и другие казаки показали свои битые морды: над этим они хорошо потрудились, разрабатывая совместно версию того, как упустили беглых.
Терехов, без размаха, резко полоснул урядника нагайкой по лицу. Тот вскрикнул, схватясь за кровавый рубец, пересекший щеку.
— Ты, ирод, пошто глаз чуть не выбил! — вырвалось у казака, и рука сама схватилась за саблю.
— Это тебе, моя милость, вместо пули, — за то, что не соврал, — ответил ему Терехов. — Гляди, еще нагаек получишь! Почему потом не выслали погоню?!
— Так много их, поопаслись. И потом, за границу не велено выезжать, — изобразил урядник смирение, плохо вязавшееся со злобным взглядом. Про гранату ничего не сказал, подумав:
«Ужо будут тябе чугунные яблока на угошшение!»
— Проводников мне, и смотри! — Терехов погрозил казаку пистолетом. — Я их в ад гнать буду, по именному царскому указу!
…Второй день отряд Терехова не мог ократить расстояние до беглецов. Вечером майор велел измученным людям ставить бивак.
Ближе к полуночи часовой вдруг кого-то окликнул… Когда Терехов вскочил, к нему уже подводили человека, подъехавшего со стороны преследуемых. В свете факела было видно, что незнакомец коренаст, русоволос и лицо его было не совсем русское.
— Кто таков? — спросил его Терехов.
— Меня зовут Роман Медокс. Господин майор, мы можем поговорить в стороне от людей — дело деликатное.
— Здесь? Деликатное? — заспанный Терехов расхохотался на всю тайгу, будя сонных людей. Может, тебе в рожу дать?
— А за что? Его сиятельство генерал Бенкендорф не изволит быть этим доволен… — Сии слова слегка охладили Терехова.
— Отойдем! — Они вышли за бивак.
— Одно слово, господин майор. Я агент его сиятельства, занят тут преследованием противников правительства и сумел проникнуть в их среду.
— Да ну?! — Терехов схватил его за лацканы сюртука, так что они затрещали, и вплотную приблизил свое лицо к лицу собеседника.
— И где они, говоришь?
— Один момент, господин майор, — Медокс взял майорские руки за запястья и настойчиво отстранил их.
— Золото…
— Что?!
— Я говорю, что они захватили несколько пудов казенного золота на дороге из Нерчинского завода.
— Я не слыхал…
— А кому интересно разглашать такие вещи? Просто я проехал через час после ограбления мимо незадачливых перевозчиков.
— И что?
— Пожалте мне от щедрот своих полпудика…
— Что?! — Терехов зарычал так, что Роман испугался.
— Ну четверть пудика — мне хватит. За то, что я наведу вас на них и сдам тепленькими. Другие о золоте не знают, и вы возьмете все себе… Ну, дадите слиточек Орлову, там с ними беглый разбойник со своими людьми, им золота при дележке не досталось: беглые господа оставили все себе. Он затаил зло.
— Может, прямо сейчас отведешь?
— Зачем сейчас? У них там целое гнездо где-то впереди. Там всех и накроете. Уничтожите логово возмутителей одним разом. Куда им деваться из тайги? Не даром же те заключенные, кто себе на уме, с ним не пошли… Лучше в цепях, да живому.
— Насколько знаю государя — не надолго живому… Ну смотри же мне! — Терехов потряс кулаком под носом Медокса.
— Только потом мои скромные заслуги уж не забудьте перед его величеством упомянуть…
— Хорошо, езжай!
Ночной гость снова растворился в тайге.
Он ехал бесстрашно, не боясь ни медведя, ни человека. На полдороге его ждал один из варнаков Орлова, рябой волгарь, сосланный за убийство по пьяному делу.
— Ну что? — спросил он тихо, не выходя из-за дерева.
— Дело сладилось, — отвечал шпион убийце, чуть приостановившись. — Погоди тут маленько — за мной наверняка кто-то послан, — так пристукни, только не насмерть! — И он поехал дальше.
— Будь надежен! — донесся глухой шепот.
Действительно, не успел он далеко отъехать, как позади в отдалении, послышался глухой удар и звук падения тела на землю. Затем раздался удаляющийся топот копыт испуганного коня.
Знакомая дорога к лагерю заняла два часа. Медокс постарался вернуться незаметно. Однако его немедленно окликнул стоявший на часах Лихарев:
— Стой! А это вы. Куда изволили отлучаться, господин Медокс?
— Решил рекогносцировать, не собираются ли нам сделать неожиданный афронт.
— Ну и как?
— Нет, не собираются, — как видно, полагают, что мы далеко не уйдем. Да вот и мой свидетель, ваш человек! Он сопровождал меня. Не даст соврать, — и он показал на своего спутника, как раз подъехавшего.
— Он наш со вчерашнего дня, — проронил Лихарев.
— Зачем Кузьму обижаешь, Владимир Николаич! — волгарь выпятил грудь, выпучил маленькие зенки, блестевшие во тьме, и, рванув ворот рубахи, перекрестился:
— Вот, весь я ваш до гроба, коли спасли из неволи!
— Некогда разбираться, оба ложитесь, скоро выходть! — Лихарев с трудом сдерживал зевоту. Недосып помещал ему критически оценить заявления Медокса.
Часа в четыре Ломоносов уже поднял своих людей…
Погоня продолжалась. Однако Терехов не стремился немедленно схватить беглецов, но заботился о том, чтобы никто не ушел из предполагаемой ловушки. К тому же больший отряд всегда движется медленнее. Терехов полагал, что численное превосходство поможет ему в нужный момент поймать всех преследуемых. И похоронить их там же.
Глава 58
Два майора
…Около полудня наконец открылся перед беглецами заповедный Албазин. Обширная безлесая площадь, холм старого острога, новая заимка с вьющимся из трубы дымком и синяя река. Амур заметно поднялся, и у берега на чистой воде покачивалось надежно пришвартованное, небольшое двухмачтовое судно с длинным бушпритом. На общий, слабый, ибо все были истомлены, крик «Ура!» навстречу товарищам выбежали Чижов и Черняков.
— Все в порядке, господа! — сказал Чижов. — Судно готово к плаванию, припасы загружены.
— Я вижу, у вас тут новостройки? — показал Петр на сложенный из бревен шанец [42], перегородивший тропу. Укрепление, имевшее форму угла, располагалось шагах в четырехстах от опушки леса, чтобы его нельзя было обстреливать ружейным огнем, оставаясь под защитой деревьев. В шанце были проделаны замаскированные ветками амбразуры, за одной из которых наверняка скрывалось орудие.
