Вслед за генералом ритуал присяги проходят капитаны, Эмуро Ясино, мацукэ, сам Сабуро, после чего все напряженно смотрят на регионалов. Первым выходит клясться старый Абэ и его сын, за ним Хаяси. Сегодня он уже выглядит как настоящий самурай, а не утонченный аристократ, — с мечами, косичкой. Сразу за Хаяси, аж столкнувшись, торопятся Арима и Хонда Хосима. Главам семей из Кадзусы ничего не остается, как также присягнуть мне на верность. А то воины-псы, которые теперь в моей гвардии и охране, тут же и покрошили бы их в винегрет.
Фу… Мысленно вытираю пот со лба. Полдела сделано. Элита моя! У остальных самураев они примут присягу уже без меня.
Дальше начинается собственно сам военный совет. И растягивается он на целых два дня! Казалось бы, первое выступление Мураками, которому доверили изложить разведданные, должно было настроить военачальников на деловой лад. И действительно, как сообщали агенты мацукэ, по всему Мусаси шла активная мобилизация. Дайме Нориката Огигаяцу точно так же, как и я, собирал самураев дзикисидан и куни-сю возле своей столицы. Однако, по сообщениям шпионов, которые постарались и пересчитали палатки в полевом лагере врагов, против нас собиралось никак не меньше десяти тысяч человек. Агент по кличке Ронин сообщал, что видел в городе отряды самураев Ходзе с огромными мечами нодати. Очевидно, сюзерен Огигаяцу прислал своим вассалам подмогу, и теперь нам противостоят два сильных клана.
Пять тысяч против десяти — думаете, военный совет начал обсуждать, как вести военную кампанию против превосходящих сил? Как бы не так. Началось натуральное местничество и борьба за влияние. Каждый из присутствующих взялся перечислять свои заслуги в деле защиты клана Сатоми, вспоминать победы отцов и дедов, похваляться результатами личных схваток с самураями Огигаяцу. Как оказалось, Япония — еще меньше, чем я думал, и все друг друга знают. В том числе и врагов. Например, Хонда Хосима кровожадно похохатывал над неким семейством Миуки, главе которого наш «автомобилист» в прошлую битву лично отрубил ухо. После боя ухо было подобрано, огранено в серебро и золото и выслано Миуки с насмешливым письмом, в котором Хонда советовал не терять важных частей тела, дескать, в следующий раз можно и более ценных органов лишиться. Завязалась переписка, цитировать которую начал Хосима. И подобная история обнаружилась у каждого (прописью — КАЖДОГО) из присутствующих на совете. Капитаны-касиры, главы семей знали в лицо своих врагов, их родословную, слабые и сильные стороны. Война в эту эпоху носила личный характер, где зачастую сам процесс был важнее результата.
Я думал, вот-вот эти самурайские байки закончатся, и мы перейдем к делу. Ага, если бы. После перечисления собственных побед местничество продолжилось. Казалось бы, только в средневековой России бояре могли неделями обсуждать, кому кем командовать и кому в каком ряду или крыле войска стоять, пока татары разоряют страну, — ан нет, Япония ничем не отличалась. Чем выше в «табели о рангах» стояли предки претендента, чем ближе они сидели на прошлых телёчёдикаях рядом с дайме, тем круче был статус их потомков. Лидером по знатности, конечно, оказался Хаяси. Он мог проследить своих предков аж до императора Японии, и конкурентов у него не было. Номером два шел Абэ. Самураи Кадзусы, как и генерал с капитанами, оказались посередке. А замыкали список «торговцы» и «крестьяне» — Арима и Хосима. Причем крестьянское происхождение Хонды котировалось выше, чем «торговые» связи Аримы.
Прервались на обед, после чего разговоры в стиле «круче только яйца» продолжились. Симодзумо Хиро, чувствуя, что провинциалы потихоньку отбирают власть на совете, сделал ход конем. А что это вы, дорогие куни-сю, так мало самураев-то привели? Тут Сабуро подает генералу свиток с иероглифами, заверенный печатью дайме Сатоми, и Хиро зачитывает любопытный указ моего отца. Согласно ему, самурай с доходом в сотню коку должен привести в армию дайме: а) собственную обслугу; б) одного бойца ранга го-кэнин;[45] в) одного копейщика и оруженосца. Кроме того, в комплекте шли — конюхи, зачем-то переносчики сандалий и каких-то лакированных ящиков и так далее и тому подобное. Регионалы резко помрачнели и начали доказывать Хиро, что те доходы, которые им приносит земля и крестьяне, ну никак не позволят так шиковать. Завязался спор. А генерал-то не промах. Вешал мне лапшу на уши, что не знает, сколько куни-сю выставят войск, а сам в союзе с казначеем здорово подготовился.
