Дюна

которого строились их планы… Смотрите, смотрите! Теперь она знает — девяносто соитий породили этого человека. И вот он — я… однако… я… никогда… не стану… делать… того, что нужно ей!

— Джессика! — завопила старуха. — Вели ему замолчать!

— Сама вели, попробуй, — ответила Джессика. Пауль бросил на старую Преподобную Мать яростный взгляд.

— За ту роль, которую ты сыграла во всем этом, — сказал он, — я бы охотно велел тебя удавить… И ты никак мне не помешала бы! — добавил он резко, видя, как она закаменела от ярости. — Но, по-моему, куда лучшим наказанием будет, если я оставлю тебя доживать твои годы без, возможности коснуться меня или хоть в чем-то склонить на выполнение ваших планов!..

— Джессика, что ты наделала?! — простонала старая Правдовидица.

— В одном вам не откажешь, — продолжал Пауль. — Вы увидели часть того, что необходимо расе… но как плохо увидели вы это! Вы думаете контролировать генетику расы скрещиванием и отбором немногих «лучших», согласно вашему «основному плану»! Как же мало вы понимаете…

— Ты не смеешь говорить о подобных вещах! — прошипела старуха.

— Молчать! — рявкнул Пауль, и это короткое слово, казалось, материализовалось в нечто плотное, метнувшееся в воздухе от него к Преподобной Матери, и это «нечто» было послушно воле Пауля.

Старуха отшатнулась, почти упав на руки стоявших позади. Ее лицо потеряло всякое выражение и побелело от силы полученного психического удара.

— Джессика, — прошипела она. — Джессика…

— Я запомнил твой гом джаббар, — сказал Пауль. — Помни и ты: одним лишь словом я могу убить тебя!

Фримены в зале понимающе переглянулись. Разве не говорила легенда: «И слово его будет нести смерть и гибель вечную всякому, кто пойдет против дела праведных»?

Теперь Пауль повернулся к высокой принцессе, стоящей подле своего венценосного отца. Не сводя с нее взгляда, он обратился к Императору:

— Ваше Величество, мы с вами оба знаем выход из создавшейся ситуации…

Император метнул взгляд на дочь и воззрился на Пауля.

— И ты смеешь?.. Ты! Авантюрист без рода и племени, никто, выскочка из дикой…

— Вы уже признали меня своим «уважаемым родичем»… Так что довольно вздора.

— Я твой государь, — напомнил Император.

Пауль взглянул на гильдиеров — те стояли теперь у передатчика лицом к нему. Один из них кивнул Паулю.

— Я ведь могу и заставить, — заметил Пауль.

— Но ты… вы… не осмелитесь! — как-то скрежещуще сказал Император.

Пауль только молча смотрел на него.

Принцесса коснулась руки отца.

— Отец, — проговорила она шелковисто-мягким, успокаивающим голосом.

— Не пробуй на мне свои штучки, — буркнул Император и посмотрел на нее. — Тебе не нужно делать это, дочь. У нас есть еще ресурсы, которые…

— Но этот человек достоин быть твоим сыном, — сказала принцесса.

Старая Преподобная Мать, к которой вернулось самообладание, низко склонилась к Императору и зашептала на ухо.

— Она просит за тебя, — заметила Джессика. Пауль все смотрел на золотоволосую принцессу. Тихо он спросил у матери:

— Это ведь Ирулан, старшая, да?

— Да.

Чани приблизилась к Паулю с другой стороны, спросила:

— Ты хочешь, чтобы я ушла, Муад'Диб?

Он взглянул на нее:

— Ушла? Я больше никогда не отпущу тебя от себя.

— Но… нас ничто не связывает… больше.

Несколько долгих мгновений он смотрел на нее… наконец сказал:

— Всегда говори мне только правду, моя Сихайя. — Она хотела ответить, но он приложил палец к ее губам. — То, что нас связывает, никогда и никому не порвать, — прошептал он. — А теперь, прошу, смотри внимательно — я хочу после увидеть все твоими глазами.

Все это время Император и его Правдовидица тихо, но горячо спорили о чем-то. Пауль обратился к матери:

— Она напоминает ему, что в их соглашение входило посадить на трон дочь Бене Гессерит и они готовили к этому именно Ирулан.

— Они так планировали? — удивилась Джессика.

— А разве это не очевидно? — пожал плечами Пауль.

— Я-то вижу это, — фыркнула Джессика. — И мой вопрос должен был только напомнить тебе, что не тебе учить меня тому что ты узнал от меня же!

