девочке, мрачно идущей рядом со своей матерью. «На!» – сказала я, раскрыв ладонь, и лицо ребенка тотчас засветилось в ответ на мою улыбку и нежданный подарок.
«А это из сказки?» – задал вопрос маленький мальчик, когда я и еще две девушки, разодетые в платья восемнадцатого века, шли через Александровский парк. Мы снимались в массовке фильма «Гардемарины, вперед», помнится, был перерыв и мы искали недорогую кофейню.
«А это из сказки?» – спросил малыш, и я, присев перед ним, честно призналась, что его догадка верна. «Да, из сказки»!
Из самой прекрасной сказки!!!
Весна прошлого года. Наверное, я бы не обратила внимания на эту девушку. Девушка как девушка: джинсы, коротенькая курточка, сумка через плечо… если бы вдруг она резко не нагнулась и не подняла с асфальта свежий лепесток тюльпана. Взглянув на находку, незнакомка посмотрела по сторонам и, заприметив скучно сидящего в песочнице малыша, наклонилась к нему. «На!» – сказала она и, лучисто улыбнувшись, зашагала прочь.
«Спасибо!»
В этот момент я узнала девушку, подарившую лепесток: свет, озаривший лицо ребенка, это был мой свет!
А еще я вспомнила бабочку. Крошечную матерчатую бабочку с прозрачными бусинками на усиках. Мне было лет пять, мы с дедушкой возвращались домой на троллейбусе. Дед, как обычно, был центром всеобщего внимания, развлекаясь на свой лад, а я почему-то вдруг разговорилась с пожилым мужчиной.
Когда дедушка сказал, что нам пора выходить, и, взяв меня на руки, вышел из троллейбуса, на моем плече вдруг оказалась эта самая бабочка.
– Она из сказки? – спросила я, потому что не видела, чтобы мой собеседник держал в руках это сокровище, да и дедушка не из тех людей, чтобы прятать подарок так долго.
– Из сказки, – авторитетно подтвердил дед. – Из самой прекрасной сказки.
Итак, я начала рассказывать, из чего состоит человек и из чего состою я сама, с целью объяснить внешнюю хаотичность вошедших в эту книгу историй. Но в том-то и дело, что можно описать каждый год человека буквально день за днем. На самом деле я не думаю, что это возможно, но представим, что это получилось бы. Так вот, если взять и описать все действия человека, все события – от самого первого до самого последнего, то в результате получится все что угодно, но только не представление о жизни самого человека. Если взять какой-нибудь отдельный класс и попросить учеников описать предыдущий школьный день, то в результате получатся весьма схожие сочинения: ведь уроки у всех были одни и те же, все они ели одинаковую еду в столовой и учительница у всех одна и та же. Отличия составят мысли и чувства детей. И если школьники в своих сочинениях возьмут за основу не расписание дня, а опишут, что они чувствовали, о чем мечтали, сидя за партой, если припомнят, какая навязчивая мелодия не давала покоя с самого утра, какого замечательного щенка удалось погладить по дороге от дома, если они расскажут, куда собрались с родителями на выходные, или припомнят, как строили планы охоты в джунглях…
Я рассказываю истории – истории, произошедшие со мной или моими близкими, истории других людей, за которых мне больно, обидно, страшно или которым я завидую, кого люблю и кого хотела бы защитить. Все эти истории – часть меня самой. И только в них я могу собрать себя, точно рассыпанные кусочки разноцветной смальты.
Моя семья
В моей семье четверо человек – бабушка, мама, дядя и я. Еще у нас есть кошка Бася.
Я часто посещаю мамины презентации и литературные вечера.
Я с мамой езжу к знаменитым художникам, поэтам, писателям.
Художников зовут: Анатолий Кудрявцев, Анастасия Нелюбина, Любовь Бурлакова.
Поэтов зовут: Александр Смир, Юрий Баладжаров, Евгений Раевский.
