Тот медлит.
— Все в порядке. Брэдвел на нашей стороне.
Но так ли это на самом деле? Прессия сама сомневается. Сказав это, она надеется, что убедит в этом и самого Брэдвела. Партридж отбрасывает капюшон и разматывает шарф. Брэдвел видит его лицо, которое хотя и перепачкано грязью, но не имеет шрамов и отметин.
— Руки, — приказывает Брэдвел.
— У меня нет оружия, — отвечает Партридж, — только старинный нож.
— Я не об этом, — говорит Брэдвел. Лицо его спокойно, за исключением глаз. Они смотрят на Партриджа пронзающе, как будто Брэдвел целится в него из ружья. — Я просто хочу увидеть твои руки.
Партридж закатывает рукава, и Прессия видит еще более совершенную кожу. Есть в этом что-то тревожное. Прессия не знает почему, но она чувствует что-то вроде отвращения. Ревность это или ненависть? Презирает ли она Партриджа из-за его кожи? А ведь она действительно прекрасная, белая и чистая, как молоко.
Брэдвел кивает на ноги Партриджа. Чистый наклоняется и закатывает сначала одну штанину, а затем другую. Брэдвел вскакивает и скрещивает руки на груди. Он потирает ожог на шее и, взволнованный, начинает ходить кругами по хранилищу, уклоняясь от крюков с висящими на них гибридными существами. Затем он смотрит на Прессию:
— Ты привела ко мне Чистого?
Прессия кивает.
— Я знал, что у тебя другое мнение, но…
— Я думала, ты все понял про меня.
— Я так думал, но затем ты меня отчитала.
— Я тебя не отчитывала.
— Нет, отчитывала.
— Нет, я этого не делала! Я просто была не согласна с тем, как ты меня охарактеризовал. Я и сказала тебе. Ты каждый раз так думаешь, когда кто-то поправляет тебя? Что тебя отчитывают?
— Нет. Дело в том…
— А затем ты даришь им подарок со смыслом на день рождения, чтобы просто напомнить им, что именно ты о них думаешь?
— Я думал, тебе понравились вырезки. Я хотел сделать тебе приятное.
Она замолкает на секунду.
— Ой. Спасибо…
— Ты уже благодарила меня, но, полагаю, это было не столь искренне.
— Может быть, только немного не искрен…
— Эй, простите! — прерывает их Партридж.
— Ах, да, — вспоминает о нем Брэдвел, но затем снова поворачивается к Прессии: — Ты привела ко мне Чистого? Это твой ответный подарок со смыслом для меня?
— Я не знала, к кому еще пойти.
— Чистый? — снова произносит Брэдвел недоверчиво. — А знает ли он что- нибудь о том, что произошло? О Взрывах?
— Он умеет говорить сам, — заявляет Прессия.
Брэдвел пристально смотрит на Партриджа. Непонятно, боится ли он его или презирает.
— Ну? — наконец произносит Брэдвел.
— Я знаю, что рос как тепличное растение, — говорит Партридж, — но и я немного знаю правду.
— Какую правду? — спрашивает Брэдвел.
— Ну, я знаю, что вы не можете доверять всему, что слышите.
Он расстегивает пальто и вытаскивает кожаную сумку:
— Мне говорили, что до бомбы здесь все было ужасным и что всех позвали под Купол, потому что на нас напали. Но некоторые люди отказались спастись. Они были жестокими, больными, бедными, упрямыми и необразованными. Отец говорил, что моя мать пыталась спасти некоторых из этих несчастных.
— Несчастных? — сердито переспрашивает Брэдвел.
— Подожди, — одергивает его Прессия, — давай выслушаем его спокойно.
— Это же мы, это о нас он говорит! — восклицает Брэдвел.
— Это то, что говорили мне. Не то, во что я верю, — заканчивает Партридж.
Наступает тишина. Брэдвел смотрит на Прессию. Она приготовилась к вызову, но, похоже, он успокоился и машет рукой:
— Почему вы просто не позовете нас, ваших братьев и сестер? Вы же так нас назвали в Послании. Братья и сестры, одна большая и счастливая семья.
— В каком Послании?
— Ты не знаешь о Послании? — удивляется Прессия.
Партридж качает головой.
— Мне зачитать ему? — спрашивает Брэдвел у Прессии.
— Давайте просто продолжим.
Брэдвел откашливается и все равно зачитывает:
— «Мы знаем, что вы здесь, наши сестры и братья. Однажды мы выйдем из Купола и присоединимся к вам. Пока же мы благосклонно наблюдаем за вами издалека».
— Когда оно появилось? — спрашивает Партридж.
— Через несколько недель после Взрыва, — отвечает Прессия и поворачивается к Брэдвелу. — Может, дашь ему продолжить?
Партридж бросает взгляд на умолкшего Брэдвела, а затем продолжает:
— Мы жили в городе на Ломбард-стрит, и когда прозвенел сигнал эвакуации, матери не было рядом, она помогала людям… другим людям… пыталась им объяснить. Мой брат и я — мы уже прибыли в Купол. Она не успела. Она умерла как святая.
— Не было никакого сигнала, — бормочет Брэдвел.
Партридж резко дергает головой.
— Конечно же он был!
— Нет, не было. Поверь мне.
Прессия вспоминает про объявления о пробках на дорогах. Это все, что было в рассказе ее дедушки. Она смотрит попеременно то на Брэдвела, то на Партриджа.
— Было очень мало времени. Это я знаю, — говорит Чистый, — но сигнал был. Люди кинулись к Куполу, чтобы спастись. Вокруг был сумасшедший дом, и многие погибли.
— Погибли, — повторяет Брэдвел. — Ты говоришь это так, словно это было случайностью.
— Что мы могли сделать? Мы пытались защитить себя, — оправдывается Партридж. — Мы же не могли спасти всех.
— Нет, не могли, этого и не было в планах.
В комнате повисает тишина. Слышен только звук, который издают крысы.
— Ты многого не знаешь, — говорит Брэдвел.
— Сейчас не время для лекций! — восклицает Прессия. — Дай ему договорить.
— Лекций? — спрашивает Брэдвел.
— Не надо быть таким… — Прессия не может подобрать нужное слово.
— Педантичным? — помогает ей Брэдвел.
Она не знает, что значит «педантичный», но ей не нравится, что он произнес это свысока.
— Таким, какой ты сейчас, — говорит Прессия. — Дай ему высказаться!
— Понятно, я должен быть спокойным и еще конкретно не таким как сейчас. Что-нибудь
