Почти одновременно с Зубовым-отцом в Петербурге появились его жена и дочери. Все Зубовы были представлены императрице. Особое расположение и сердечность она оказала самому младшему из братьев — семнадцатилетнему Валериану, юноше не только красивому, но и обладающему многими иными достоинствами: смелостью, открытостью, веселостью, в котором детская непосредственность соседствовала с живым умом и настойчивым стремлением быть во всем первым и непременно добиваться успеха.
Платону Зубову не понравилось внимание императрицы к младшему брату, и, опасаясь успеха Валериана, он добился отправки его в действующую армию к Потемкину.
Когда юный подполковник появился в Яссах, в ставке Светлейшего, тот уже доподлинно знал обо всем, случившемся в Петербурге Ситуация не волновала Потемкина, ибо он был уверен, что зажегшаяся звездочка нового любимца императрицы не сможет соперничать по своему свету и блеску с его немеркнущей звездой. Он уже привык к тому, что не является единственным фаворитом императрицы, но был уверен, что никто не сравнится с ним ни по силе влияния на Екатерину, ни по реальным плодам деятельности на благо России.
Где были ныне Завадский, Зорич, Корсаков, Ермолов, Мамонов, пытавшиеся соперничать с Великим Циклопом?
Потому и не ждал никто, как и сам Потемкин, что юный флигель-адъютант, проведший всего несколько ночей с престарелой императрицей, сможет вытеснить из ее сердца венчанного мужа и соправителя.
Приезд Валериана Зубова не заставил Потемкина изменить свое отношение к происшедшему, и он ничуть не опасался, что брат фаворита, находясь рядом, в его ставке, сможет повредить ему во мнении императрицы, оказываясь вольным или невольным свидетелем отнюдь не безобидных утех в покоях ясского дворца.
И хотя из Петербурга приходили все новые доказательства чрезмерного влияния Зубова на императрицу, Потемкин не торопился в столицу.
Новелла 13
Тысяча и одна ночь князя Тавриды
Во многом виной опалы Потемкина был новый его роман с женой двоюродного брата, двадцатишестилетней красавицей Прасковьей Андреевной Потемкиной, урожденной Закревской.
Сохранились письма Потемкина Прасковье Андреевне, написанные на цветных листах почтовой бумаги с золотым обрезом. Вот два из них:
«Жизнь моя, душа общая со мною! Как мне изъяснить словами мою к тебе любовь, когда меня влечет непонятная к тебе сила… Нет минуты, чтобы ты, моя небесная красота, выходила у меня из мысли; сердце мое чувствует, как ты в нем присутствуешь. Приезжай же, сударушка, поранее, о, мой друг, утеха моя и сокровище бесценное ты; ты — дар Божий для меня. Целую от души ручки и ножки твои прекрасные, моя радость!
Моя любовь не безумною пылкостью означается, как бы — буйное пьянство, но исполнена непрерывным нежнейшим чувствованием. Из твоих прелестей неописанных состоит мой экстазис, в котором я вижу тебя живо перед собой».
Прасковья Андреевна конечно же поверила князю. И как было не поверить, получая такие письма и иные подтверждения любви, но тут же была обманута.
Весь 1789 год был переполнен амурными утехами и беспрерывными победами князя Таврического над прелестнейшими дамами России, Польши, Молдавии, актрисами из разных европейских стран, приезжавшими в ставку Светлейшего в Яссы часто не без определенного умысла.
Потемкин занимал в Яссах самый большой и роскошный дворец князей Кантакузинов — знатнейшего рода в Молдавии и Валахии. Здесь трижды в неделю происходили роскошнейшие балы и празднества. Весной 1789 года армия Румянцева была передана князю Н. В. Репнину, а затем слита с армией Потемкина. Разумеется, главнокомандующим был назначен Потемкин. Он поставил своей целью овладеть Бендерами и почти все войска, не торопясь, двинул к стенам этой крепости.
Крепость сдалась, как только русские войска окружили ее. В Петербург Потемкиным был послан брат фаворита Валериан Зубов с радостным извещением о победе.
Четырнадцатого ноября 1789 года он примчался в столицу, и Екатерина пожаловала гонца чином полковника и званием флигель-адъютанта. Сверх того было подарено ему 10 000 рублей, золотая табакерка с вензелем и перстень с алмазом. 29 марта 1790 года Валериан с рекомендательным письмом императрицы к главнокомандующему уехал из Петербурга и в середине апреля попал в привычную обстановку.
И дворец был тот же, и люди те же, только «предмет» страсти Григория Александровича в очередной раз переменился. Теперь это была двадцатитрехлетняя гречанка совершенно сказочной красоты, смотреть на которую собирались толпы народа и в Варшаве, и в Париже. Это была знаменитая София Витт, жена польского генерала Иосифа Витта, впоследствии графиня Потоцкая-Щенсны.
София, в девичестве Клявона, родилась в Константинополе, где была не то прачкой, не то невольницей. Ее купил польский посол в Турции Боскап Ляскоронский и перепродал Витту, бывшему тогда майором.
А. М. Тургенев писал о мадам Витт, что Потемкин «куртизанил с племянницами своими и урожденною гречанкою, бывшею прачкою в Константинополе, потом польской службы генерала Витта женою, потом купленною у Витта в жены себе графом Потоцким и, наконец, видевшею у ног своих обожателями своими: императора Иосифа, короля прусского, наследника Фредерика II, Вержена — первого министра во Франции в царствование короля-кузнеца Людовика XVI, шведского короля Густава; будучи в преклонных летах, графиня София Потоцкая была предметом даже Александра Павловича»
Историк-профессор А. Г. Брикнер утверждал, что в начале 90-х годов у нее от Потемкина родилась дочь.
После мадам Витт настала очередь не менее очаровательной, но еще более молодой княжны Долгоруковой.
В день ее именин Потемкин, устроив праздник, посадил княжну рядом с собой и велел подать к десерту хрустальные чаши, наполненные бриллиантами. Из этих чаш каждая дама могла зачерпнуть для себя ложку бриллиантов. Когда именинница удивилась такой роскоши, Потемкин ответил ей: «Ведь я праздную ваши именины, чему же вы удивляетесь?»
Когда оказалось, что у княжны нет подходящих бальных туфелек, которые она обычно выписывала из Парижа, Потемкин послал нарочного во Францию, и тот, загоняя лошадей, скакал дни и ночи и все-таки доставил башмачки в срок. (Дело было в том, что туфельки княжны уже вышли из моды, а ей нужны были моднейшие.)
В те вечера, когда балов у Потемкина не было, в интимных покоях Светлейшего появлялись все новые соискательницы его ласк и бриллиантов.
Пресытившись любовью, пирами, лестью и легкими победами, он сделался раздражительным сверх всякой меры, пребывал в беспрерывной меланхолии и ни в чем не находил покоя, пока наконец не уехал в Петербург.
Он приехал в столицу 28 февраля 1791 года.
В Петербурге Потемкин был встречен с прежними почестями и поселился в Зимнем дворце. Екатерина II подарила ему фельдмаршальский мундир, украшенный алмазами и драгоценными камнями стоимостью в 200 000 рублей и Таврический дворец, уже однажды принадлежавший ему, но проданный им в казну.
Мешая хандру и меланхолию с деятельным участием в отделке дворца Потемкин задумал учинить праздник, который затмил бы все его собственные прежние пиры.
Десятки художников и декораторов работали в залах, готовя нечто дотоле не виданное. Множество молодых кавалеров и дам являлись во дворец на репетиции задуманных князем живых картин. На площади перед дворцом построили качели и карусели, рядами расположили лавки, забитые разными вещами —
