развитой мускулатурой юнец. Он так и сверлил нас узенькими и злыми глазенками. Этот подросток напомнил мне волчонка, не совсем еще кровожадного, но уже хищника...
Подошел Шамаев.
— Фотографировать здесь нельзя, — виновато говорит он. — Спустимся этажом ниже.
Совершаем «экскурсию» по бывшему филиалу «Лубянки», а ныне одному из логовищ «одинокого волка», как любят называть себя гвардейцы. Вообще волк — один из самых любимых образов чеченского фольклора. Волк отважен. Волк свободен. Если надо, он готов и умереть за эту свободу, молча и гордо.
Заглядываем в помещение, где располагается взвод Шама-ева. На голых матрацах, что уложены на полу, несколько человек отдыхают после ночного дежурства. В углу, у окна, пожилой чеченец совершает намаз — молится, сложив у груди ладони. В двух шагах от него несколько парней в камуфляже чистят оружие.
Знакомимся с ними. Из каких мест? Преимущественно из горных районов. Зачем приехали в Грозный? Защищать революцию и Джохара Дудаева. Почему не хотите работать в своих селениях: сеять хлеб, заниматься скотоводством? Мы не пастухи — мы воины...
Время обеденное, поэтому наш «экскурсовод» предлагает:
— Пойдемте перекусим.
В столовой две женщины-поварихи готовят еду. Нам подают жидкий суп из баранины. Чувствую чей-то колючий взгляд.
Поднимаю голову и замечаю за спинами боевиков, что обедают за соседним столиком, все того же юнца-волчонка, его злобный взгляд.
Пища в горло не лезет.
Никак пока не могу до конца понять, что же происходит в Чечне?
Дудаев, захватив власть в Чечне, конечно, понимал, что Россия не смирится с его амбициями и не позволит уйти Ичкерии в свободный дрейф, а значит — рано или поздно будет война. И к ней нужно готовиться заранее. Оружия у него для этого достаточно: кроме мотострелковой дивизии, переименованной в окружной учебный центр, в Чечне находились крупные арсеналы, предназначенные для вооружения нескольких дивизий, иначе говоря, армейской группировки, а также всевозможные базы хранения автомобильной и другой техники. Всю эту материальную часть мятежный генерал выпускать из своих рук не собирался. Как не собирался отдавать без боя и власть.
Неужели война?
Трудно, очень трудно было поверить в те дождливые ноябрьские дни 1991 года в кажущуюся бредовой мысль о войне. Но война, увы, была уже рядом.
...Утром 27 ноября 1991 года в ОУЦ, где мы располагались, приехал Дениев.
— Мужики, — заговорщицки подмигнул нам Ибрагим, — хочу вам сделать сюрприз.
Недоуменно смотрим на него — в такой обстановке уж лучше без сюрпризов.
— Я договорился с Дудаевым об интервью для «Красной звезды».
Вот это да! Ай да Ибрагим! Мы даже и не мечтали об этом.
— Так что собирайтесь, — деловито заключил он, — первый президент Чеченской Республики ждет вас.
...Битый час торчим с Юрием Пироговым у Дома правительства. Ждем приезда Дудаева. Погода хуже некуда: мелкий моросящий дождь. Мимо снуют вооруженные люди, в основном — молодежь. Старики в каракулевых папахах с зелеными повязками ведут себя степенно: неторопливо беседуют между собой. Интересно, о чем? Не раз пытался изучить чеченский язык, но не хватало терпения. Запомнилось всего два слова: «сабурды» — стой и «борз» — волк.
К зданию подкатывает несколько машин. Впереди и сзади — «Волги», в центре — «мерседес». Из них выскакивают вооруженные люди и тотчас берут под охрану иномарку. Из «мерседеса» выходит худощавый мужчина, в длинном, до пят, черном кожаном пальто и черной шляпе, и твердыми шагами направляется к входу в здание. По нервному, с тонкими чертами лицу и жесткой ниточке воинственных усов угадываю в нем Дудаева. Охрана берет его в плотное кольцо, которое быстро исчезает в дверях Дома правительства.
— Ну, что, Николай Сергеевич, пойдем? — говорит Юра Пирогов.
Первый кордон охраны нас встречает в вестибюле.
— К кому?
— К президенту, — отвечаем.
Нас, разумеется, не пропускают. К счастью, опять выручает Ибрагим Дениев. Быстро переговорив по-чеченски с охранником, он бросает нам на ходу:
— Пошли быстрее. Президент ждет.
В приемной полным-полно народу.
— Подождите меня здесь, — распоряжается Дениев и исчезает в кабинете Дудаева.
Протискиваемся поближе к дверям, за которыми исчез Ибрагим.
— Докумэнты, — преграждает нам путь здоровенный охранник, вгрызаясь в нас взглядом.
— У нас уже проверяли, — пытаюсь возразить.
— Ти мене покажи, — грубо говорит амбал, поправляя на плече автомат.
Достаем с Юрой редакционные удостоверения, отдаем охраннику. Он пристально рассматривает их. Затем подозрительно говорит:
— Ви чекисты.
— Мы журналисты, — с нескрываемой издевкой отвечаю, — идем брать интервью у президента.
Трудно представить, чем бы закончилась эта перепалка, не появись Дениев.
— Так, мужики, вперед! — поторопил он. — Президент ждет.
Охранник, пропуская нас к двери, пригрозил:
— Резких движений не делать — стреляю без предупреждения!
Проходим тамбурочек и оказываемся в просторной комнате.
Дудаев находится за столом для заседаний, узким и длинным. За спиной — телохранитель с повадками хорошо выдрессированного пса. Кажется, тело расслаблено, но глаза, зоркие и настороженные, выдают его состояние: в любую секунду он готов защитить своего хозяина. Руки на поясе, в кобурах под мышками по пистолету. Справа от президента — подполковник-запасник. В петлицах потертого кителя эмблемы связиста.
Дениев представляет нас.
— Прошу прощения, — извиняется генерал Дудаев, — мы тут с начальником Главного штаба Вооруженных Сил республики подполковником Мержуевым корректируем проект закона «Об обороне». С интервью придется немного подождать.
Ждать так ждать.
Украдкой посматриваю на Дудаева. Президент, словно комдив перед боем, предельно собран. Да, по-видимому, война неизбежна, если Дудаев с первых дней своего правления принимает такие законы.
Вот ведь как жизнь складывается. В последнее время лидерами национальных движений в республиках Северного Кавказа все чаще становятся люди военные, в основном — генералы. Процесс этот, с одной стороны, вполне понятен. Военные, тем более генералы, на Кавказе среди земляков пользуются уважением. Но с другой — не всякий военный человек способен стать талантливым политиком. Политика — это полутона, компромиссы и балансирование на грани возможного и невозможного. В армии же, где взаимоотношения регламентированы уставами и приказами, только два «тона»: либо выполняешь приказ, либо идешь под суд. Третьего не дано...
Наконец Дудаев отпускает Мержуева. Сам на минутку выходит в комнату отдыха.
— Ну, что? — шепчет Пирогов. — Мне надо делать снимок.
— Не спеши, — говорю, — еще не время.
Телохранитель настороженно следит за каждым нашим движением. В кабинет, словно ему на подмогу, входит амбал-охранник. Ствол его АКСа опущен. Пока ждем Дудаева, он прохаживается за спиной.
