— Айда, Кастрюля, не видишь, дама не в себе, — ухмыльнулся здоровяк с длинным лицом, на котором, кажется, навсегда застыло выражение полудебильного удивления.
— Давай, давай, вали отсюда, — агрессивно и насмешливо крикнула вдогонку им Маринка.
Всеволод попытался успокоить ее, дотронувшись до рукава ее, то есть, моего ажурного жакета.
Минут через пять подъехала «Скорая». Доктор, мужчина лет сорока с бородкой на круглом румяном лице, поднял Аркадию веки и внимательно осмотрел глаза.
Рядом с нами собралась уже приличная толпа. Здесь был и охранник, и официант, который нас обслуживал, вышел и директор ресторана — коротышка с совершенно лысой головой и большим животом. Из-за его плеча выглядывал шеф-повар в громадном накрахмаленном колпаке.
— Помогите отнести его в машину, — попросил доктор, глядя на директора.
— Цыбин, — проворковал директор, уставив свой палец-сардельку на охранника, — и ты Серж, — его палец переместился на официанта, — быстро. Чего вы стоите?
— Носилки в машине, — сказал доктор, расстегивая Аркадию верхние пуговицы на сорочке и принялся щупать пульс на его запястье. — Кто звонил на станцию? — доктор посмотрел на Маринку.
— Вот она, Бойкова, — Маринка кивнула в мою сторону.
— Что с ним? — обеспокоенно спросила я.
— Похоже, что вы были правы, — доктор пожевал губами и отпустил руку Аркадия, — это стрихнин. Хорошо, что не слишком большая доза. Промоем вашего мужа — будет как новенький.
«Это не мой муж», — собиралась я опровергнуть его предположение, но в это время подоспели носилки, и Аркадия положили на них и понесли к машине.
— Ох ты, господи, — воскликнул замерший в растерянности Всеволод, — нужно же пальто его забрать!
И он кинулся следом. Народ тоже потихоньку потянулся на выход. Не все, правда, но человек десять — точно. Да и кому приятно ужинать в ресторане, где только что человек едва не отравился стрихнином?
— Господа, господа, — пытался остановить их директор, — мы обязательно во всем разберемся, вызовем милицию. Уверяю вас, ресторан не имеет к этому никакого отношения. Ну куда же вы, оставайтесь! Всем, кто останется, предлагаю скидку пятьдесят процентов, да что там пятьдесят, все семьдесят.
Он энергично жестикулировал, но его никто не слушал.
— Ну что, — удрученно сказала я Маринке, — нам тоже пора идти.
— Ага, — согласно кивнула она.
После того, как отправили Аркадия, мучимый праздным любопытством народ, собравшийся возле нашего столика, быстро рассосался. Только директор, которому так и не удалось остановить клиентов, вернулся к нам.
— Уверяю вас, — он вытаращил маленькие круглые глаза и раскинул в стороны коротенькие руки, преграждая нам путь, — наша фирма не имеет к этому никакого отношения. Пожалуйста, оставайтесь.
— Спасибо, что-то не хочется, — попыталась улыбнуться я. — В вашем заведении это первый случай?
— Да, да, да, — смешно закивал лысой головой директор, — конечно, первый и, надеюсь, последний. Это ужасно, ужасно! Такой инцидент! Теперь мы лишимся наших клиентов.
— Погодите причитать, любезный, — прервала я его, — скажите лучше, как спиртное попадает на стол клиентов?
— Пойдемте, я вам все покажу, — засуетился он, — здесь не должно быть никаких кривотолков.
И он засеменил на кухню, продолжая что-то бормотать себе под нос. Нам ничего не оставалось делать, как последовать за ним. Сами напросились.
— Пошли, — кивнула я Маринке, — хоть поглядим на святая святых французского ресторана.
Ефим Григорьевич, так звали директора «Триумфальной арки», провел нас через кухню и показал буфет, откуда официанты получают напитки. Через минуту к нам присоединился Серж и стал ходить следом. По ходу дела Серж объяснил, поглядывая в свой блокнотик, сколько коньяку он приносил на наш столик. Получилось, что после первого «полтинника» Аркадий с Владиславом заказали еще два раза по двести граммов, которые Серж и приносил им в небольших хрустальных графинчиках.
Вообще, на кухне и в буфете царила идеальная чистота. Над длинной электроплитой были установлены вытяжки. У столов трудились несколько поваров в накрахмаленных белоснежных халатах. Кухонная посуда сияла чистотой. Ничто не напоминало кухни совдеповских столовых, где на толстостенных алюминиевых кастрюлях, обычно красной или коричневой краской, были нанесены пометки, чтобы не сварить в кастрюле для первых блюд компот из сухофруктов, например.
— Ефим Григорьевич, — к нам подошел охранник, — вас там спрашивают.
— Кто еще? — директор недовольно повернул голову.
— Милиция, — таинственно произнес охранник.
— Черт, этого мне еще не хватало, — Ефим Григорьевич повернулся к нам. — Прошу меня извинить.
Он направился к выходу, мы потянулись за ним. Возле нашего столика, на котором уже была расставлена чистая посуда, стоял милиционер в расстегнутом бушлате с планшеткой в руке. В другой он держал шапку. На погонах у него тускло поблескивали три маленьких звездочки.
— Старший лейтенант Голубев, — представился милиционер. — Что у вас произошло?
— У нас здесь клиент один… — заискивающе произнес директор, — ему стало плохо. Но он уже в больнице, — поспешил добавить Ефим Григорьевич, — доктор сказал, что все будет в порядке.
— Значит, плохо стало? — выпятил губы старший лейтенант. — И отчего же?
— Не знаю, — покачав лысой головой, отчего она блеснула отраженным светом, сказал Ефим Григорьевич.
— Нам сообщили, что он отравился, — милиционер буравил директора пронзительным взглядом.
— Может быть, может быть, — робко улыбнулся Ефим Григорьевич, — пока еще ничего не ясно. Не хотите ли перекусить? За счет заведения, как говорится.
— Вообще, это дело районной санэпидстанции, — вздохнул милиционер, — пусть они и разбираются.
— Конечно, конечно, — директор расплылся в слащавой улыбке, — пойдемте со мной, вам накроют в отдельном кабинете.
Он со старшим лейтенантом вернулся на кухню, а мы с Маринкой остались стоять у столика.
— Пошли домой, — печально вздохнула Маринка, — нечего здесь теперь делать. И больше я в этот ресторан — ни ногой.
— Это твое дело, — задумчиво произнесла я, направляясь к гардеробу.
Глава 2
— Ну надо же как не везет, — ныла Маринка, пока мы шли по очищенной от мокрого снега улице, — только познакомишься с приятными людьми, так на тебе — неприятности!
Мы решили вернуться ко мне домой пешком. Правда, наши туалеты не очень подходили для подобной прогулки. Длинные и узкие платья мешали идти обычным шагом, так что наш променад превратился в подобие неуклюжего шествия.
— А тебе, я смотрю, этот Аркадий приглянулся, — хитро сощурила свои нагловатые глаза Маринка, — скажи, пожалуйста, такой неказистый, невзрачный, а что-то в нем есть. Вот что делают с человеком деньги!
— Что же? — заинтриговала меня эта вздорная Маринкина фраза.
— Ума добавляют! — засмеялась Маринка, явно недовольная моим унылым видом.
Я знала ее жизненное правило — прежде всего не давать никакому чувству увлечь себя надолго. Так, галопом — по Европам. Меня это ее качество раздражало, но иногда помогало настроиться на иной, более
