вы мне еще ничего не рассказали, — ответила я.
— Хорошо же, слушайте…
Она встала и подошла к окну. Я видела только ее спину — необыкновенно прямую, как у маленькой балерины.
Некоторое время она стояла, будто вспоминая все в подробностях или пытаясь найти нужные слова, чтобы объяснить мне, почему она так уверена в заведомой судебной ошибке. Я терпеливо ждала.
— Он оказался там случайно, — сказала она, обернувшись. Теперь взгляд ее прозрачных, светлых глаз был почти умоляющим — пожалуйста, поверьте мне!
Я кивнула. Пусть так.
— Где?
— В том месте, где нашли убитую девушку, — пояснила она. — В Левобережном. Где пляж… Знаете это место?
Да, я знала. Но, пожалуй, это все, что мне было известно.
История-то произошла слишком давно. До меня, увы, не долетели даже ее отголоски. Восемь лет назад мне было пятнадцать, и криминальная хроника меня абсолютно не интересовала.
Поэтому Кате пришлось поведать мне всю историю в подробностях, то есть настолько, насколько ей это было известно.
Ведь ей в то время было еще меньше, чем мне. Всего-то восемь лет.
Что может помнить ребенок восьми лет?
Оказывается, много. Катя помнила не только события, приведшие их семью к нынешнему плачевному состоянию, но и лица людей, по ее мнению, повинных в этом.
Жизнь Катюша разделила на две части: черная и белая, улыбающаяся и плачущая — как театральная маска. До Катиных восьми лет семья Чернышовых была вполне счастливой. Двое детей — оба поздние, долгожданные, буквально купались в любви и нежности. Отец Кати работал сначала инженером, потом перешел в частную фирму, поскольку надо было кормить семью, но семья не перешла в разряд «новорусских», и совсем не потому, что достаток был невелик, просто по привычке все сбережения шли на «духовное». Катин отец не мог допустить, чтобы его дети были, как он говорил, «комарами», людьми, не приносящими окружающему миру никакой пользы, поэтому ни один концерт, ни одна новая умная книжка не оставалась незамеченной — он считал, что только на это и стоит тратить деньги. Именно это потом и сыграло негативную роль в судьбе Катиного старшего брата, как она считала.
— Если бы у нас было столько денег, как у Старцева или Чеботарева, — мечтательно сказала она, — Лешка был бы сейчас на свободе, а они…
Впрочем, тут же махнув рукой, Катя сообщила мне, что она до сих пор помнит праздники детства и благодарна своим родителям за то, что ее детство было таким наполненным.
— Я не смогу передать словами, как это было чудесно. Наши походы в театр, на концерты… А вечерами мы могли просто собраться за столом, и самая обычная процедура чаепития превращалась в сказку… Папа был мечтателем и очень любил рассказывать нам про Атлантиду, куда, по его мнению, уходили лучшие… Не то чтобы он хотел сделать из нас оторванных от реальности людей, просто он ненавидел таких, как Старцев, и не хотел, чтобы кто-то из нас был похож на этот типаж, который так распространен в последнее время… А впрочем, что я говорю? Всегда они были. Только раньше выглядели по-другому… Ну не будем об этом. Ведь теперь все иначе.
Она махнула рукой, повторила почти шепотом: «Все иначе…», и ее глаза снова померкли — солнце в них погасло.
— Потом в Лешкиной жизни появилась эта тварь. Я знаю, нехорошо так говорить о людях, но… Иное определение к этой девице не подходило. Она именно тварь, эта Элла. Даже имя ненатуральное… Элла Ардасова.
Катя презрительно фыркнула.
— Мой брат всегда тянулся к такому типу людей. Ему наивно казалось, что они наполнены подлинной жизненной энергией, в то время как мы ПРИДУМАННЫЕ. Это были его слова. «Наши родители, Катя, придумали нас с тобой, а до этого — самих себя. Истина в таких, как Элка. Может быть, они циничные и примитивные, но… Они притягивают меня, как сама жизнь, значит, они и есть жизнь…» Так он говорил и маме, когда она высказалась по поводу этой Эллы нелицеприятно… Понимаете, Саша, маме казалось, что Элла просто издевается над ним, но при этом, будучи хищницей по натуре, оценивает, каким он будет супругом. И он ее в этой роли вполне устраивает — как потенциальный «доильный аппарат». Все это она твердо решила высказать, и кончилось это ужасно! Мама до сих пор не может себе простить, ей все кажется, что, если бы она смирилась, ничего не произошло бы. Но я так не думаю. Так вот… Они в тот вечер поссорились, и Лешка заперся в комнате, потому что не хотел с нами разговаривать. Он вынашивал план утром уйти из дома совсем. Навсегда. Так он мне сказал. Обычная туфта — меня не понимают, они оскорбляют мою девушку и так далее… Я пыталась его успокоить, и мне это почти удалось. Он почти поверил мне, что мама и папа не хотят зла ему и его драгоценной Элле, что они к ней привыкнут и все будет хорошо… А ближе к ночи позвонила Элла, и он бросился ей на помощь, сказав мне только, что к Элле пристали какие-то подонки, отняли все деньги и она не знает, что ей теперь делать, поэтому просит его срочно приехать в это дурацкое место, «Веселый дельфин»… Он бросился к ней, еще не зная, что действительно уходит из дома. На-всег-да…
Она прервалась:
— Можно сигарету?
— А не рано тебе курить? — по привычке спросила я.
— А работать не рано? — грустно усмехнулась в ответ Катя. — И тянуть на себе больную мать — не рано?
Я не смогла ей возразить.
Жизнь обошлась с этой девочкой слишком жестоко, чтобы я имела право читать ей нотации. В сравнении с ней ребеночком была я, поэтому я протянула ей начатую пачку.
И словно в награду получила следующую порцию этой отвратительной истории, где зло победило, и более того, именно носители зла сейчас неплохо устроились в жизни.
Итак, Элла… По словам Кати, она не понравилась ей с самого начала. Леша познакомился с ней случайно — покупал матери подарок ко дню рождения. А Элла этот самый подарок продавала. Так что в результате злосчастный маленький флакон немецкого шампуня оказался с нагрузкой в лице самой Эллы.
Некоторое время Леша умалчивал о своей «великой любви», только вести себя стал немного загадочно. Потом вдруг все выяснилось.
За завтраком.
Леша сообщил им, что сегодня к нему придет «девушка его мечты». И по этой причине он просит их вести себя попроще. Отец, естественно, возмутился, он не мог понять, почему должен вести себя так, чтобы понравиться некой девице, но мать пожалела бедного Лешеньку, успокоила начинающуюся бурю и пообещала Леше, что за вечерним чаем, на который приглашена Элла, не будет разговоров о музыке Марчелло, поэзии Мильтона и прочих непонятных вещах. Отец, правда, ехидно поинтересовался, о чем
