Алексей Пичугин - пути и перепутья (биографический очерк)

заманчивые перспективы, удивлялись этим упорным отказам. Кто такой тебе Невзлин? Зачем тебе за чужого человека сидеть?

Они искренне не могли понять, делился впечатлениями Алексей, что я не пошел на лжесвидетельство не ради Невзлина, а ради себя самого. Чтобы мне потом не было стыдно посмотреть в глаза своим сыновьям.

Химия – царица наук

На заседании Мосгорсуда 23 апреля 2008 года по делу Леонида Невзлина Алексей Пичугин заявил, что во время допроса 14 июля 2003 года в СИЗО ФСБ «Лефортово» к нему применили психотропные средства – так называемую «сыворотку правды».

В этот день у него в рамках производства следственных действий должны были отобрать пробы крови и слюны. Но вместо этого заключенного выдали двум лицам, представившимся сотрудниками ФСБ. Эти лица передали ему «привет от сослуживцев», предложили кофе и чай.

После нескольких глотков Алексей Пичугин на шесть часов впал в забытье. Позже двое сокамерников бывшего сотрудника ЮКОСа рассказали Алексею Пичугину, что его принесли в камеру в полубессознательном состоянии.

«Единственное, что я помню, это то, что вопросы, которые мне задавали, касались Ходорковского, Касьянова[32], Черномырдина[33], Волошина[34] и финансовых потоков между этими лицами и ЮКОСом», – сказал заключенный[35].

Вот так новости! Какое отношение эти высокопоставленные чиновники имеют к предъявленным ему обвинениям? Или эфэсбэшникам в действительности нужно от сотрудника нефтяной компании совсем другое?

О «разведдопросе» Алексей Пичугин рассказал на следующий день следователю, но протокол об этом в деле отсутствует.

Несмотря на чрезвычайно плохое самочувствие Алексея Пичугина и категорические требования его адвокатов, Юрий Буртовой отказал в проведении немедленного медицинского освидетельствования заключенного на предмет применения к нему психотропных средств. Обследование было проведено более чем неделю спустя, что было уже бессмысленно.

Результатом воздействия химических препаратов стали провалы в памяти, головные боли, галлюцинации, повышенное артериальное давление, перепады психического состояния, сильнейший фурункулез, повышенная температура. Алексей Пичугин потерял около тридцати килограммов веса, а на его голове образовались шишки, не исчезнувшие до сих пор.

В свою очередь, Генпрокуратура и Басманный суд отказались удовлетворить ходатайство защиты об отводе Юрия Буртового как руководителя следственной группы.

31 июля 2003 года Алексей Пичугин направил официальное заявление в Генпрокуратуру, где уведомил, что в случае появления у следствия любых его признательных показаний, данных в отсутствии представителей защиты, все эти показания являются самооговором. Алексей вынужден был сделать подобное заявление после того, как Генпрокуратура заявила, что факты применения к нему 14 июля психотропных средств не нашли подтверждения.

«Я была у него [на свидании в “Лефортово”] на следующий день, 15 июля, и видела, что он был не в себе», – рассказала мне Алла Николаевна.

«Вы видели у него следы от инъекций?» – уточняю я.

«Да. Видела», – твердо отвечает моя собеседница.

«Что предприняли?»

«Я тут же сообщила адвокатам, и адвокаты к нему сразу пошли и потребовали, чтобы Алексея обследовали. Но обследование сделано не было»[36].

Мать и адвокаты – лица заинтересованные, скажет читатель. Можно ли доверять их утверждениям?

Да, можно, потому что эти утверждения подкрепляются свидетельством третьего, независимого, лица.

Выше я упомянула двоих сокамерников Алексея Пичугина, которые видели, в каком состоянии его вернули с «разведдопроса». Одним из них, как я уже писала, рассказывая о первых днях сотрудника ЮКОСа в «Лефортово», в то время был Игорь Сутягин. Это имя назвал сам Алексей все на том же судебном заседании 23 апреля 2008 года.

Полутора годами позже знаменательного выступления Алексея Пичугина в Мосгорсуде в свет вышла книга тюремных рассказов Игоря Сутягина «На пол-пути к сибирским рудам». Я написала Игорю Вячеславовичу письмо-размышление, навеянное его литературным творчеством. И приложила к нему свою книгу-хронику суда над Алексеем Пичугиным[37] – в надежде на то, что повествование о дальнейшей судьбе бывшего сокамерника ученому будет небезразлично. На ответ не рассчитывала, понимая, что тяготы лишения свободы оставляют мало возможностей для эпистолярного общения с посторонними.

Однако Игорь Сутягин ответил мне. Прислал не только множество слов поддержки для Алексея Пичугина, но и обещание о нем написать. Позже были неожиданное этапирование ученого в другую колонию и еще более неожиданные его освобождение и высылка в Великобританию. Эти перипетии, как мне казалось, поставили точку в еще не написанном рассказе о встрече в «Лефортово».

Я снова ошиблась. Игорь Вячеславович выполнил обещанное. Его рассказ «Три школы», задуманный, как выяснилось, еще в колонии, а написанный и присланный мне автором по электронной почте, впервые увидел свет на портале «Права человека в России» (HRO.org) 24 ноября 2010 года.

Личный опыт Игоря Сутягина, также описанный в рассказе, приводит к печальному выводу о том, что случай Алексея Пичугина – не единичный.

Эта публикация вызвала сильнейший резонанс в российских и зарубежных СМИ и крайне негативную реакцию наших компетентных «органов». Так, некий неназвавшийся источник РИА «Новости» в спецслужбах заявил, что утверждение о применении спецпрепаратов не соответствует действительности, а Игорь Сутягин начал пиар-кампанию, чтобы привлечь к себе внимание. «...Искренне восхищаюсь смелым и благородным поступком Игоря Вячеславовича, который давно говорил, что считает своим долгом выступить в Вашу защиту. И не побоялся навлечь на себя гневную реакцию спецслужб, которая последовала, – писала я Алексею Пичугину в письме от 27 ноября 2010 года, вместе с распечаткой рассказа Игоря Сутягина отправленном в «Черный дельфин». – Показательно, однако, что официальные чины усиленно опровергали только эпизод с Игорем Вячеславовичем. Значит, в отношении Вас нечем крыть?

О том, что описанные методы воздействия применялись и к Игорю Вячеславовичу, я узнала впервые, что ввергло меня в еще больший шок...»

И спустя несколько дней, тревожное:

«...Я узнала, что адвокаты во время свидания зачитывали Вам рассказ Игоря Вячеславовича и что Вам было тяжело возвращаться мыслями в те дни... Мне очень больно, что Вам вновь пришлось пережить страдание... Тем не менее, мне хочется верить, что сам факт того, что Игорь Вячеславович выступил Вашим свидетелем, его поддержка были нужны и важны для Вас».

Ответа, как мне показалось, не было целую вечность, в течение которой я мучилась сомнениями: если воспоминания о «разведдопросе» настолько тягостны для Алексея, то стоило ли мне вообще вызывать их своими письмами?

Наконец, долгожданное письмо пришло.

«Здравствуйте, Вера! Сегодня 14 декабря, вторник.

Позавчера вечером получил Ваше письмо от 27 ноября и статью, а также рассказ Игоря