приписать то, что все оставшиеся в живых были спасены и что общие потери были всего 16 убитых”».
2 ноября «Новик» с «Десной» опять пошли в Рогокюль, где и застряли надолго.
3 ноября 3?й дивизион тральщиков обнаружил заграждение у входа в Нуккэ?Вормсский фарватер. Трудно было определить, когда его поставил неприятель, но возможно, что именно в ту ночь, когда был прорыв миноносцев. Спасибо командующему флотом, который, предугадывая эту возможность, отменил наш поход; ведь мы уже входили в этот проход, и тогда первым пострадал бы именно «Новик», шедший впереди.
4 ноября вечер и ночь были опять тревожными: ожидался налет нескольких цеппелинов, а кроме того, в море, недалеко от острова Эзель, держалось около двадцати неприятельских миноносцев. Командующий флотом даже стал опасаться, не подготовка ли это большого прорыва в Финский залив, а потому все суда, и главным образом Минная дивизия, были в полной готовности в любой момент выйти в море. Потом все эти приготовления были отставлены, так как цеппелины близко не показывались, а миноносцы скоро ушли.
В тот же день была затралена мина у маяка Нерва, то есть недалеко от Кронштадта. Это еще раз подтвердило версию, что неприятельский подводный заградитель разбросал свои мины по всей восточной части залива; поэтому приходилось быть очень осторожными.
9 ноября пришло аналогичное подтверждение, но уже более печального характера: на пути в Кронштадт подорвался на мине и получил большую пробоину крейсер «Рюрик».
Подробности его подрыва таковы.
6 ноября «Рюрик» совместно с «Андреем Первозванным» и «Баяном» в 4 часа дня вышел из Гельсингфорса в Кронштадт для ремонта.
Отряд шел в кильватерной колонне, имея головным «Андрея», затем – «Рюрика» и «Баяна». Его конвоировал 8?й дивизион миноносцев.
В 8 часов 15 минут вечера, при повороте на створ южных Гогландских маяков, в 3,5 кабельтова от берега, «Рюрик», катясь влево, коснулся правой скулой мины, приблизительно между восьмым и десятым шпангоутами. По?видимому, неприятельское заграждение было поставлено совершенно точно на створе. По какой?то счастливой случайности, «Андрей», сидевший значительно глубже «Рюрика», прошел, не задев мины.
Звук взрыва был настолько силен, что походил на залп дредноута из всех башен. На поверхности воды показалось огромное пламя, которое через правый якорный клюз проникло на палубу. Вслед за тем поднялся гигантский столб воды высотой до 140 футов, выше фор?марса, и обрушился на носовую часть крейсера. Люди, находившиеся на мостике, были моментально снесены на шкафут, и там остались только командир, штурман и вахтенный начальник, которых потоком воды прижало к рубке.
Первое впечатление офицеров, находившихся в момент взрыва в кают?компании, было, что взорвался носовой погреб. Команда же решила, что крейсер попал под бомбы цеппелина, а потому все бросились вниз.
Ввиду того, что на командном мостике все были оглушены или смыты, своевременно не были включены колокола громкого боя и, таким образом, не была пробита водяная тревога. Сейчас же старший офицер приказал офицерам обойти помещения и послать команду по местам. Через три минуты после этого начали уже действовать водоотливные турбины и были задраены все двери и люки. Работа сильно облегчалась тем, что на всем крейсере продолжало действовать электричество.
Положение «Рюрика» внушало сильное опасение, ибо вода проникла во все носовые помещения, а в шпилевом отделении прибывала приблизительно со скоростью 1,5–2 фута в минуту. Крейсер получил дифферент в 2 фута 4 дюйма. После обследования удалось установить, что вся носовая часть, до переборки на 30?м шпангоуте, затоплена. Чтобы эта переборка не сдала, ее сейчас же подкрепили деревянными подпорами.
Когда работы были закончены, «Рюрик» попробовал дать ход; это было через 20 минут после взрыва. Сначала он дал 2, потом 4, 6 и, наконец 8 узлов, но вскоре был вынужден опять сбавить его до 6 узлов, так как переборку шпилевого отделения стало сильно пучить.