Пауль искоса глянул на нее, заметил холодную улыбку на ее губах и отвернулся.

Гурни Халлек склонился между ними:

— Позвольте напомнить, милорд… в этой компании есть один из Харконненов. — Он кивнул на темноволосого Фейд-Рауту, прижатого к барьеру из копий. — Вон, видите, тот косоглазый, слева. В жизни не видел более злодейской рожи! А ведь вы обещали мне как-то…

— Спасибо, Гурни, — кивнул Пауль.

— Это на-барон… то есть теперь, когда старый Харконнен умер, уже барон, — добавил Гурни. — И он вполне сойдет для меня…

— А ты с ним справишься, Гурни?

— Милорд шутить изволит!..

— Пожалуй, Император уже достаточно долго спорит со старой ведьмой — как думаешь, мать?

— Вполне, — кивнула та.

Пауль громко обратился к Императору:

— Ваше Величество, мне кажется, среди ваших людей есть Харконнен?

Император повернулся к нему с поистине королевским высокомерием.

— Я полагал, что мое окружение находится под защитой вашего слова, герцог, — произнес он.

— Я хотел лишь уточнить, — ответил Пауль. — Мне интересно, входит ли Харконнен официально в вашу свиту или же из трусости прячется за ее спины?

Император улыбнулся, словно прикидывая что-то.

— Всякий, допущенный к моей особе, становится членом моей свиты.

— Итак, у вас есть герцогское слово, — подтвердил Пауль, — но Муад'Диб — это дело совсем другое. ОН может и не согласиться с вашим определением свиты… Дело в том, что мой друг Гурни Халлек хотел бы убить одного их Харконненов. И если он…

— Канли! — крикнул Фейд-Раута, наваливаясь на охрану; — Это твой отец объявил эту вендетту, Атрейдес! Ты называешь меня трусом, а сам прячешься за своих женщин и хочешь выставить против меня своего слугу!

Старая Правдовидица начала было шептать что-то на ухо Императору, но тот оттолкнул ее:

— Канли, вот как? У канли есть свои, и весьма строгие, правила!

— Пауль, прекрати это! — сказала Джессика.

— Милорд, — взмолился Гурни, — вы же обещали мне, что придет день и я отомщу Харконненам!

— Ты уже отомстил им сегодня, — возразил Пауль, чувствуя охватывающую его отрешенность. Он откинул капюшон, сбросил бурнус и передал его матери вместе с поясом и крисом; принялся расстегивать дистикомб. Вся Вселенная сошлась в фокусе на этой точке и этой минуте.

— Это излишне, Пауль, — сказал Джессика. — Есть и более простые способы…

Пауль стянул дистикомб, вытянул крис из ножен в руках матери.

— Знаю, — спокойно ответил он. — Яд, асассин… любое из добрых старых средств.

— Но вы обещали мне Харконнена! — прошипел Гурни, и Пауль увидел бешенство в глазах старика и то, как набух и натянулся шрам от чернильника. — Вы должны мне его, милорд.

— Разве ты пострадал от них больше, чем я? — спросил Пауль.

— Моя сестра, — прохрипел Гурни. — Годы, которые я провел в рабстве…

— Мой отец, — ответил Пауль. — Мои добрые друзья и соратники. Суфир Хават и Дункан Айдахо, годы в изгнании — без титула, без помощи… и еще: теперь это уже канли, и ты не хуже меня знаешь законы вендетты.

Плечи Халлека поникли.

— Милорд, если эта свинья… он же не более чем скотина, которую вы бы просто пнули ногой, прогоняя с дороги, и затем сменили бы оскверненную обувь… Считайте меня палачом, если иначе нельзя, позвольте мне сделать это — но только сами не…

— Муад'Дибу не нужно делать этого, — согласилась

Чани.

Он взглянул на нее и увидел страх в ее глазах.

— Но герцог Пауль Атрейдес должен сделать это, — сказал он.

— Это же харконненская скотина! — прохрипел Гурни. Пауль мгновение колебался — не открыть ли ему, что и он тоже имеет Харконненов среди своих предков. Но наткнулся на жесткий взгляд матери и сказал только:

— Однако это существо, кем бы оно ни было, имеет внешность человека и, следовательно, достойно какого-то человеческого отношения.

Гурни скрипнул зубами:

— Если он хотя бы пальцем…

— Прошу тебя, держись в стороне, — сказал Пауль, взвесил крис на ладони и осторожно отодвинул Гурни с дороги.