— 7 382 (9,4 %), священнослужители — 7 152 (9,1 %), пользователи наёмного труда — 6 843 (8,7 %), лица, «живущие на нетрудовой доход» — 4 797 (6,1 %), осуждённые — 3 135 (3,9 %), умалишённые и подопечные — 2 257 (2,9 %)[198].
В городах Смоленской губернии в кампанию 1928–29 гг. был лишен избирательных прав 11371 человек, или 10,06 % от общего числа избирателей. Больше всего было лишённых права голоса за торговлю и коммерческое посредничество. В данную категорию входило 4 503 человека, что составляло 39,5 % от количества городских лишенцев. Далее следовали члены семей и иждивенцы граждан лишённых избирательных прав — 4 160 (36,6 %), лица «живущие на нетрудовые доходы» — 1 384 (12,2 %), священнослужители — 343 (3 %), пользователи наёмного труда — 318 (2,8 %), бывшие полицейские и жандармы — 291 (2,6 %), осуждённые — 275 (2,4 %), умалишённые и подопечные — 97 (0,9 %). Всего по городам Западной области было лишено избирательных прав 35 040 человек или 10,6 % от численности совершеннолетних горожан[199].
Основной причиной увеличения числа лишенцев в Смоленской губернии, а затем и в Западной области, как и в целом по стране было начало активного наступления на частный капитал города и деревни. Красноречиво свидетельствуют об этом обстоятельства составления списков лиц, лишенных избирательных прав в Сухиничском уезде бывшей Калужской губернии. В «Информационном итоговом докладе по проведению перевыборов Советов», подготовленном весной 1929 г. говорилось: «Наш уезд имеет специфический уклад хозяйства. Слабая обеспеченность землёй и средствами к существованию в некоторых районах, поэтому, значительная часть населения ежегодно уходит на побочные заработки. Одна часть уходит в пастухи, камнебои и др., другая издавна занимается кустарными промыслами — шаповалы и мороженщики, выбиравшие кустарные патенты. В 1928 г. кустарное производство мороженного в больших городах (Москва и др.) в силу санитарных условий было запрещено, а все кустарные патенты были заменены торговыми 1-го и 2-го разряда на сезон (от 1 до 3 месяцев). Следовательно, все мороженщики стали торговцами в силу изданных постановлений. Таким образом, мороженщики уезда разделились на две группы — кустари и торговцы, в зависимости от того, где они торговали. Сельские и волостные избирательные комиссии всех их внесли в списки лишенцев, мотивируя как „кустарь-торговец“, в силу чего увеличилось число лишенцев». Местные власти были обеспокоены этим ростом количества лишенцев и послали запрос об избирательных правах «лиц, занимающихся мелкой сезонной торговлей» в Губернскую избирательную комиссию. В свою очередь та переслала его в Центральную избирательную комиссию. Затем в Москву был отправлен представитель от Сухиничской уездной избирательной комиссии для получения разрешения всё того же вопроса. В результате «ВЦИКом было поручено Губисполкому, дать разъяснение с получением коего, и проведён пересмотр включённых в списки лишенцев всех мороженщиков, в соответствии с постановлением Губисполкома таковые были исключены из списка лишенцев»[200].
Одним из главных последствий, избирательной кампании 1928–29 гг. стало более активное и тщательное выявление на селе зажиточных крестьян, которых можно было внести в разряд лишенцев. Центральные и местные власти призывали местных советских работников, коммунистов и комсомольцев к участию в подобной работе. В циркулярном письме Западного исполкома, говорилось: «В подавляющем большинстве сельские комиссии подошли к выявлению лишенцев, имея в виду лишь формальные признаки — поп, жандарм, б. полицейский, торговец и т. д., а кулак, эксплуатирующий и закабаляющий бедноту, выявлен недостаточно… Вполне очевидно, что остались невыявленными и те, кто даёт пуд хлеба с тем, чтобы потом, получить обратно два пуда, или получить за этот пуд рабочую силу на 2–3 дня, не явлен и тот, кто даёт лошадь или машину бедняку на день работы, а потом заставляет его работать ТРИ-ЧЕТЫРЕ КРЕСТЬЯНСКИХ ДНЯ у себя на поле»[201]. Одновременно всячески подчёркивалась недопустимость нарушений и перегибов при применении избирательного законодательства, в результате которых оказывались лишенными права голоса крестьяне-середняки. В ноябре 1929 г. Президиум Западного облисполкома указывал, что «лишение избирательных середняка, не подходящего под инструкцию ВЦИК, должно рассматриваться как грубейшая политическая ошибка»[202].
