Пять лет служит добровольным корреспондентом по урожайности хлебов и трав и вообще любит Советскую власть и подвержен ей как большевик, а потому все единогласно постановили: просить Советскую власть о восстановлении голоса Василия Варфоломеева в избирательных правах наравне с другими честными гражданами. Причём Варфоломееву 50 лет, кормится хлебопашеством. Чужого труда не эксплуатировал. В 1921 г. работал ликвидатором безграмотности»[462]. Далее следовало 33 подписи жителей деревни Конашево. Тем не менее, местные власти не сочли эти доводы убедительными и права голоса Варфоломееву возвращены не были.
За лишенцев заступались и представители низовых органов власти. Весной 1928 г. житель деревни Дъяково Батюшковской волости Гжатского уезда Смоленской губернии П. П. Басов, лишённый избирательных прав как торговец обратился с просьбой о восстановлении в избирательных правах в уездный исполком. На его заявлении председатель местного сельсовета наложил резолюцию следующего содержания: «Подпись руки Басова свидетельствую и сообщаю, что вышеуказанный гражданин торговлей не занимается с 1926 г., и эксплуатацией наёмного труда, а работает в своём сельском хозяйстве и сапожном ремесле»[463]. Басова поддержал и волостной исполком, но уездный исполком отклонил его заявление.
В феврале 1928 г. житель деревни Перегорищи Касплянской волости Смоленского уезда И. М. Зеленцов, лишённый избирательных прав, как бывший полицейский, направил ходатайство о возвращении таковых в уездный исполком. Ещё раньше, в ноябре 1927 г., Лоинский сельсовет, на территории, которого проживал проситель, принял следующее постановление: «Возбудить ходатайство перед Касплянским ВИКом о восстановлении Зеленцова в избирательных правах… который со дня революции не был замечен ни в чём по отношению к Советской власти» [464]. Волостной исполком согласился с мнением сельсовета, но уездный исполком не восстановил Зеленцова в правах голоса.
Часто сами лишенцы, их односельчане или соседи и товарищи обращались с письмами — заявлениями в адрес высших руководителей государства с требованием справедливости. Так, крестьянин деревни Сыроквашино Хохловской волости Смоленского уезда Н. Тихонов в письме председателю ВЦИКа М. И. Калинину, написанном в марте 1925 г., сообщал: «Есть лишенные права выборов, те, кто честно служили рабочему правительству, свято исполняя волю любимого Вождя Ленина, и за их преданность ему и С.С.С.Р., благодаря личным счетам комсомольцев в перевыборной комиссии вершат дело и человека позорят, не стесняясь печатью молчания. Сослаться на Инструкцию, опубликованную в Известиях ВЦИКА от 29 января 25 года. Ответ — подайте заявление в ЦИК и только наша хата с краю, лишили тебя мы, а ты можешь себе хлопотать, обивать пороги циков…»[465].
Отношение общества к лишенцам (и соответственно лишенцев к обществу) начало становиться более жёстким с выборной кампании 1926–27 гг. Власть в это время предпринимала серьёзные шаги, направленные на уменьшение политического и общественного влияния экономически самостоятельных («зажиточных») слоёв города и деревни. Удар наносился и по «бывшим». В русле этой политики лежало и ужесточение избирательного законодательства, приведшее к резкому росту числа лишенцев, и новые ограничения налагаемые на них. Одновременно в ходе избирательной кампании местные большевистские и комсомольские организации старались разжечь классовую, социальную ненависть по отношению к состоятельным гражданам, «нэпманам» и «кулакам». Нередко на избирательных собраниях при составлении списков лишенцев вспыхивали острые столкновения между представителями власти и рядовыми избирателями. Как отмечалось в информационной сводке ОГПУ посвященной избирательной кампании 1926–27 гг. отношение к новой избирательной инструкции «со стороны лишенцев-кулаков и зажиточных» было резко отрицательным. Включение в число лиц, устраняемых от участия в выборах, новых категорий граждан — эксплуататоров наёмного труда, торговцев, владельцев предприятий, рассматривалось лишенцами «не только как „свёртывание демократии“, но и как „поход против старательного хозяина“»[466]. Об этом же писал, анализируя первые итоги избирательной кампании в РСФСР, первый секретарь Нижегородского губкома ВКП (б), будущий главный идеолог партии А. А. Жданов. В его статье, опубликованной в «Правде», в частности, говорилось: «Лишенцы стремятся остаться на избирательных собраниях и их дезорганизовать, увести за собой часть крестьян, что им обычно удаётся, а также апеллируют против сельизбиркома к сходу, как к высшей инстанции (политическая демагогия)»[467].
