Отдельные мелкие поручения по царским указам давались приказам Большого дворца и Монастырскому. Большую работу проделали городские воеводы. Все это позволило за очень короткий срок (три недели) открыть гоньбу на колоссальной по протяженности почтовой линии, равной которой не было в Европе. Длина Архангелогородского тракта превышала 1200 верст.
Для устройства почты 12 июня на Двину был послан подьячий Посольского приказа Степан Часовников. Обгоняя его, мчался по тракту гонец Анисим Сорокин со строгими наказами «слушаться» подьячего и во всем помогать ему. До начала регулярной гоньбы Часовникову предписывалось решить множество организационных вопросов. Это прежде всего — благоустройство дороги и создание станов между Вологдой и Архангельском. Восемьсот пять верст разделяло эти города, а ямских станций было очень мало, и находились они в ужасном состоянии. Буквально за несколько дней по городам и деревням вдоль Ваги и Северной Двины организовали 26 станов, замостили топкие места, построили семь мостов через ручьи и реки. Кроме того, Часовникову вменялось «под Троицким Сергиевым монастырем на посаде и в том монастыре учинить почтарям стан, потому что от Москвы до Переславля Залесского переезд дален»[9] [35]. На обратной дороге из Архангельска подьячий должен был взять у ямских старост и почтарей поручительство и проверить выполнение царского наказа: «на ямех для почты поставить по три мерина самых добрых со всей гонебной рухлядью» [37].
В царских указах и наказах устроителям почты предписывалось уделять особое внимание сохранности корреспонденции. Прежде всего для гоньбы выбирали «ямщиков добрых непьяниц» с хорошими лошадьми. Письма и грамоты должно было везти «бережно в мешках под пазухой, чтоб от дождя не измочить и дорогой пьянством не потерять» [32]. За потерю или порчу почты ямщику грозила пытка.
На вновь устраиваемых станах почтарями ставили в основном крестьян из близлежащих деревень. Среди выбранных оказалось очень мало опытных ямщиков — шестеро из 80 человек. По Ваге и Северной Двине вообще было мало ямщиков, и поэтому администрация решила их в почтари не брать, чтобы не ослабить транспорт края. Все восемьдесят человек выбранных были грамотные, они сами расписались на обороте листа с присягой.
В Москве почту принимали и отпускали в Посольском приказе. Однако еще до начала регулярной гоньбы, в конце июня 1693 г., последовал указ: «ведать почту… с июля месяца по октябрь (т. е. на время пребывания Петра I в Архангельске) в селе Преображенском стольнику Артамону Михайловичу Головину» [38]. Такое же указание дали Головину и летом 1694 г. во время второго путешествия царя в Поморскую землю. Для чего это было сделано — неизвестно. Возможно, Петр I боялся, что его переписку просматривают клевреты царевны Софьи, и поэтому поставил во главе московской почты своего сторонника А. М. Головина. Возможно, тут сыграл какую-то роль тот факт, что мать царя — Наталья Нарышкина — чаще жила в Преображенском, чем в Кремле. Не будем гадать. Пока очевидно одно: почта на Север служила прежде всего интересам правительства и административного аппарата.
В Архангельске почтовой конторой стала съезжая изба. Сохранились адреса и некоторых других почтовых дворов. Из отписки ярославского воеводы Василия Саковина известно, что к 14 июля почта в Ярославле была поставлена на посаде, на проезжей Михайловской улице, в подворье Толгского монастыря[10]. В Ростове таким местом был Кремль, а в Переславле- Залесском — двор вдовы Палагеи Валуевой на Семеновской (впоследствии — Ростовской) улице посада[11]. По ней проходила дорога на Север. Местный воевода снял двор Валуевой в аренду за 2 рубля 6 алтын и 3 деньги в год [40].
Казенная почта доставлялась не только в места, лежащие по Северному тракту, но и в города в стороне от главной дороги (такие города в старинных документах именовались «близкими»). Делалось это так. Грамоты и бумаги, адресованные в Устюг Великий, Соль Вычегодскую, Яренск и Каргополь, вынимали из почтовой сумы в Вологде[12]. Подьячий, заведовавший почтой, рассортировывал пачку с надписью «Вологда» и записывал всю корреспонденцию в особую книгу. Местные письма оставлял в приказной избе, остальную почту рассылал далее с нарочными гонцами. Как правило, гонцы из Вологды выезжали в день прихода московского почтаря. Время убытия и прибытия гонцов регистрировалось как в Вологде, так и в «близких» городах [42].
