— Ничего нет легче. Надо только, чтобы налицо имелись разбойники.
— Неужели ты этим хочешь сказать, что Лейхтвейс, быть может, давно уже улетучился?
— Это вполне возможно. Видите ли, ваше высочество, разбойники и воробьи не ждут, пока придет охотник и схватит их, они вовремя исчезают. Вероятно, так поступил и Лейхтвейс со своей шайкой.
— Это было бы очень хорошо, — заметил герцог, — мне вовсе не так интересно видеть этого разбойника на виселице. Ты знаешь, Лейхтвейс раньше был у меня гоф-фурьером. Он всегда добросовестно исполнял свои обязанности. Он работал быстро и хорошо, но его погубила страсть к охоте, он сделался браконьером, а затем и разбойником. Если бы Лейхтвейс со своими товарищами куда-нибудь убрался подальше и я таким образом избавился бы от него, то я даже пожелал бы ему счастливого пути. В Америке он может еще сделать карьеру. Все-таки интересно было бы знать, правда ли то, что говорят о нем в народе. Слишком уж все это невероятно.
— Самые невероятные вещи бывают возможными, — сказал Фаризант.
— Неужели же на самом деле Лора фон Берген сделалась женой разбойника? Фрейлина герцогини, красивейшая девушка при дворе, невинная, как майский цветок, — неужели она упала так низко, что живет вместе с каким-то разбойником в пещере?
Шут нахмурился.
— Разрешите мне, ваше высочество, — сказал он, — рассказать вам сказку. Можно?
— Рассказывай.
Герцог сел в кресло, а шут примостился у его ног, провел рукой по лбу, как бы вызывая давно забытые мысли, и заговорил:
— Много миллионов лет тому назад, когда еще не было ни Земли, ни других планет, а только небо и ад, ангелы и черти постоянно враждовали между собой и вели нескончаемую борьбу. Они знали, что в скором времени будет создана Земля и заранее уже боролись за господство на ней.
Ангелы считали себя вправе властвовать на земле, ссылаясь на то, что земля будет создана Богом и что поэтому им и надлежит вести все земные дела.
Дети ада не были согласны с этим. Они говорили, что ангелам и на небе дела достаточно и что они поэтому должны предоставить землю исключительно чертям и что они лучше справятся с людьми.
Вражда обострилась настолько, что предстояло большое сражение.
Но когда Бог узнал об этом, он не захотел, чтобы ангелы вступали в бой с чертями, опасаясь, что для ангелов это может окончиться плохо. Чтобы предотвратить возможность битвы, Бог убрал прочь большую лестницу, которая соединяла небо с адом. Таким образом была прервана связь между высями и бездной, между светом и мраком, между ангелами и чертями. Ангелы были вынуждены сидеть на небе, а черти — в аду. Они уже не могли встречаться на большой лестнице, где раньше так часто горячо спорили.
Но на небе в числе других был один ангел, который горько плакал, когда лестница была снята, так как для него это было большим лишением. Дело в том, что раньше каждую ночь он спускался вниз по лестнице до середины ее, не ниже, иначе зло овладело бы им и он попал бы под власть Сатаны. Он садился на середине на ступеньку, закрывал голову белым своим одеянием и ждал. А снизу, в то же время, поднимался по лестнице наверх один из дьяволов. Он был очень красив собой: черные кудри окаймляли его лицо, и глаза его горели пламенным огнем. Правда, он, несмотря на свою божественную красоту, по натуре оставался все-таки дьяволом. Он тоже поднимался только до середины лестницы. Дальше подниматься было строжайше запрещено, а законы ада должны быть соблюдаемы в точности, иначе ни один черт не мог бы сделать карьеры. А у чертей как у людей. Всякий рад был выдвинуться, и никому не было охоты оставаться нижним чином, каждый хотел быть действительным адским советником с лентой ордена Сатаны через плечо. Так вот, красавец дьявол, не желая рисковать своей карьерой, поднимался только до середины лестницы. Там он садился рядом с ангелом, который почему-то при этом не отодвигался в сторону. Быть может, лестница была слишком узка, быть может, дьявол был слишком красив — не знаю.
Миллионы звезд горели на небе, внизу мрачным багровым светом горели адские огни, и в это время ангел сидел рядом с дьяволом на лестнице. Дьявол обнимал ангела, прижимал его к своей груди и шептал: «Я люблю тебя, хотя ты и ангел!» А в ответ на это ангел шептал ему: «А я люблю тебя, хотя ты и дьявол!»
Каждую ночь, между небом и землей, происходили эти свидания. Ангелу ужасно нравился дьявол, а дьявол говорил, что если бы все ангелы были такими, как этот, то и на небе нескучно жить.
А тут вдруг лестница исчезла. Не было никакой возможности продолжать встречи. Дьявол лежал где-то в бездне, бился головой от отчаяния об адскую скалу и простирал руки к небу, где виднелся чистый образ ангела. А там, у самой окраины небесного рая, стоял ангел, безнадежно оглядываясь и горько рыдая.
Как-то раз ночью завывала буря, молнии сверкали беспрестанно, гремел гром и казалось, что небо рушится и ад раскрывает свою пасть, — так была создана Земля. Огненный шар, вращавшийся в бесконечном пространстве с невероятной быстротой, охладел.
Наконец был создан первый человек.
