мусульманину один раз в сезон. Потом Дхул Хаджах принес Айд эль-Кебир, Большой Праздник, затем был Новый год, Мохаррам и Йаум эль-Аашур! Не удивительно, что в месяце Сафар, когда Дика внезапно и срочно вызвали к Исмаилу, он уже почти полностью освоился с жизнью в столице и думал о себе как о мавре, забывая, а если и вспоминая, то весьма туманно — зеленые леса и пологие холмы Вирджинии. С тех пор, как он видел их в последний раз, прошло уже восемь лет.
— Ты посылал за мной, йа сидна? — спросил он.
— Да, йа Хасан! Не терпится в дело? Возможно, я уважу тебя.
— Так где же дело для моих молодцов?
— Это дело для тебя, Хасан, — серьезно сказал Мулаи Исмаил. — И на сей раз, осмелюсь предположить, оно стоит всего твоего мужества. Тебе знакомы Тафилелт и Сидиджил-масса, долина Дра и Блед эль-Джерид за ней?
Дик нахмурился и покачал головой.
— Я не бывал там, хотя, конечно, слышал эти названия. В той части страны я был не дальше земель Аит Юсси, в верховьях Мулувийа.
Исмаил нетерпеливо замотал головой.
— Неважно! Йа Аллах! Знаешь ли ты, что в прежние времена это был самый беспокойный угол моего государства? Когда я впервые пришел к власти, мне доводилось не раз ходить туда с огромной армией, чтобы усмирять их. Похвастаюсь, я сделал это хорошо — уже пятьдесят лет там не было ни одного мятежа, хотя отлично известно, что земли эти служат прибежищем и тихой гаванью для всех мятежников и недовольных, которые уж никак не желают мне добра. И я радовался, что краем неплохо управляют, поскольку каид Зиз, мой халиф, которого я туда отправил, всегда регулярно присылал мне дань.
— А теперь?
— Ты всегда очень скор на то, чтобы ринуться вперед и уничтожить зло, йа Хасан. Вот почему я выбрал тебя. Когда приходит известие о том, что бьет «Молния», у нас всегда есть преимущество — страх! Несколько лет назад — в тот самый год, когда ты стал служить мне — ходили слухи, что в тех местах беспокойно. Поступление дани сократилось, сообщения каида Зиза становились все более и более тревожными, а в этом году нет ни дани, ни сообщений, и мои агенты доносят, что каид сидит как пленник в своей касбе, в М'Дахра, а племена собираются в Тафилелте. Мы не знаем, кто подстрекает их к восстанию, кроме того, что это худой мужчина, закутанный с головы до пят. Как ты понимаешь, йа Хасан, бунт надо задушить в зародыше, раздавить этих собак прежде, чем у них появится возможность выступить против нас.
— Я твой слуга, Мулаи Исмаил!
— Возьми свой полк — он станет острием копья. — Мулаи Исмаил улыбнулся. — Но ты должен взять под свою команду и много других войск — столько, сколько тебе понадобится, вплоть до сотни тысяч. Я не сомневаюсь, что ты сможешь скрутить им голову раньше, чем начнется мятеж! Таковы мои приказания. Я все сказал!
Дик поклонился почти до пола, как подобало.
— Будет исполнено, Мулаи Исмаил!
Ему казалось, что он что-то слышал о тех краях, и совсем недавно, но воспоминание ускользало, даже когда он вечером позвал Клюни Гленгарри и рыжебородого Майка Маллигана к себе в дом, на ужин и на совет. Дик доверял им и обо всем рассказал. Но забытое подсказал ему Лерон Сол, который распоряжался рабами, прислуживавшими им.
— Можно мне отправиться с вами? — спросил он.
Дик удивился, потому что Сол был вовсе не вояка.
— Ты, Лерон? Какого черта?
— Мне нужно уладить один старый должок. — Лерон был очень серьезен. — Ты не догадался, как зовут этого закутанного главаря?
— Главаря? — Дик нахмурился. — Нет.
И вдруг его озарило! Он вспомнил, как люди, которых он послал в погоню за Зайданом, вернулись и доложили, что хитрый черт ускользнул от них через горы и пошел в сторону Блед эль-Джерида и Тафилелта. Казалось, что за горами Атласа пески пустыни разверзлись и поглотили его. Но теперь, поразмыслив, Дик понял, что назревавший мятеж, похоже, был спланирован именно Зайданом.
