делать мне торт на день рождения. Я сильно-сильно обиделась, обсыпала невидимковой пылью гомункулуса и показала ему твою кухню.
— Кого? — ужаснулись жители крыши.
— Волшебного уродца гомункулуса, который сбежал от своих хозяев и потерялся. Он ненасытен и всегда хочет есть. Я не думала, что гомункулус лоооопнет! — сказала феечка и заплакала.
— Прости, — вышел из толпы принц. — Это я подсунул яблоко тебе в шкаф. Ты сказала моей невесте, что с её зубами вообще нельзя есть сладкое, она рассердилась и я вместе с ней.
— Это я подбросила банановую кожуру, — вылезла из толпы большая крыса. — Потому что ты жадничаешь и лучше выкинешь крошки от пирога, чем отдашь их бедным крысам.
— Мы сейчас все исправим! — хором загомонили жители крыши и бросились наводить порядок на кухне, отмывать посуду и отчищать полы.
Под шумок феечка убежала к себе домой, закрылась там и долго плакала. Ей было страшно обидно — она так старалась для жителей крыши, работала, не покладая ручек, а они, они!!! Неблагодарные! Скверные! Злые!!!
Злые? Феечка удивилась собственным мыслям — нахулиганить, нашкодить может любая крыса или принц. Феечки тоже не ангелы, но злых среди них не бывает. Откуда взялась эта гадость на крыше? Феечка думала, думала, думала — и вдруг схватилась за голову. Это она подмешивала в тесто свои обиды, сдабривала крем сердитыми мыслями, подсаливала сахар слезами зависти. Это она почем зря злила феечек и принцев, захочу, мол — и сделаю вкусненькое, а не захочу, так делайте сами! Это она не любила никого кроме сковородок с кастрюлями, и даже своим помощникам забывала сказать спасибо.
Пристыженная феечка сперва захотела собрать свои вещи и навсегда убежать с крыши, но потом поняла — это нечестно. Она сбежит, а вся пакость останется. Нет, так тоже не пойдет.
Когда Большая Приборка на кухне закончилась, феечка нарядилась в лучшее платье, улыбнулась и просто так приготовила для всей крыши большущий торт, пестрый как радуга. На другой день собрала феечек и рассказала им, как готовить волшебное печенье с предсказаниями. На третий — подарила мышам с воробьишками по шоколадной монете и отпустила отдохнуть на каникулы.
Если вдруг поутру вместе с ней просыпалось скверное настроение, феечка делала улыбательную гимнастику, принимала солнечную ванну и только потом шла готовить. Она стала давать уроки кулинарии, и заказов у неё вскорости стало меньше, зато свободного времени больше. Феечка замочной скважины начала появляться на балах — не только послушать, что говорят о её тортах и пирожных, но и потанцевать, посмеяться и обменяться разными новостями. Её стали приглашать в гости и на вечеринки, впервые за много лет принц посвятил ей стихи. Другие феечки исподволь стали щеголять кто клетчатой юбкой, кто полосатыми чулками — им понравилось. Одна молодая крыса даже покрасилась в рыжий цвет. А пирожные и торты на крыше стали ещё вкуснее.
Все кончилось хорошо и для феечки и для её соседей и для всех, кроме гомункулуса. Но бедняга сам виноват — нечего было жадничать!
Двадцатая сказка
Феечка чёрной лестницы была такой же милашкой, как и все остальные феечки, умела работать не покладая рук, прекрасно пела, весьма неплохо варила суп претаньер и готовила дивный шербет, присыпанный звездной пылью. И характер у феечки был хороший, ни ссор, ни обид. Она замечательно слушала собеседника, положив острый подбородок на ладошки и хлопая ресницами в такт. Вот только с должностью не повезло. Наша феечка считала, что черная лестница — работа не для ветреных созданий в кружевных платьицах. Поэтому, колдуя себе наряды, непременно отмечала «цвет — траурный». На балах она подпирала стенку с независимым видом, окидывая желающих её пригласить столь ледяными взорами, что паркет замерзал, а танцующие скользили и падали. По вечерам сидела в своём маленьком грустном садике и методично считала пролетающих комаров. Даже низменную страсть к сладостям наша феечка преобразила — в кондитерской лавочке бывшей куклы Ариши она заказывала конфеты с самыми мрачными названиями. «Южная ночь», «Чёрный бархат», «Кара-кум» (библиотечная крыса говорила что «кара» значит что-то темное и таинственное).