Работам сильно мешало огромное количество газа, наполнившего всю носовую часть. Он был невидим и почти без запаха, но все признаки отравления им были налицо. Вытяжной вентиляции на крейсере не было, а переносные вентиляторы оказались слишком слабы; не помогали и противогазные маски. Все офицеры и 128 человек команды получили отравление. Едва только офицеры чувствовали себя немного лучше, они немедленно спускались вниз, но вскоре их снова выносили оттуда почти без чувств. Нельзя не отметить особо энергичной и самоотверженной работы трюмных во главе со старшим лейтенантом С.К. Рашевским: они все были отравлены, а Рашевского три раза выносили без чувств[76].
Попытка подвести пластырь кончилась полной неудачей, так как он оказался в три раза меньше площади пробоины, а, кроме того, все внутреннее железо крейсера завернуло на левый бок, что лишало возможности завести подкильные концы. Помимо всего работы еще осложнялись ночной темнотой.
По счастью, взрывом никто не был убит, хотя некоторые матросы в самый момент взрыва и находились в носовых помещениях; давлением воздуха их только выбросило наверх.
Получив донесение о подрыве «Рюрика», командующий флотом немедленно приказал Кронштадту выслать навстречу крейсеру все наличные плавучие средства.
В 4 часа утра 7 ноября отряд подошел к острову Лаван?Сари, где отдал якорь и простоял до 8 часов для подробного осмотра подкреплений переборки. У Сескара его встретили кронштадтские буксиры, а к 8 часам вечера корабли благополучно вошли на внешний рейд.
8 ноября «Рюрик» был введен в док. После откачивания воды оказалось, что площадь пробоины равнялась приблизительно 800 кв. футам. Носовые помещения до карапаса были совершенно уничтожены, и образовалась огромная арка. Вся внутренность крейсера с левой стороны оказалась вывернутой наружу. Форштевень выше тарана лопнул, и таран беспомощно висел. Киля до 27?го шпангоута совершенно не было. Все железо до того исковеркано, что убрать его очень трудно. Крейсер выбыл из строя не менее чем на десять недель.
10 ноября у нас была получена телефонограмма, что М.А. Беренс назначен командиром линейного корабля «Петропавловск», а «Новик» получил командир миноносца «Москвитянин» капитан 2?го ранга А.К. Пилкин[77].
Прощание с М.А. Беренсом продолжалось три дня и носило трогательный характер; расставаться с ним было очень тяжело. Да и неудивительно: ведь мы теряли в нем не только блестящего боевого командира, но и обаятельного человека, которого глубоко любили и уважали. Не только мы, офицеры «Новика», сожалели о М.А. Беренсе, о нем сожалела и вся Минная дивизия; за эти дни у нас перебывали почти все, чтобы проститься с ним.
12 ноября наконец проводы были кончены, и М.А. Беренс на миноносце «Бдительный» ушел в Лапвик принимать «Петропавловск». Мы и почти все офицеры дивизии стояли на пристани и с грустью смотрели на уходивший миноносец.
15 ноября состоялся первый поход с новым командиром к Церелю для осмотра адмиралом работ по постройке 12?дюймовой батареи. «Новик» пришел туда в 5 часов вечера и стал на бочку. Ночью задул сильный ветер от SW, и утром с трудом удалось связаться с берегом. После осмотра работ, которые шли очень успешно, мы в полдень, дав 24 узла, вернулись в Рогокюль.
В ночь на 19 ноября во время постановки мин в Ирбенском проливе произошел печальный случай на одном из моторных катеров. У него на палубе взорвалась своя же мина, и он моментально затонул. При этом погибли минный офицер лейтенант Е.Р. Греве и два матроса; остальных, тяжело раненных, спас другой катер. Я хорошо знал этого офицера, и мне было страшно его жаль. Он был молод, жизнерадостен и притом – отличный офицер. Всего несколько дней тому назад я беседовал с ним, а теперь его уже нет…
До 1 декабря мы беспрерывно простояли в Рогокюле, изнывая от однообразия и скуки. В этот день наконец адмирал пошел с нами, «Изыльметьевым» и «Десной» в Гельсингфорс.
На переходе эти миноносцы должны были произвести испытание на полный ход. Им удалось довести скорость до 30 узлов, но на таком ходу «Новик» их совершенно легко обогнал. Вообще, несмотря на вступление в строй многих новых миноносцев, он до сих пор остается лучшим ходоком флота.
3 декабря мы вернулись в Моонзунд в последний раз в этом году, так как уже приближалась зима и