Тогда сверху послышался звонкий призыв:
— Иди ко мне сюда, мой дьявол. Вырасти себе крылья и поднимись ко мне ввысь. Я исстрадался по тебе.
Но дьявол в отчаянии ответил:
— Не могу я вырастить крылья, не могу подняться к тебе.
— Если так, — послышалось в ответ, — то я приду к тебе. Раскрой свои объятия и прими меня.
И в то же мгновение с неба устремилось вниз белое видение, оставляя после себя серебристый след в бесконечном пространстве.
Первый человек на Земле тогда подумал:
«Падающая звезда!»
Но это была не звезда: это ангел ушел с неба в бездну, где он был встречен с распростертыми объятиями с криком торжества и радости. Это был первый падший ангел.
— После этого, — печально продолжал Фаризант, — много ангелов упало с неба. Пока существует мир, пока существуют свет и мрак, небо и земля — всегда найдутся ангелы, которые из любви к дьяволу откажутся от близости к Богу и добровольно погрузятся в бездну и во мрак… Пусть эта сказка служит вам ответом на вопрос, каким образом Лора фон Берген могла сделаться женой разбойника.
Герцог сидел, закрыв лицо рукой. Он не видел, как две крупные слезинки скатились по лицу шута Фаризанта. В кабинете воцарилось молчание. Наконец герцог встал и мягким голосом произнес:
— Я понял тебя, Фаризант. Ты состоишь у меня на службе шутом, но отныне я буду знать, что ты далеко не шут. Иди, приготовь все что нужно и не говори никому ни слова.
Фаризант как-то странно покосился на герцога, так что тот даже рассмеялся.
Затем он вышел из кабинета.
— Падшие ангелы, — бормотал он, — да, Лора — падший ангел. Но она хотя и пала, а все-таки осталась ангелом. А Гунда, дочь моя? Быть может, в настоящую минуту она тоже…
Он не докончил.
Спускаясь вниз по широкой мраморной лестнице дворца, шут Фаризант страшно переменился в лице: казалось, оно окаменело.
Нероберг был окутан ночной мглою. Граф Батьяни приказал не разводить костров, и солдаты зябли на холодном воздухе. Закутавшись в свои шинели, они лежали на мокрой от до ждя земле.
Под высокой елью, на которой месяц тому назад был повешен прусский вербовщик Мельгейм, стоял поручик Ремус и с ним десять человек солдат. Они терпеливо ждали уже целый час. Солдаты не знали, с какой целью их привели сюда. Зато молодой поручик отлично знал, в чем дело. Он сгорал от нетерпения. Он знал, что в эту ночь граф Батьяни лично будет участвовать в обходе и что он, вместе с ним и его солдатами, собирается обыскать весь Нероберг, чтобы наконец узнать, каким образом разбойники достают жизненно необходимые припасы. Поручик Ремус с нетерпением ожидал минуты, когда ему удастся задержать Лейхтвейса с его шайкой. У него были личные счеты с Лейхтвейсом, благодаря которым он имел право ненавидеть и преследовать разбойника. Лейхтвейс убил его отца, застрелив его в ту ночь, когда бежал из усадьбы Баумана. Правда, он стрелял обороняясь, так как, если бы он не выстрелил, то майор, несомненно, убил бы его. Но сын убитого с этим не считался: он только хотел отомстить за смерть отца. Он ненавидел Лейхтвейса всей душой и имел на это право. Вот почему молодой поручик с нетерпением ждал обхода. Наконец он вздохнул с облегчением. Появился граф Батьяни.
— Все в порядке? — спросил он, окидывая беглым взглядом солдат.
— Так точно, — ответил Ремус, — солдаты снабжены патронами в достаточном количестве, и я выбрал к тому же самых надежных людей.
— Отлично. Возьмемся за дело. Пусть солдаты разделятся: четверо пусть идут впереди, шестеро позади нас.
Солдаты выстроились, и маленький отряд направился к холму.
— Мы должны найти его сегодня во что бы то ни стало, — прошептал Батьяни, — причем даю вам слово, поручик, что я не пощажу этого негодяя Лейхтвейса. Я размозжу ему череп собственноручно. Если же нам не повезет и мы его не разыщем, то, я надеюсь, мы, по крайней мере, столкнемся с тем таинственным солдатом, который, по-видимому, снабжает разбойников пищей, вследствие чего нам и не удается пока взять их измором.
— Предполагаете ли вы, что это один из наших солдат?
— Ни в коем случае. Прежде всего, ни один из наших солдат не рискнет оказывать разбойникам такую услугу, а затем надзор за людьми настолько строг, что ни один из них не имеет возможности уйти незаметно со своего поста.
— В чем же, однако, тут дело?
— Это сообщник разбойников, наряжающийся в солдатскую форму, чтобы пройти мимо сторожевых постов. Ведь солдата в форме никто не может заподозрить.
— Но если мы столкнемся с ним, то откуда мы будем знать, что он не принадлежит к числу наших людей, что он разбойник, расстраивающий все наши планы?
— Разве вы сегодня не читали приказа? — спросил Батьяни. — Под вечер я распорядился, чтобы все солдаты были снабжены карточками с указанием фамилии. Если мы увидим таинственного солдата, то просто потребуем у него предъявления его карточки. Горе ему, если ее при нем не окажется.
— Теперь я начинаю понимать смысл вашего приказа, граф, и преклоняюсь перед вашей находчивостью.