Начало активного этапа коллективизации в Западной области сопровождалось резким ростом количества сельских лишенцев. Поскольку вслед за лишением избирательных прав того или иного сельского жителя следовало обычно его раскулачивание и отправка на спецпоселение очень часто пересмотром списков граждан, лишённых права голоса в этот период занимались не местные Советы и избирательные комиссии, а чрезвычайные органы, такие как «тройки по раскулачиванию».
Как велась работа по лишению избирательных прав в начале 1930 г. можно продемонстрировать на примере Вяземского округа Западной области. Власти этого округа, в который входило несколько восточных районов бывшей Смоленской губернии, взяли на себя обязательство закончить коллективизацию на год раньше всей остальной области, т. е. к началу 1931 г. Он был объявлен округом сплошной коллективизации. Однако темпы мероприятий по колхозному строительству здесь вызывали большое недовольство со стороны областных властей и местных активистов. Чтобы исправить положение, окружное и районное начальство стремилось действовать жестко, используя все возможные административные рычаги. В результате, как выяснила впоследствии проверка «В Вяземском округе лишали избирательного права за невступление и выход из колхоза»[203]. Районные власти нередко самоустранялись от работы по контролю и проверке списков лиц, лишенных избирательных прав. В «Информационной сводке № 1», выпущенной облисполкомом в конце 1930 г. накануне очередной выборной кампании, было отмечено: «Вяземский РИК совершенно не рассматривал списки, лишенных избирпправ, представив право с/советам самостоятельно опубликовывать списки лишенцев без утверждения РИКов»[204]. Порой граждан превращали в лишенцев по абсолютно надуманным причинам и без достаточных документальных подтверждений их причастности к той или иной категории, подпадающей под запрет на участие в выборах. Как констатировало циркулярное письмо орготдела облисполкома, появившееся весной 1930 г. «имели место случаи лишения избирательных прав граждан по одному лишь признаку привлечения их хозяйств к индивидуальному обложению…»[205]. Нередко решение о лишении прав принимали не избирательные комиссии и не Советы, а руководство колхозов. В результате всех этих действий количество лишенцев в районах Вяземского округа за первые месяцы 1930 г. увеличилось в несколько раз. Информационный бюллетень прокуратуры Западной области, опубликованный в мае 1930 г., сообщал: «В Гжатском районе Вяземского округа было в 1929 году 680 человек лишенцев, на 1-ое апреля 1930 года числилось лишенцев по району 1 459 человек, таким образом, количество лишенцев возросло на 114 %» [206].
Нередко к проведению раскулачивания, а соответственно и лишения избирательных прав зажиточных крестьян привлекались воинские части. Руководители воинских отрядов отправляемых на проведение коллективизации зачастую действовали, опираясь не на закон, а на свои собственные представления о том кого следует лишать права голоса и раскулачивать. Произвол и насилие были в этих случаях обычным явлением. Об этом красноречиво свидетельствует «Политдонесение политуправления Белорусского военного округа в Политуправление РККА об участии красноармейцев в раскулачивании», составленное 21 февраля 1930 г. В частности, оно сообщало о том, как бригадой красноармейцев 2-го бронеполка под руководством командира бронеплощадки Токарева в Петровском сельсовете Карачевского района Западной области «были индивидуально обложены и лишены избирательных прав 18 середняков. Причём основанием… служило наличие у прадеда 60 десятин земли на сыновей или же мелочная торговля прадеда в дореволюционное время и т. д.». Вышестоящее начальство в лице военкома 2-го бронеполка Ветлугина полностью поддерживало и поощряло действия Токарева и его подчинённых. Более того, сам Ветлугин принимал посильное участие в подобных операциях. 8 февраля 1930 г. «к уполномоченному ГПУ по Карачевскому району был доставлен из Петровского сельсовета кулак Курочкин со следующей запиской Ветлугина: „Одновременно с сим направляю гражданина Курочкина и ставлю в известность, что он подошёл под рубрику кулачества и ликвидирован как класс. Лишён избирательных прав, и имущество его конфисковано“»[207].
Постановления центральных партийных и правительственных органов о борьбе с перегибами при раскулачивании и нарушениями избирательного законодательства вызвали оперативную реакцию руководства Западной области. 16 апреля 1930 г. (через 6 дней после постановления ВЦИК) на заседании