Таким же образом более северные города — Кевроль, Мезень и Пустозерск — получали почту из Архангельска. Дорога шла по реке Пинеге через большое торговое село Кимжу и далее через Малую Немнюгу на Мезень. Вероятно, именно по ней везли зимой в мезенскую ссылку «еретика» протопопа Аввакума. В 1667 г. протопоп Аввакум с «соузниками» проследовал в свою последнюю ссылку в Пустозерск, «место тундряное, студеное и безлесное».
Одновременно было запрещено, чтобы не было убытку казне от лишнего расхода прогонных денег, отправлять нарочных гонцов с воеводскими грамотами из мест, лежащих по дороге почтовой гоньбы. Ямским старостам было вменено в обязанность не давать лошадей и подвод па воеводским подорожным. Исключение было сделано для Архангельска, а с 1694 г. — и для Двинска [43].
Почтарь вез с собой две сумы. В одной была почта, адресованная только в Архангельск и «близкие» северные города; распечатывать ее в дороге не разрешалось. В другую сумку сдавали письма города, находившиеся на почтовом тракте. Она вскрывалась, по мере надобности, городскими воеводами. При вложении местных писем на связке делалась надпись: кто, где и когда его отправил. Затем суму закрывали и накладывали воеводскую или таможенную печать[13]. Воеводам приказали опечатывать почту только красным сургучом. Почтарям нельзя было задерживаться на станах более чем на час, поэтому в каждом городе корреспонденцию готовили заранее.
Каждому почтарю давался список городов, в которые были адресованы письма из второй сумы. Без надобности почту вскрывать запрещалось. Почтальон обязан был сдавать корреспонденцию по месту назначения. Если он забывал это делать, его штрафовали. Размер пени составлял двойную стоимость проезда за лишнее расстояние, на которое провезли почту. Такие случаи были крайне редки — один раз в несколько лет. Но все же в 1697 г. ямщика Федора Никифорова оштрафовали на 18 алтын и 4 деньги (56 копеек), так как по его вине письма провезли лишние 140 верст. Две грамоты, которые нужно было сдать воеводе в Шенкурске, обнаружили только в Усть-Морже.
Царские указы категорически запрещали почтарям отдавать корреспонденцию другим лицам для доставки ее по назначению. И лишь в крайних случаях разрешалась передача писем в чужие руки. Но для этого необходимо было привести новое доверенное лицо к присяге, что делалось в присутствии священника и, самое меньшее, двух свидетелей. Практически должна была быть повторена процедура выбора почтаря. Тем не менее ямщики сплошь да рядом передавали почту без крестного целования. Нарушения обычно открывались только благодаря какой-нибудь случайности.
Вот как обнаружился факт передачи почты ямщиком Рогожской слободы Оничком (Анисимом) Гавриловым.
10 июля 1695 г. приготовлена была к отправке в Архангельск почта с письмами к стольнику Ф. М. Апраксину, а также с грамотками иноземных и русских торговых людей в двойных запечатанных сумах. Отправление принял гонщик Гаврилов, но сам с почтой не поехал, а отдал ее охотнику из Переславля- Залесского Семену Кокушкину. Последний приехал в Москву в надежде подыскать какой-нибудь извозный заработок. С Гаврилова переславец взял 11 алтын 4 деньги (35 копеек). Дело было для Кокушкина не новое. Он и раньше за него брался, и все обходилось благополучно. Но на этот раз случилось несчастье. Есть за Троицким монастырем Сватковская роща. Ямщик въехал в нее под вечер. Здесь налетели на него два разбойника и ограбили. Вместе с почтовой сумой отняли у охотника пять рублей собственных денег, которые он выручил в Москве от продажи холстов. Почтарь поехал обратно, явился на двор Виниуса и рассказал о случившемся. Кокушкина и Гаврилова били батогами, а затем вместе с ямщиком Константиновым послали в Сватковскую рощу искать украденную суму [44]. Конец дела неизвестен.
Гонцы из «близких» городов гоняли примерно с такой же скоростью, как и регулярная почта. Письмо Петра I из Тотьмы (около 200 верст от Вологды) пришло в Москву на шестой день. Причем это произошло в весеннюю распутицу 1702 г., когда, как писал царь стольнику Т. Н. Стрешневу, дорога до столицы была
