— Ну ты же знаешь, каким иногда бывает Ронни. Да и вряд ли он ее вышвырнет…
— Вот именно, я знаю, каким он бывает, и поэтому я посоветовала Нине отказаться от отпуска, если она хочет сохранить работу.
Макс слегка покачал головой, посмотрел на стол перед собой и серьезно сказал:
— Я полагаю, ты преувеличиваешь. С Ронни можно договориться обо всем.
— Да? Тогда договорись с ним об этом.
Больше всего Максу хотелось сказать, что как раз это он и собирается сделать сегодня вечером, причем со всей настойчивостью. Но тогда, наверно, Софи завтра его спросит, чем закончился разговор, который, вполне возможно, закончится ничем, а Макс почему-то и без того всегда чувствовал себя перед Софи слабаком.
— Я сначала завтра поговорю с Ниной. Вдруг отпуск можно перенести на несколько недель. А связанные с этим расходы агентство, разумеется, возьмет на себя.
— Да уж.
— Ну, брось. Мы это уже однажды сделали, в прошлом году, с Роджером.
— Насколько я знаю, ты заплатил Роджеру деньги из собственного кармана.
Макс открыл рот и какую-то секунду выглядел именно так, как ему меньше всего хотелось выглядеть перед Софи, — абсолютным слабаком. Потом у него в голове мелькнула мысль: а как она сумела это узнать?
— …Но только заимообразно. При подсчете расходов я, естественно, вернул свои деньги.
— Естественно.
— А ты как думала?
— Я думала, что Ронни говорил правду, когда мы праздновали Рождество и он под конец вдрызг напился и смеялся над тобой: ему, дескать, совсем не надо заботиться об атмосфере в конторе, об этом позаботится малыш Макс, тот готов даже свою зарплату отдать каким-то мелким служащим, лишь бы они могли поехать на серфинг и не держали бы зла на «Гуд ризонз».
Макс стиснул зубы, выпятил губы, на лице его появилось не столько оскорбленное, сколько обескураженное выражение.
— Это неправда.
— Что неправда? Что Ронни так сказал или что ты заплатил из собственного кармана?
— Я вернул себе эти деньги.
— Ну, может, он этого не знал.
— После Рождества.
— A-а. Значит, твое положение позволяет тебе компенсировать расходы даже в следующем финансовом году?
— Совершенно верно. Кроме того, мы с Ронни знакомы так давно, что постоянно посмеиваемся друг над другом, и ни один не делает из этого проблемы.
— Хм. Особенно ты любишь посмеяться над Ронни.
— Не думаю, что ты так уж часто общаешься со мной вне работы, чтобы судить об этом.
— Да, к сожалению, нечасто.
И тут Макс не нашелся что сказать, а Софи так и стояла рядом. Он взял было свой стакан с пивом, но вовремя заметил, что тот пуст.
— Ну хорошо, — сказала наконец Софи, — приятного тебе вечера.
— Тебе тоже, — ответил Макс, — до завтра.
Когда Софи скрылась за припаркованными машинами, Макс не сразу смог убедить себя, что их разговор был всего лишь ироничной болтовней двух упрямых людей, не больше того. Потом он снова махнул рукой официанту.
Он все еще махал, но уголком глаза заметил какое-то движение. Макс повернул голову — перед ним парила фея.
— Добрый вечер. — Это прозвучало, как пожелание.
— Добрый вечер, — ответил Макс, не опуская руки, подзывающей официанта, и ожидая, что у него спросят дорогу или стрельнут сигарету. Правда, он заметил, что фигура перед ним выглядела как-то прозрачно, а ее босые ноги не касались земли, но объяснил это фасоном небесно-голубого переливающегося платья и изысканных сандалий. Наверно, она работает в каком-нибудь салоне моды. Недалеко от «Спортек» было несколько маленьких ателье.
— Я — фея, я пришла, чтобы выполнить одно ваше желание.
Макс снова обернулся к двери в надежде встретиться взглядом с официантом, который, очевидно, не замечал его поднятой руки. При этом слова феи медленно доходили до его сознания.
— Простите, что вы сказали?
— Я фея, — повторила фея. — Пришла, чтобы выполнить одно ваше желание.
Макс вначале с недоумением посмотрел на нее, потом опустил руку и сердито нахмурился. Это что, шутка? Может, рекламный трюк? Добрая фея от «Шультхайс» или «Мальборо», которая обещает сидящим в одиночестве мужчинам исполнить желание, на выбор — горный велосипед или коллекцию ножей, если они будут в течение года заказывать каждую неделю блок сигарет или два ящика пива? Или телевизионный розыгрыш? Но где камеры? А может, просто сумасшедшая?
— Слушайте, если это какая-то игра…
— Нет. Я — настоящая фея, и вы действительно можете назвать одно желание. Правда, исключаются желания по следующим статьям: бессмертие, здоровье, деньги, любовь, — отбарабанила фея свой текст.
Это была ее десятая встреча за день и, наверно, тысячная с тех пор, как шеф повысил ее и ввел в круг фей, раньше она чистила звезды. Она знала все виды изумления и недоверия, правда в несколько смягченной форме. Для того чтобы у фей оставалось достаточно времени на выполнение желаний и чтобы им не приходилось каждый раз подробно объяснять про свои способности и особенности, в их ауре было нечто, что позволяло осчастливленным лишь слегка изумляться, ужасаться, недоумевать или сомневаться. С момента ее появления большинству людей визит феи начинал казаться почти таким же нормальным, как заранее назначенная встреча с автомехаником или консультантом по налогам. Ведь и их профессиональных объяснений почти никто до конца не понимает, а некоторые способы провести автомобиль через техосмотр или укрыть какую-то часть прибыли от налогов несведущим кажутся почти волшебством. И лишь очень немногие стараются еще и разобраться в том, что, очевидно, должно принести им выгоду.
На секунду Макс замер, словно вслушиваясь в уже отзвучавшие слова феи, попытался уяснить себе их смысл, потряс головой, быстро оглянулся, как бы проверяя, не изменился ли мир вокруг него, а потом перегнулся через стол:
— Вы что, и правда парите?
— Да, как и все мы.
— Все вы? А есть несколько фей?
— О, и не сосчитать. И все равно мы едва успеваем на наши встречи с клиентами. Просто слишком много желаний.
Макс медленно кивнул, откинулся на спинку стула и, не глядя, потянулся за сигаретами.
— Вы хотите сказать, что вам надо попасть в каждое место, где люди чего-то желают?
— Строго говоря, да. Но, как я уже сказала, мы не успеваем и нередко приходим слишком поздно.
Не сводя с феи глаз, Макс прикурил сигарету. Сквозь узкое, невзрачное, немного утомленное лицо феи он видел фасады домов на противоположной стороне улицы и вывеску аптеки. У него пересохло во рту. Вообще-то он был не из тех, на кого мог произвести впечатление какой-то фокус. Правда, он старался не встречаться с цыганками, гадающими по руке, в России научился не чокаться безалкогольными напитками, а при мысли о смерти или болезни иногда стучал по дереву. Но он не верил ни в какого Бога, кроме своего собственного, и был убежден, что все на свете можно объяснить логически, если только как следует подумать. Кости выпадают так, а не иначе в зависимости от того, как их бросить, — и все тут. (Он подозревал, что сам порой бросал не очень-то удачно.)