— Боже! Ты прав, Лерон! Это он! Но ты послужишь нам лучше, если будешь держать ухо востро здесь и сообщать мне обо всем, что услышишь. Помни, что у меня к Зайдану свой счет, и если мне удастся поймать его, можешь быть уверен; твоя месть будет идти рука об руку с моей!
Это была утомительная и не совсем успешная кампания. Она продолжалась почти два года, и оказалась с одной стороны удачной, но с другой — кончилась провалом. Верный своей тактике, Дик двигался впереди с относительно небольшой группой двенадцать тысяч всадников, а основная пятидесятитысячная армия следовала сзади. Это было рискованно, но он знал, что может положиться на своих командиров. Добравшись до М'Дагра, Дик оставил большую часть всадников среди холмов, а сам двинулся вперед только со своими воинами в коричневых джеллаба и грязных тюрбанах — полк должен был разбиться на мелкие группы и просочиться в селение по два, три, четыре человека. Оказавшись на месте, они атаковали касбу, распахнули ворота, и кавалерия, ожидавшая в холмах, ринулась вниз и захватила ее одним ударом. Каид Хих был освобожден, а кольцо шатров вокруг селения — вроде бы принадлежавших мирным скотоводам — исчезло в первую же ночь после падения города. Дик прекрасно понимал, что теперь Тафилелт будет предупрежден об их приходе, однако дожидался подхода основных сил и не двигался дальше.
Основные силы подтягивались из М'Дагры, усиленные еще двадцатью тысячами сторонников каида Зиза, которые собрались под знамена султана, как только их предводитель был освобожден. Подвоз провизии и воды был прекращен, все пути к проникновению в город или бегству перекрыты. Но Тафилелт держался отчаянно долго. Когда он, наконец, пал, и Дик и его воины вошли внутрь, они обнаружили полное запустение; в городе свирепствовали голод и болезни, собиравшие свою ужасную дань под горячим ветром, среди поникших пальм в пределах городских стен. Защитников осталось ничтожно мало.
Озадаченный, Дик понял, что здесь, судя по всему, никогда не было сотен тысяч воинов, а тем более теперь. Захватив касбу, он приказал привести для допроса каидов и кади. Они всячески уклонялись и изворачивались, но все-таки признали, что их подстрекал некий Махди, закутанный с головой. Однако ни один из них никогда не видел его лица. Когда пришло первое известие о том, что эль-Барк и его дикие отряды выступили против них, Закутанный, с горсткой своих приближенных, ускакал — по его словам, в пустыню, чтобы поднять на бунт жителей песков, число которых бесконечно. Он призвал жителей Тафилелта держаться из последних сил, чтобы задержать погоню, и пообещал, что нападет на осаждающих с тыла — с огромной армией, которая только и ждет его прибытия, чтобы сняться с места и следовать за ним. Но больше Закутанного не видели.
Дик догадывался, что произошло, и нещадно ругал себя. Но предстояло еще кое-что сделать. Он приказал заковать в цепи и отослать к султану каидов Тафилелта, окружающих деревень и касб, всех кади и их семьи. Однако, поскольку сам он не глядел на женщину уже больше года, и теперь точно знал, чего от него ожидают дома, Дик лично посетил гарем каида Тафилелта и отобрал для себя трех красивых турецких рабынь и дочку самого каида — задумчивое и гордое дитя с огромными глазами по имени Зобейда.
По правилам мусульманской войны Дик не обязан был жениться на ней, но, восхищаясь характером девушки, сделал это, и она охотно пришла на его ложе и дала своему повелителю все, чего ему недоставало во время осады. Он устроил главную квартиру в Тафилелте, обитая в касбе со своим новым домом, возглавляя стремительные набеги и походы в окрестности до тех пор, пока через несколько месяцев полностью не покорил страну. Затем он вернул бразды правления каиду Хиху и возвратился в Мекнес, где, устроив Зобейду и турчанок в своем гареме, отправился с докладом к султану.
Мулаи Исмаил, ставший еще более шарообразным, встретил его радостно.
— Хасан! Ты вернулся! С меньшим числом людей, чем понадобилось бы мне, ты подавил мятеж и усмирил для меня такую беспокойную страну!
— Благодарю тебя, йа сидна! — Дик низко поклонился. — Твои слова добры. Однако я не поймал Закутанного.
Исмаил засмеялся.
