— Мне тоже, — отозвалась девушка и поманила всех остальных ближе. — Я чувствую здесь страх и безнадежность. Ощущение неотвратимости и в то же время — готовность идти до конца, сражаться до самой смерти — и только до нее… Абсолютная безнадежность, и ни малейшего проблеска хоть каких-то положительных эмоций. Еще озлобленность — они настолько напуганы, что готовы кинуться на каждого, кто кажется хоть чем-то подозрительным, и разорвать его на части. — Арна замолчала, продолжая вслушиваться в фон поселка.
— Видимо, у них совсем пакостное что-то случилось, — пробормотал Грим.
— Я бы сказал — не случилось, а происходит. Даже прямо сейчас, — добавил Гундольф. — Я, конечно, чужие эмоции читать не могу, но Арна права — здесь в воздухе витает столько безнадежности и страха, что их невозможно не почувствовать. И это не последствия чего-то — это осознание того, что впереди что-то еще более страшное, чем то, что есть сейчас.
— Да, именно так. В общем, я не знаю, что происходит в этом поселке, но явно ничего хорошего…
За этим совершенно не жизнерадостным разговором путники добрались до городской площади. Конечно, площадь — это довольно громко сказано, просто довольно просторная вытоптанная поляна, с колодцем, несколькими крытыми прилавками в стороне и помостом в самом центре. С таких помостов, как правило, делают объявления, зачитывают какие-нибудь приказы и новые законы, и тому подобное, а перед помостом, на скамьях, сидят почетные жители городка или поселка, предоставляя остальным, не столь привилегированным, слушать стоя. В общем и целом, неплохой помост. Тем более что сработан он был на славу, из хорошего дерева, и явно прекрасным плотником.
Портило воображаемую идиллическую картину возможных городских собраний, после которых жители дружно расходятся по домам, обсуждая новости и делясь сплетнями, только одно. И, пожалуй, даже не портило — просто не давало столь пасторальной картинке вообще появиться пред чьим-либо внутренним взором, сколь бы не была богата фантазия.
Посреди помоста высилось еще одно детище того же талантливого плотника — прекрасная, прочная виселица с длинной перекладиной, на которой при необходимости можно было одновременно повесить до пяти человек.
Возле помоста собрались люди. Все хмурые, молчаливые. Без суеты и спешки расселись на мокрых скамейках, поправляя плащи и куртки. Приготовились ждать. Ни свойственного человеку извращенного возбуждения, предшествующего зрелищу чьей-то публичной смерти, ни сожаления о том, чья жизнь сейчас прервется, ничего такого. Только общая, единая на всех, мрачная удовлетворенность.
Четверо вооруженных мужчин выволокли на помост-эшафот двух приговоренных — человека лет тридцати, одетого в лохмотья, и бледную, но удивительно спокойную эльфу. Руки пленников были связаны за спиной. Их заставили встать на табуреты, деловито накинули петли на шеи…
Арну полоснуло чувством дикой, всепоглощающей ненависти, направленной на этих двоих. И спустя секунду — ощущением смутной опасности.
В этот момент взгляд огромных синих глаз эльфы встретился со взглядом Мантикоры. На миг в этой бездонной синеве мелькнула отчаянная мольба — но тут же сменилась почти презрительным спокойствием.
Слова Маалинни огненными буквами вспыхнули перед глазами Талеаниса.
Даже просто бездействием своим. Если я позволю им убить эту эльфу, кем бы она ни была — проклятие может сработать…
Арна тем временем спрыгнула с лошади в жидкую грязь, неравномерно покрывающую все вокруг, и направилась к импровизированному эшафоту.
— За что вы их казните?
— Их поймали, когда они тайком пробирались в город, — ответил один из мужчин, затягивая петлю на шее эльфы.
— Только за это? — в ужасе выдохнула Танаа.
— Они лазутчики Птицы. — Невольный палач, нисколько не обремененный возложенной на него задачей, пожал плечами.