В Смоленской губернии подобные настроения были весьма распространены. 31 декабря 1926 г. состоялось заседание избирательной комиссии Рождественского сельсовета Озерищенской волости Дорогобужского уезда. На нём утверждался список граждан, устранённых от участия в выборах. Поначалу заседание проходило гладко, поскольку «лишение избирательных прав попов и торговцев не встретило никаких возражений, как в самой комиссии, так и присутствовавших на заседании». Однако когда дело дошло до включения в список лишенцев «мельников, бывших торгашей, прасолов — перекупщиков и эксплуататоров — кулаков, которыми… обилен Рождественский район, то здесь комиссии пришлось выдержать довольно сильный напор со стороны кулачества и их сторонников». Среди тех, кто наиболее активно выступал против, оказался и «председатель Рождественского крестьянского комитета Поляков, который чуть ли не в обморок упал, когда комиссия лишила избирательных прав его „благодетеля“, известного… кулака — эксплуататора Шашкова»[468].
Иногда же низовые избирательные комиссии и Советы, наоборот, защищали лиц, которых бедняки и партийно-комсомольский актив требовали лишить избирательных прав. Как правило, это были люди в чём- то полезные местной власти или имеющие родственные и дружественные связи в её среде. Так, «почти в каждой деревне Руднянской волости Смоленского района крестьяне просили лишить избирательных прав сына помещика и большого дельца Ануфриева Д. М.». Тем не менее, он не был устранён от участия в выборах, поскольку «он за народные деньги взялся электрифицировать Рудню»[469].
Всё чаще на заседаниях местных Советов и перевыборных собраниях звучали угрозы лишить избирательных прав тех, кто выступал с критикой существующих порядков и политического режима. В начале февраля 1927 г. состоялось первое заседание вновь избранного Лушковского сельсовета Пригородной волости Ельнинскго уезда. Среди присутствовавшей на нём публики оказались ельнинские мещане, торговцы лесом Сидельников и Гурченков. Во время заседания «Сидельников выступил с речью, где указывал, что в Совет не надо выбирать коммунистов, что коммунистическая партия… раскололась». Его поддержал Гурченков. Эти выступления получили резкий отпор со стороны последующих ораторов. Некоторые из бывших на заседании уходили после него со словами: «Отчего эту двойку не лишили избирательных прав? Ведь они живут не честным трудом, а спекуляцией» [470].
Граждане, лишаемые избирательных прав, по-прежнему пытались заручиться общественной поддержкой, и порой им это удавалось. Так, в деревне Гневново Шумячской волости Рославльского уезда «кулак лишенец… созвал сходку и просил дать ему от общества приговор для восстановления избирательных прав». Его просьба была удовлетворена[471].
Тем не менее, нарастали и прямо противоположные настроения. Часто бедняки и даже середняки становились инициаторами лишения избирательных прав кого-либо из своих односельчан. Об этом говорят следующие примеры. В деревне Прилеповке Стодолищенской волости Рославльского уезда «крестьяне постановили лишить избирательных прав кулака — лесопромышленника Степана Иванова»[472]. В селе Слобода Демидовского уезда был лишен прав голоса бывший полицейский, зажиточный крестьянин Г. Толкачёв. Пытаясь доказать своё «пролетарское происхождение», он «пустил по деревням подписной лист, аттестующий его с хорошей стороны». Некоторые из крестьян подписали этот лист, однако «большинство отказались»[473]. В одной из деревень Щучейской волости Демидовского уезда кулак Хомяков «ухитрился провести бедноту, которая возбудила ходатайство о восстановлении его в избирательных правах». Однако когда местные органы власти разъяснили бедноте её ошибку «она, возмущённая своё ходатайство взяла обратно»[474]. На одном из деревенских собраний в начале 1927 г. крестьяне так ответили своему односельчанину, просившему их помощи для восстановления в избирательных правах: «Не дадим мы тебе Павел Митрич, одобрительного приговора, не ровня ты нам! У тебя борода лопатой отросла, а мы все — безживотные и бороды у нас клинушками!». Описывая этот случай, журналист губернской