Однако скоро все эти споры мне порядком надоели, и я, не решаясь круто свернуть установленный ритуал, оставил совет на Хиро и отправился с поездкой в город. Пора уже познакомиться с жизнью простых людей, явить себя подданным и вообще слегка ускорить прогресс в провинции. Сначала визит вежливости к айну. А не согласится ли достопочтенный Амакуни заглянуть в гости к своему коллеге — тибовскому кузнецу? Зачем? Хочу научить варить новый вид железа. Ага, есть проблеск интереса в глазах.
Ко мне подводят пегую лошадку, и я, помолясь, взбираюсь на нее. Кобылка оказывается резвой, но управляемой. После того как я прибираю поводья и сжимаю ее коленями, она быстро успокаивается и перестает взбрыкивать. Так-то лучше. Мимоходом узнаю имя. Зовут Тиячи. Надо будет наладить взаимоотношения. Говорят, хорошо помогает морковка. Нас с айном окружает охрана, состоящая из самураев-псов семейства Абэ, и мы отправляемся в путь.
Город Тиба располагается в получасе быстрой рыси от крепости. Сначала идут предместья, поля и сады — и сразу деревянные домики, окруженные у тех, кто побогаче, каменными стенами, у тех, кто победнее, — решетчатой оградой. Поражает чистота на улицах, практически отсутствие нищих и попрошаек, конечно, если не относить к последним странствующих монахов.
Проезды специально посыпаны песком, конские «яблоки» тут же убирают дворники с метелками. Радует также четкость планировки, закрытые сточные канавы, практически без запаха. В минусы я записал некоторую однообразность архитектуры. Практически все дома спланированы одинаково — каменный фундамент, приподнятый пол и дальше только дерево — для несущих колонн, перекладин каркаса, стен, потолка и крыши. Понятно, что камень — для строительства не вариант: жарко и землетрясения, но какие- то смешанные варианты, наверное, возможны. Ибо главный бич подобных построек — пожары. Раз в два- три года деревянные японские города выгорают полностью. Погибают тысячи людей, остаются без крова десятки тысяч. Этому особенно способствуют двускатные крыши из соломы в бедняцких кварталах. Если японцы побогаче кроют свои загнутые углами кверху крыши пожаростойкой черепицей, то горожанам попроще ничего не остается, кроме соломы. Случайное возгорание, сильный ветер — верховой пожар. С этим надо что-то делать.
Одна из улиц ведет явно на рынок. Делаю поворот, охрана выскакивает вперед расчищать дорогу. Так, что у нас с торговлей? Слезаю с лошади, осматриваю прилавки. Лавочники падают ниц, при попытке начать разговор впадают в ступор. Оно и понятно: ниже купцов в японской иерархии только неприкасаемые эта. А тут сам дайме пожаловал, лично расспрашивает про цены, спрос…
Тем не менее общую картину сложить удается. Все мелкие и средние торговцы объединены в профессиональные объединения — кабунаками. Именно эти союзы решают, кому чем торговать, куда что везти на продажу, устанавливают цены, отвечают перед властями за выплату налогов и сборов. Практикуется круговая порука. Кабунаками выпускают свои векселя, имеют зачатки кредитных касс взаимопомощи. Ремесленники также все поголовно состоят в корпорациях дза — аналогах средневековых цехов. Насколько я помнил из истории, цехи монополизировали тот или иной вид производства и здорово тормозили прогресс. Талантливый самоучка или рационализатор со стороны не мог внедрить своего изобретения помимо мастеров цеха. А те зачастую нарочно отказывались что-либо менять, опасаясь потери власти.
Рынок, однако, оказался достаточно богатым, с большим ассортиментом. Несколько оружейных лавок, где айн, презрительно оттопырив губу, перебирает мечи и нагинаты, лабазы с продуктами (в основном рис, соленья, овощи и фрукты, вяленая рыба), большой суконный ряд — тут продают хлопчатобумажные ткани, парчу, шелк. Есть торговцы редким фарфором, лакированными изделиями, бумагой, воском…
Начинает накрапывать дождь, и мы сворачиваем инспекцию. Торопимся на центральную площадь, где меня уже терпеливо ждет почетная делегация горожан. А где красная дорожка? Нет красной дорожки. Хлеба с солью тоже нет. Черт, как же мне тут не хватает обыкновенного черного, ржаного хлеба. Спешиваемся. Все при нашем появлении закрывают бамбуковые зонтики и встают на колени. Кланяются лбом в лужи. М-да, надо что-то с этим показным раболепием делать. Или «Восток — дело тонкое» и лучше ничего не менять? Слегка кланяюсь в ответ.
— Ну, давайте знакомиться, — оглядываю компанию из пяти японцев. — Вы меня знаете, а вот я после удара по голове всех забыл. Конечно, кроме Кусуриури, — киваю круглолицему аптекарю.
Слева направо мужчины представляются. Пожилой японец с большим ожогом на щеке — главный