Писатели: Виктор Беньковский, Андрей Саломатов, О’Санчес, Андрей Дмитриевич[21].
У нас дружная семья.
Брат и вахтеры
Брат работает на продовольственном складе, расположенном в одном здании с моим бассейном.
Раз попросила его отнести домой пакет с полотенцем, тапочками и мокрым купальником. У самой дела в городе нарисовались, не с собой же таскать.
Виталий забрал вещи на склад. А надо сказать, что согласно инструкции через их проходную можно выносить все, кроме продуктов питания.
Настал вечер, брат закрыл склад и отправляется домой. На проходной его тормозят, реквизируют пакет, собирают понятых, спешно вызывают уже успевшее добраться до дому начальство.
Наконец, когда все участники импровизированного спектакля в сборе, вываливают на стол содержимое пакета и…
– Что это такое? – начальник смены беспомощно поднимает за лямку мокрый лифчик.
– Это не едят, – невозмутимо отвечает брат.
После был составлен протокол, в котором черным по белому значилось, что обнаруженный в вещах Андреева В.И. купальник не является продуктом питания. Кто бы мог подумать?!
Тридцать пятый на тридцать седьмой, или Чего не сделаешь из любви…
Из Японии я везла множество подарков родным. Полюбила шопинг. До этого терпеть не могла, а тут чуть ли не каждый день начинался с одного и того же. Шла в галерею магазинчиков и гуляла, гуляла там, разглядывая товары и представляя, что именно из них порадует моих близких.
Чашечка с заварочником и крышкой, сама вся расписана ромашками внутри и снаружи, так и хочется в ней травяные чаи распивать. Или вот легчайшие кроссовки, на ноге они не чувствуются, а стопы защищают и сносу им нет – лучший подарок для брата. Или вот это чудо-юдо – диковинная игрушка без правил. Точнее, они явно есть, но в лавочке старьевщика, где я старинный маджонг нашла, никаких описаний к нему не прилагалось. Самое то для умного человека – заново правила разработать.
А вот еще неведомые по тем временам в России чехлы для стульчаков на унитазы, пушистые, веселые, теплые. Специально для тех, кто любит подолгу читать в «мыслильне». Для наших северных условий – отличное приобретение.
Ну и по мелочи: статуэтки, амулеты, платочки, шарфики…
Кроссовки брату взяла, «выменяла» на свои любимые французские духи, мне их как раз только что подарили, вот я и уступила Айе за символические пятьдесят баксов. Духи на кроссовки. Носи, дорогой!
А когда купила, в сторонке другую пару приметила: крошечные, черные, тоже легкие и удобные, тридцать пятого размерчика – как раз для моей мамы. И опять цена неподъемная, а другого свободного парфюма-то нет. То есть духи у меня есть, конечно. Лишних нет, а контракт уже заканчивается, время поджимает.
И тут, пока я вздыхала, глядючи на хорошенькие черные кроссовки, меня окликнул знакомый. Не друг, не приятель – просто в клуб на шоу частенько заходил. Бывает, увидишь, головой махнешь, и достаточно. А тут подошел, предложил пообедать вместе, а перед этим выбрать себе подарок.
А я гляжу на хорошенькие маленькие кроссовочки и думаю, как бы они отлично смотрелись на моей маме. Он тоже кроссовки заметил. Предлагает примерить.
Ну и трудно же засовывать ногу тридцать седьмого размера в тридцать пятый. Впрочем, ладно, засунула. Мужик бумажник из кармана достал, но разуваться не позволил.
– Пошли так, тебе идет. Да и некогда уже.
– Ну пошли.
Чтоб вам всю жизнь ходить в новой обуви – проклятие такое у испанцев, кажется есть. Хорошо, что у японца хоть машина за углом стояла, а иначе привет ногам.
Ресторанчик маленький. Села, ноги кровью налились, все удовольствие от еды пропало. А тут еще мой благодетель то в боулинг играть зовет, то потанцевать…