— Почему вы так в этом уверены? И о какой птице идет речь?
— Подруга, здесь все делятся на три категории: жители города, люди Птицы и чужаки, по странной прихоти Змея вошедшие в город и лезущие не в свое дело, — грубо бросил мужчина и ловко выбил табуретку из-под ног эльфы.
Мантикора бросился вперед, чуть не сбив с ног Арну, одним прыжком оказался на помосте и, молниеносно выхватив меч, обрубил веревку. Спасенная девушка скорчилась у его ног, впившись пальцами в горло.
— Кто дотронется до нее — умрет, — холодно предупредил он.
Орогрим выругался. Мужчины на помосте отступили на шаг и потянулись за оружием.
— Что здесь происходит?
Арна застонала. Ну вот, опять…
— Мне кажется, я сегодня задавал этот вопрос, и, мне кажется, я задавал его вам же! — воскликнул седой человек, носивший прозвище Змей, час назад пропустивший отряд в поселок. — Это так вы «не замышляете ничего дурного»? — с сарказмом спросил он, подходя к помосту.
— Талеанис, что ты делаешь? — Танаа бросилась к эшафоту.
— Она не должна умереть, — каким-то мертвым голосом произнес полуэльф.
— Взять их! — приказал седой, отступая на шаг.
Через мгновение отряд оказался в кольце — со скамеек поднялись жители, в их руках начали появляться ножи, топоры, а у кого-то — даже мечи.
— Подождите! Дайте мне сказать! — бросилась к Змею Арна, вложив в свои слова всю силу убеждения, на которую была способна.
Отчасти это подействовало — тот остановился, посмотрел на нее и поднял руку.
— Подождите. Пусть она скажет.
— Я не знаю, что нашло на моего друга, но я готова была сделать то же самое. Неужели вы действительно готовы убить всякого, кто просто войдет в город не по вашим правилам? Откуда такая жестокость? И почему вы так уверены, что эти двое несчастных — лазутчики какой-то Птицы? Я не понимаю вас…
Отчаяние и совершенно искреннее недоумение в голосе девушки, похоже, сумели задеть что-то в душе Змея.
— Сударыня, позвольте дать вам совет на будущее — никогда не лезьте в чужие дела. А если не лезть не можете, то хотя бы предварительно разберитесь, что происходит. А то рискуете попасть пальцем в небо, — криво усмехнувшись, проговорил он. — В другой ситуации я отдал бы приказ и вас всех вздернуть рядом с ними, но раз уж вы в городе по моей вине — я объясню, в чем дело. Вы говорите, мы казним не разобравшись? Так вот, эта эльфийская тварь — Нариллис, сука, резавшая наших жен и дочерей. Ей доставляет эстетическое наслаждение заживо разрезать на кусочки женщин, предварительно изнасиловав их в особо извращенной форме рукоятью меча. Я так понимаю, видеть вы не можете — что ж, я дам вам потрогать, какой формы эта рукоять, и даже покажу, где там находится скрытая кнопка, при нажатии на которую выскакивают шипы. Нет-нет, не бледнейте так — вы должны знать, кого пытаетесь защитить. И заметьте, я к ней милосерднее, чем она к моей жене и дочери — я приказал ее повесить, а не сделать с ней то же самое, что она сделала с моей семьей. Человек, который с ней — открыл ворота нашего второго города, впустив ночью людей Птицы, которые перебили всех, кто не согласен был признать Птицу своим повелителем. Из-за него погибли больше двухсот человек. Вы все еще готовы их защищать? Ваш друг все еще хочет спасти свою… родственницу по матери?
Такого не может быть… — вихрем пронеслась мысль. Арна повернулась к сжавшейся в комочек девушке, лежащей у ног Мантикоры, потянулась к ней через Астрал, пытаясь прочувствовать ее душу, — и едва сдержала сильнейший рвотный позыв.
— Талеанис… — тихо позвала Танаа, справившись с тошнотой. — Талеанис, отойди. Он говорит
