джинсы, отложенные в стирку. Баба Поля промолчала, что удивительно. Даже когда Таисия натянула черную футболку, она ничего не сказала, лишь поморщилась.

– Суду все ясно, – пробормотал Федор Федорович, с невольной жалостью всматриваясь в худенькое бледное личико. – Подожди, кажется, мать совала…

Таисию передернуло от слов, сказанных просто и естественно, – этот кретин и не подозревал, насколько счастлив!

Слезы вновь хлынули градом, Таисия не успела отвернуться.

«Да что со мной?! – зло думала она, больно прикусив нижнюю губу. – Я так не ревела, даже когда ЭТО случилось…»

Она резко отвернулась и бросилась к своей парте, но Федор Федорович перехватил ее и, как пушинку, усадил на учительскую кафедру. Сунул в руки клетчатый носовой платок, аккуратно отутюженный, и сурово встряхнул за плечи:

– Из–за чего истерика?

– Так, – прошептала Таисия, благодарно пряча в платок распухшую физиономию.

– «Так» в жизни ничего не бывает, – хмыкнул Федор Федорович, снисходительно рассматривая щуплую фигурку – в чем только душа держится? – Отец говорит – всему есть причина…

Таисия вцепилась зубами в носовой платок и судорожно вздохнула, пытаясь сдержать слезы.

– Кончай издеваться. – Она осторожно вытерла платком влажное лицо.

– Издеваться?

– «Мама сунула, отец говорит…» – передразнила Таисия.

– Так правда же!

– Ага, правда! А у меня… у меня…

Таисия глухо всхлипнула, не в состоянии произнести страшные слова, она еще ни разу их не произносила. Почему–то чувствовала: как только скажет, что–то закончится в ее жизни. Будто, пока она вслух не признала, что родителей больше нет, все еще может измениться, они вернутся…

– Да что у тебя?!

Федор Федорович так встряхнул ее, что у Таисии зубы клацнули. Она развернулась к однокласснику и сдавленно сказала: глядя в ненавистные синие «девичьи очи», как говорила когда–то мама:

– У меня больше нет мамы и папы, понял?! До Федора Федоровича не сразу дошли ее слова. Он неверяще пробормотал:

– Что?

– Их нет, ясно? Ни мамы, ни папы. Нет!!! Таисия с мстительной радостью наблюдала, как у счастливчика Федора Федоровича бледнеет лицо, выцветают радужки, теряя всю свою «девичью» неземную красу. Становятся холодными, светлыми, прозрачными, почти серыми, как подтаявший лед весной. И зрачки вдруг расширились.

Таисия схватилась обеими руками за столешницу так, что побелели костяшки пальцев, и с трудом выдавила:

– Какой–то урод врезался в их машину, когда мама с папой возвращались с дачи. Эта пьяная гадина на трейлере, а мои – на легковушке. И все кончилось. Сразу. – Она всхлипнула и тоненько выкрикнула: – Я не понимаю, правда! Они только что были, и вот их уже нет!

Федор Федорович гулко сглотнул. Потом пальцем приподнял подбородок Таисии и, глядя ей в глаза, хмуро спросил:

– И с кем ты… осталась?

– С няней, с бабой Полей. – Таисия совсем по–детски шмыгнула носом. – Она дальняя мамина родственница, седьмая вода на киселе. Но она очень хорошая. Очень. Только совсем старая.

Федор Федорович молча кивнул. Таисия торопливо привела лицо в порядок. Пригладила ладонью волосы и подумала, что большего в полевых условиях ей не сделать. Неловко сползла с учительского стола и угрюмо пробормотала:

– Ты… это… не бери в голову. Мои проблемы, не твои. Сама не знаю, с чего сорвалась…

Она бросила взгляд на замызганный носовой платок и суетливо затолкала его в карман – не возвращать же в таком виде? Вот постирает и отдаст.

Федор Федорович на ее неловкий лепет никак не отреагировал. Зато, к искреннему удивлению Таисии, бросил спортивную сумку на ее стол. И занял соседний стул.

Ее разрешения он не спрашивал, возражения вряд ли бы услышал. Федор Федорович принял решение – и точка.

С тех пор жизнь Таисии резко изменилась. Федор Федорович стал таким же обязательным и неизбежным звеном в ней, как и баба Поля. В классе больше ни одна живая душа не звала ее Мелкой, кроме самого Федора Федоровича, для остальных она стала Тасей. С его же подачи.

Таисия хмуро улыбнулась, вспоминая, с каким изумлением класс принял новое положение дел: самая некрасивая и незаметная девчонка оказалась за одной партой с самым известным парнем школы, чемпионом города и области по многоборью. И к тому же под его надежной защитой.

Сама Таисия не сказать чтобы сильно радовалась этому: Федор Федорович оказался настоящим деспотом. Она перестала быть чужой в классе, с ней теперь считались, но…

Таисия заплатила за это собственной свободой!

И платит до сих пор. Потому что Федор Федорович слышит только себя. И только собственное мнение для него важно. А Таисию он считает просто подопечной. До сих пор.

Он, как щенка беспомощного, подобрал ее на улице. Не хочет замечать, что Таисия выросла. Давно при паспорте и совершеннолетняя, даже по законам привередливой Европы.

Страшно подумать, ей скоро двадцать четыре!

Они практически одного возраста – подумаешь, восемь месяцев разницы, даже года нет. Но бессовестный Федор Федорович всегда вел себя так, будто Таисия лет на десять младше и совершеннейший несмышленыш.

Он со своей сестрой больше считался, а Ксюхе только–только исполнилось девятнадцать.

Впрочем, Ксюха устроила бы ему, начни старший братец указывать, что делать, как делать, с кем дружить, где работать, где учиться или куда ходить по вечерам.

Ксюха почти такая же своенравная, как Федор Федорович. Они и внешне похожи, все–таки родные брат и сестра, только Ксюха на голову ниже и раза в два тоньше.

И все равно выше ее, Таисии.

И солидно шире в плечах.

А уж насколько красивее…

Понятно, почему Федор Федорович с Таисией не считается! И до сих пор снисходительно зовет Мелкой. Смотрит на нее как на заморыша, который может упасть от легкого сквозняка. Или слечь от него же с воспалением легких.

Девушка посмотрела на фотографию бабы Поли и укоризненно подумала, что это она во всем виновата. Приняла нового знакомого слишком радушно. И как старшего, что уж совсем непонятно.

Баба Поля относилась к однокласснику Таисии как к единственному мужчине в доме. Звала четырнадцатилетнего мальчишку – как и все! – Федором Федоровичем. Причем с искренним уважением.

Вот он и распоясался.

Глава 2

Федор Федорович

Федор Федорович Бекасов снова нажал на кнопку звонка и раздраженно хмыкнул: рука тяжелая, как чугун, он едва поднимал ее. Пальцы слушались с трудом, даже опухли немного.

Явно перестарался сегодня!

До четырех часов пахал как вол, таскал в подвал мешки с цементом и каменной крошкой. Друг

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату
×