— Я не женат, — отрезал Всеволод, — и счастлив по-своему. Женитьба не для меня, — снизошел он все-таки до разъяснения своей позиции, — я одиночка по жизни, как это сейчас говорится.
— Я, наверное, тоже, — без особой убедительности сказала я, чем вызвала у Всеволода смешок, — что вы смеетесь?
— Вы произнесли это так печально, что сам ваш тон опровергает то, что вы сказали.
— Не знаю, я серьезно не задумывалась. Давайте вернемся к чете… Какая, кстати, у Аркадия фамилия?
— Летнев.
— Ага, — я сделала глоток кофе, — а как распределена собственность фирмы Летневых?
— А бог его знает! — красноречиво, мол, какое мне до этого дело, пожал плечами мой собеседник.
— Ну, доходы… Поровну? — решила я все-таки его разговорить.
— Не думаю, — загадочно улыбнулся Всеволод, — хотя кто его знает…
— Основная часть капитала принадлежит, наверное, Аркадию. Вы давно с ним дружите?
— Давно.
— Странно, что вы не знаете о том, чем владеет лично он, а чем — его супруга, — недоверчиво посмотрела я на Хмельницкого.
— Это вы, папарацци, народ любопытный, въедливый и кусачий, а мы, бизнесмены, привыкли заниматься собственным делом, не заглядывая под чужие кровати, — в его тоне засквозила скрытая неприязнь.
— Я не обижаюсь, — через силу улыбнулась я, — хотя не знаю, чем, кроме того, что я отношусь к числу папарацци, вызвано ваше желание ущемить меня, а то и откровенно унизить. Мне кажется, теперь вы мыслите нечисто. Вы — тоже пленник ассоциации. Все папарацци для вас — «народ кусачий», вы не способны в данном случае прийти от целого к единичному. А ведь свойства целого, как учили еще древние греки, не складываются механически из свойств единичностей, составляющих это целое.
Я говорила медленно и отчетливо. Мне даже самой понравилось размышлять вслух о чистом и нечистом мышлении.
— Если вы и не кусачая, — потеплел голос Всеволода, — то зубастая — точно.
— Это комплимент?
— Да, без сомнения, — допил коньяк Всеволод.
— Осмелюсь еще заметить, что вы, бизнесмены, не так невинны и сосредоточены на своем бизнесе, как вы хотите меня в этом убедить. Во-первых, конкуренция. Вы просто обязаны знать, чем занимаются ваши коллеги по бизнесу, иначе…
— Сдаюсь, сдаюсь, — снова шутливо поднял руки Всеволод, — но подумайте, зачем мне влезать в Аркашину фирму, если я занимаюсь оргтехникой, а он — сантехникой?
Мы дружно рассмеялись. Я, конечно, сделала это более открыто.
— Я спрашиваю вас не как потенциального или реального конкурента — откуда мне знать, может, у вас еще и магазин сантехники имеется? — а как его друга.
— Ладно, — вздохнул Всеволод, — тогда я вам скажу, что догадываюсь, откуда ветер дует. Летневым угрожали по телефону.
— Откуда вы это знаете?
— От Летневых, — со снисходительной иронией сказал Хмельницкий, — трубку они брали по очереди: то Аркаша, то Кристи.
— В вашем присутствии? — уточнила я.
— И в моем тоже.
— И кто же это? — наивно спросила я.
— Если б я знал! — негромко воскликнул Всеволод.
— Ну хоть что говорил, этот, который звонил? Это был один и тот же голос? — загорелась я.
— Я смотрю, — со скептической усмешкой произнес Всеволод, — что вам нравится игра в сыщиков…
— Считаете, что я некомпетентна? Что ж, — вздохнула я, — вы правы. Только у меня есть большое желание докопаться до истины и упрямство тысячи ослов, чтобы сделать это. Немало, правда?
Всеволод кивнул, но без особого доверия и энтузиазма.
— Вы, наверное, думаете, — продолжила я после некоторой паузы, — что в нашем жестоком и запутанном мире этого недостаточно или что это выглядит только нравственным императивом, неприложимым к этой самой жестокой реальности.
Только я так не думаю, потому что если так думать, то это будет опять нечистое мышление, — не могла отказать я себе в улыбке превосходства, — в этом случае я опять бы проецировала свое собранное из тысячи неприятных ассоциаций мнение о нашей жизни на конкретный эпизод, на временной интервал, в котором действуют конкретные люди, одни из них подсыпают другим в коньяк стрихнин, а третьи пытаются разобраться в том, что происходит, прибегая к помощи друзей пострадавших. Именно эти третьи хотят осуществить знаменитый декартовский принцип о «держании себя в естественном поле истины».
— Послушайте, — заулыбался Всеволод, — что вы делаете в журналистике? Из вас бы вышел восхитительный философ или проповедник.
— А что вы делаете в компьютерном бизнесе? — в тон ему ответила я. — Из вас получился бы отменный герой бразильского сериала о тысяче и одной соблазненной, — пошутила я.
— Бизнес помогает мне воплощать в жизнь этот психологический тип. Он дает средства, я имею в виду, материальные… — посмеивался в бородку Всеволод.
— Так что требовали от Летневых?
— Чтобы они принесли столько-то денег туда-то и тогда-то.
— И все?
— А этого мало? — наигранно возмутился Всеволод. — Так по крайней мере мне сказали сами Летневы.
— Но они приказам не подчинились… — предположила я.
— Нет. Никуда не ходили, ничего не носили. И в милицию, насколько мне известно, не обращались.
— Почему?
— Вы как певица Глафира. Знаете, у нее есть песня под таким названием? — усмехнулся Хмельницкий.
— А вы как кот Матроскин. Для него важнее всего — собственная выгода… — ответила я той же картой.
— Какую же выгоду преследую я?
— Продемонстрировать свое остроумие и то, какой вы неприступный и твердокаменный, несмотря на всю вашу вежливость и щедрость, — я показала на стол.
— Занятно… — процедил Всеволод.
— Такое ощущение, что у вас — бездна времени, что вы не бизнесмен…
— …а герой бразильского сериала, — игриво сказал Всеволод.
— Да-а, на язычок вам лучше не попадаться. Время у меня действительно есть, есть всегда, когда речь идет о моей выгоде… — многозначительно улыбнулся Всеволод.
— Но какая выгода в том, чтобы задерживать и меня, и себя? Дела-то не ждут, — удивилась я.
— Такая, что, кроме пользы денег, есть еще много различных польз.
— Например, — я старалась не показать, что раздражена подобным словесным пинг-понгом.
— Удовлетворение своих сексуальных и моральных потребностей, — продолжал изъясняться экивоками Всеволод.
— Значит, вы не из той оперы, где поют: «Мне с вами скучно, мне с вами спать хочется?» Вам, кроме остренького, еще и десерт подавай?
Всеволод утвердительно кивнул. «Бедная Маринка, — подумала я, — знала бы она, как нелегко будет раскрутить Всеволода на «райскую жизнь»!»
— Я польщена вашим вниманием, но давайте вернемся к Летневым.
