Сказывается эффект кодировок. Он подбирает ключ за ключом, пока один наконец не входит в скважину. С легким щелчком замок открывается. Партридж поднимает стеклянную панель.
— Что ты делаешь? — неожиданно раздается голос Лиды.
Партридж оборачивается и видит ее силуэт.
— Ничего.
Лида включает свет.
— Мне нужно это знать?
— Сомневаюсь.
Лида оглядывается на дверь.
— Я отвернусь и буду считать до двадцати. — Она смотрит ему прямо в глаза, как будто пытается что-то сообщить, в чем-то признаться. Партриджу внезапно тоже хочется все ей рассказать. Лида очень красива в эту минуту — платье плотно облегает ее стройную фигуру, глаза блестят, губы горят. Партридж доверяет ей, и сам не может понять почему. Он кивает, она отворачивается и начинает считать.
Изнутри витрина покрыта бархатом. Он вытаскивает нож с деревянной ручкой, лезвие которого оказывается немного тупее, чем нужно. Партридж засовывает нож за пояс, под пиджак.
— Пойдем, — говорит он Лиде. Она смотрит на него, как будто хочет что-то спросить. Но не спрашивает, а просто выключает свет. Партридж возвращает ей ключи. — Давай делать то же, что и все нормальные люди. Чтобы никто ничего не заподозрил.
Она кивает, соглашаясь.
Партридж берет ее руку в свою. Так делают нормальные люди, они держатся за руки. Вернувшись в украшенный зал, Партридж ощущает себя изменившимся. Он сделал это. Он сбежит. Осталось недолго. Скоро вся его жизнь переменится. Они с Лидой проходят в центр танцпола, где под звездами из фольги кружатся пары. Она обвивает руками его шею, а он обнимает ее за талию.
Партридж ощущает гладкий шелк ее платья.
Он наклоняет голову, чтобы быть ближе к ней.
Ее волосы пахнут медом, а от кожи исходит тепло — видимо, она покраснела.
Когда песня подходит к концу, Партридж начинает было отстраняться, но останавливается, оказавшись лицом к лицу с Лидой. Поднявшись на цыпочки, она целует его.
Какие мягкие губы. Она пахнет цветами.
Партридж целует ее в ответ, прижав к себе. Внезапно, будто вспомнив, что находится в комнате, полной людей, она отстраняется и оглядывается. Глассингс ест торт. Мисс Перл, мучаясь от безделья, стоит у двери.
— Поздно уже, — говорит Лида.
— Давай еще одну песню.
Она кивает.
На этот раз Партридж кладет ее руки себе на плечи и прижимается щекой к ее щеке. Он закрывает глаза, потому что хочет запомнить не то, что видит, а только то, что чувствует.
ПРЕССИЯ
ПОДАРКИ
Наутро своего шестнадцатого дня рождения Прессия пробуждается ото сна в шкафу. В голове звучит голос Брэдвела: «Тебе уже есть шестнадцать?» И вот этот день наступил. Пальцы все еще помнят выпуклый шрифт, каким было написано ее имя в официальном списке УСР.
Прессия могла бы просидеть в темном шкафу целый день. Она могла бы зажмуриться и представить, что она частичка пепла, кружащаяся высоко в небе и оттуда, сверху, наблюдающая за девочкой, сидящей в шкафу. От этих мыслей ее отвлекает хриплый кашель дедушки, и ей приходится вернуться с небес на землю, вновь обретая тело, зажатое в деревянный ящик, со стиснутыми плечами и кистью руки, слившейся с головой куклы, которую она прижимает к щеке.
Сегодня ее день рождения. Больше нельзя ходить вокруг да около.
Прессия вылезает из шкафа. Дед сидит за столом.
— С добрым утром!
Перед ним лежат два свертка. На одном из них прикреплен бумажный квадрат, увенчанный измазанным пеплом желтым колокольчиком. Другой подарок свернут в трубочку и скручен тканевой веревкой, завязанной бантом.
Прессия подходит к клетке Фридла и просовывает пальцы сквозь решетку. Цикада машет металлическими крылышками, звякая о прутья клетки.
— Не нужно было никаких подарков.
— Конечно, нужно, — возражает дед.
Зачем ей подарки?
— Мне ничего не нужно, — повторяет она.
— Прессия, — шепчет дед, — мы должны отмечать то, что все еще можем.
— Только не это, — говорит Прессия, — не этот день рождения.
— Этот подарок от меня, — сказал дед, указав на холмик, увенчанный цветком, — а второй я нашел утром под дверью.
— Что?
Любой желающий мог легко узнать про день ее рождения. Список УСР, в котором значится дата, развешан по всему городу. Но у Прессии не так много друзей. Когда выжившим исполняется шестнадцать, дружба обычно заканчивается. В этот момент каждый понимает, что теперь он сам за себя. Незадолго до побега Горса и его сестры Фандра отдалилась от Прессии, чтобы расставание не было таким болезненным. Тогда Прессия этого не понимала, но сейчас все встало на свои места.
Дед разворачивает подарок, и становится видна надпись на обертке. Прессия подходит к столу и садится напротив дедушки. На подарке написано: «Тебе, Прессия». И дальше подпись: «БРЭДВЕЛ».
— Брэдвел? — спрашивает дед. — Я знаю его, я когда-то его зашивал. Вы что, знакомы с ним?
— Нет, — отвечает Прессия, гадая, с чего вдруг Брэдвел решил поздравить ее. Он же думает, что она всего лишь любительница прошлого, которая мечтает вернуть Прежние Времена и даже не имеет ничего против Купола. А что в этом такого? Разве это не то, что любой нормальный человек должен хотеть. Прессия чувствует странную злость, заполняющую ее до краев. Она представляет лицо Брэдвела, оба его шрама, ожог, и то, как его глаза наполняются слезами, и затем как он щурится и снова становится жестким.
Она решает не открывать его подарок и вместо этого кладет перед собой подарок дедушки.
Дед торжественно произносит:
— Я хотел, чтобы это было что-то красивое. Ты заслуживаешь чего-то красивого.
— Не стоило, — тихо отвечает она.
— Давай, открывай.
Прессия склоняется над столом и берет подарок, немного тушуясь. Ей нравится получать подарки, даже когда это смущает ее. В свертке лежит пара туфель, сделанных из дерева и обтянутых кожей.
— Это сабо, — поясняет дед, — их придумали в Дании, как и ветряные мельницы.
— Я думала, что мельницы для зерна, — говорит Прессия, — или для бумаги. Но неужели были мельницы и для ветра?
— Да, в форме маяков, — отвечает дед. Он рассказывал про маяки, ведь он вырос рядом с морем. — Но вместо огней на верхушке, у них были лопасти, чтобы превращать ветер в энергию.
Кому понадобилось молоть ветер, думает Прессия. И еще эти сабо. Это ж надо было так обувь
