держала «левый» магазин пластинок… Но внезапно ей расхотелось даже думать об этом. Вот до чего дошло: ее собственный сын не признает всего, чего она добилась в жизни, чему она научилась, что она узнала, он видит в ней просто глупую старуху. Но это не может быть правдой.
Виктор поставил посуду в мойку и пошел к двери.
— Было бы хорошо, если бы ты поняла, что я тебе сказал. Доброй ночи.
И оставил ее одну. Как всегда. Она тихо сказала двери:
— Доброй ночи.
В ответ ни слова.
Господи, как ей было грустно! Она чувствовала себя униженной. И обманутой жизнью. Если бы кто- нибудь мог ее сейчас видеть — от одной этой мысли она заплакала. Человек, которого она любила больше всех на свете, для которого она все сделала, которому она готова была все отдать, — этот человек, ее сын, хочет выкинуть ее в окно… Вот тебе наука: сколько ни старайся, сколько ни желай добра, в конце концов все равно получишь только презрение и смерть. Потому что она наверняка скоро умрет. Она просто не хочет больше жить. Ничего не хочет. Пожалуй, только вина. На столе стояла еще полная бутылка. Теперь уже не важно. Даже если она напьется. Все равно это никого не волнует. Один ты приходишь в этот мир, один покидаешь его. И это называется, побывала в гостях у сына и его подружки в Париже! Чего она только не напридумывала в самолете. Совместный завтрак на Елисейских Полях, лодочная прогулка по Сене, интеллектуальные беседы, взаимопонимание, уважение, планы, дружба с Наташей… Да и пирог можно было бы испечь, почему нет, если бы все остальное получилось, как ей хочется? Если бы, например, Виктор смог ей простить… Конечно, у нее есть свои недостатки. Она слишком любит главенствовать и привыкла резать правду-матку. Но ведь ей всю жизнь приходилось бороться, а это накладывает отпечаток, становишься жесткой, Виктор должен был понять. И потом, он мог бы улыбнуться в ответ на тот или иной ее промах. Как это бывает у друзей… Но нет, что за бред — разве она считает себя жесткой? С этой девкой она была сама мягкость и обходительность. А как они сами обходятся с людьми? Она здесь всего второй вечер, а они просто оставили ее одну на кухне. На этой кухне с отваливающейся штукатуркой, в каком-то пригороде Парижа! Не будем вспоминать, что это ее сын и псевдоневестка, да ни один, пусть даже не очень близкий знакомый не стал бы так себя вести. Собственно, надо было немедленно уйти. А если поехать в город? Она ведь может позволить себе шикарный отель. То-то они удивятся. Пять звезд или шесть, или сколько их там бывает. Почему нет? Разве она этого не достойна? Или не может себе позволить? Именно так она и поступит: вызовет такси, уж с этим она как-нибудь справится, а завтра утром совершенно спокойно позвонит:
— Я хотела немного больше увидеть Париж, не хотите ли заехать пообедать у меня на балконе? Вид отсюда просто фантастический.
И, строго говоря, примерно это она и сделала.
Фрау Радек ковыляла через площадь перед Гедехтнис-кирхе. Скоро она доберется до отеля «Кемпински». Хорошо бы еще немного посидеть вон на той лавочке. Чуть-чуть отдохнуть, собраться с мыслями — ведь для разговора с Виктором ей надо как следует сосредоточиться. В самое ближайшее время начнется настоящая война, пора наконец им прекратить свою. Если только он уже не ушел. Час тому назад она звонила администратору, тогда сын был еще в номере. Конечно, Виктор удивится. Он никогда не хотел верить, какие у нее хорошие связи в музыкальном бизнесе. До сих пор. Поэтому для нее было пустячным делом выяснить, в каком отеле он остановился. Кто это к ней обращается?
— Нет, у меня нет лишней марки!