Одним хмурым, дождливым, промозглым, словом совершенно замечательным для нашей феечки утром, она обнаружила, что к завтраку в домике не осталось ничего сладкого. Что поделать? Феечка раскрыла черный-черный зонтик и, крепко придерживая его над головой, полетела за лакомствами. Вот только в лавочке вместо сластей её ожидало разочарование. Все грустные конфеты скупили феечки с соседней крыши, чтобы отметить свадьбу их самого красивого принца. Ничегошеньки не осталось! Внимательный осмотр полок, увы, не помог — в коробках, склянках и ящичках красовались только веселые лакомства. Феечка тихонько отчаялась, решив, что обойдется домашним шербетом. Но чутьё все же не подвело её — на дальней полке вдруг нашлась пыльная банка, полная карамелек, с заманчивой этикеткой «Мрия». Правда фантики на конфетах оказались противно розовыми, но от названия по душе растекалась знакомая сладостная хандра. Бывшая кукла Ариша не успела вмешаться — феечка проворно развернула бумажку и сунула карамельку в рот. Вкус ей не понравился — искристо-кисловатый, чересчур бодрый.
Благодарить хозяйку за такое угощение не хотелось, но вежливость обязывала. Феечка присела в глубочайшем реверансе, расправила крылышки… и вдруг увидела себя в зеркале. Подол траурного платья стремительно розовел, чёрные ноготки стали золотистыми, а по зонтику затанцевали крохотные серебристые бабочки. На щеках у нашей феечки появились милые ямочки, поджатые губы сложились в улыбку.
— Меня отравили! — пискнула феечка и попробовала упасть в обморок, но бывшая кукла поддержала её.
— Простите, милочка, вы жестоко ошиблись. «Мрия» на одном заграничном языке значит «мечта». Вы стали мечтательницей, дорогуша, и это не лечится.
Ариша тоненько захихикала. Наша феечка попробовала было расплакаться, но вместо этого звонко расхохоталась — как будто на хрустальную крышу бросили горсть золотых бубенчиков. Какой-то захожий принц захлопал в ладоши:
— Я влюблен в этот дивный смех! Влюблен навеки!
Очарованный юноша немедля упал на одно колено и начал делать предложение, но бывшая кукла ухватила его за камзол и успела оттащить в кладовую, прежде чем феечка достала из складок платьица волшебную палочку. Ариша знала, на что способны разгневанные красотки.
Наша феечка полетела домой, горько смеясь. Следом порхали белые мотыльки, выписывали пируэты воробьи и синички, скакала по облакам стайка солнечных зайчиков. Крысы высовывали мордочки из щелей и восхищенно ахали, феечки хлопали в ладоши:
— Новенькая! Ах, новенькая!
Громко хлопнув дверью, феечка закрылась в комнате, немедля сколдовала себе траурное платье, туго заплела в косу вдруг закудрявившиеся волосы и отправилась драить лестницу — лучшим средством от проблем она почитала работу. Мелькала швабра, с шумным плеском опускалась в ведро тряпка, поскрипывали под суконкой перила. Дойдя до первой ступеньки первого этажа, феечка оглянулась, чтобы полюбоваться плодами трудов — и звонко расхохоталась. Тусклый камень ступенек сверкал как паркет в рождественской бальной зале, перила стали резными и полированными, голые лампочки обратились в светильники из лунного камня, а на обшарпанных стенах сами собой нарисовались живые картины — рыбки в аквариумах, птичьи деревца и садики маленьких единорогов. Лестницу теперь можно было назвать какой угодно, но не черной. «Парадная покраснела бы от зависти» подумала феечка и быстро-быстро улетела к себе. Она с ногами залезла в уютную кроватку, плотно задернула полог и стала думать — обретенная мечтательность её совсем не радовала, свита из мотыльков раздражала, а траурное платье уже немножко порозовело на воротнике и манжетах. По законам волшебства похорошение ожидало и грустный садик и тихий печальный дом и даже черный-пречерный флюгер, который вертелся только от холодного и противного ветра. Наверное, горю можно было помочь слезами, но плакать не получалось. Как же быть?