Да тут полно маргинальных типов! Так, теперь надо еще раз вспомнить все, что она собирается сказать Виктору. Во-первых, разумеется, что она очень сожалеет, да что там, сожалеет, она до сих пор просто в полном отчаянии. Ведь могло произойти что-нибудь ужасное! К счастью, пострадали только кухня и три комнаты на том же этаже. Ну и конечно, чуть было не пострадала Наташа, но кто мог подумать, что она посреди ночи решит звонить по телефону. Ну ладно, Наташа якобы была пьяна и поэтому слишком поздно заметила огонь у себя под ногами, но тогда она лежала бы в коме. Не важно, об этом она говорить не станет. Отравление угарным газом — это отравление угарным газом. И все-таки: она не сделала ничего плохого. Она просто ушла из кухни, забрала свои вещи и отправилась ловить такси. Конечно, там горели свечи, и, может, она и вправду, проходя мимо, немного толкнула стол, она ведь была в такой ярости, но она ничего не заметила, тем более запаха. А если и заметила, то не отдала себе отчет, в том смысле, что не подумала: «Пожар». Самое большее, что пришло ей в голову, это: «В воздухе пахнет бедой». Но об этом она и так все время предупреждала.
Когда фея опустилась на скамейку рядом с ней, фрау Радек как раз думала о том, что ее страховки хватило ровно на возмещение ущерба, так что с этой точки зрения…
— Добрый день. Я — фея и пришла, чтобы выполнить одно ваше желание.
— Что? — Фрау Радек невольно повернула голову.
— Я — фея и пришла…
— Фея?
Что за бред? Фрау Радек с ног до головы осмотрела существо перед собой. Одна из этих маргиналок? Правда, платье чистое, но что это? На ней нет туфель? Да и вообще из-под платья ничего не видно. Босиком, что ли? Наверно, из какой-нибудь секты. Вот только этого ей не хватало.
— Хотите меня одурачить? Я хоть и старуха, но еще не выжила из ума. И марки для вас у меня тоже нет. И вообще, видит Бог, я сейчас занята гораздо более важными проблемами.
— Нет-нет, я действительно фея, а вы действительно можете назвать одно желание. Правда, исключаются желания по следующим статьям: бессмертие, здоровье, деньги, любовь. — Фея говорила медленно и все время улыбалась. Она первый день работала феей и боялась сделать что-нибудь не так.
— Это все исключено? А что же остается?
— Все, что разрешено. Если, например, вы хотите посудомоечную машину…
— Посудомоечную машину? Вы шутите? Я двадцать восемь лет держала «левый» магазин пластинок и до того всегда работала, и знаете, что я вам скажу? Всю свою жизнь я мыла посуду руками.
— Я просто привела пример.
— Тогда вам следует лучше обдумывать свои примеры. Потому что это был не пример, а оскорбление.
Она немного разозлилась. Но это даже хорошо. Надо выпустить пар, тогда с Виктором она сможет быть сдержаннее.
— Я ведь только хотела… — попыталась исправить свою ошибку фея. Но продолжить ей не удалось.
— Во-первых, никогда нельзя чего-то
— Понимаю, — сказала фея. — Мне очень жаль. Просто пожелайте того, чего вы хотите.
— Конечно, а вы что думали? Что я пожелаю того, чего вы хотите? Вы меня смешите.
Фея предпочла промолчать. Она неподвижно парила в воздухе рядом с женщиной в толстых черных очках от солнца и надеялась, что желание этой клиентки скоро будет выполнено.
— А почему вы вообще пришли ко мне?
Фея объяснила ей систему и предположила, что в последнее время фрау Радек чего-то сильно хотела.
— Разумеется, у меня были самые разные желания. Это ведь единственное, что нам осталось.
— Ну, вот видите. А теперь одно желание будет исполнено, если вы мне его назовете.
— Ага.
Фея немного удивилась, насколько естественно, как что-то само собой разумеющееся, восприняла женщина непредвиденный подарок и даже, казалось, пришла от этого в плохое расположение духа. Но она еще почти не знала, как обычно реагируют люди. Например, сегодня утром один клиент от счастья разрыдался, а под конец пожелал лишь, чтобы его подружка три дня тому назад опоздала на самолет в
