Языческий календарь. Миф, обряд, образ

МИФОЛОГИЯ ТОЧКИ

Основной мифологический образ точки Летнего Солнцестояния — Муж и Жена. Он — День, Солнце, Огонь, Яр, Гора, Жизнь. Она — Ночь, Вода, Зелье, Волшба, Река, Смерть.

Это — уже не свадьба, как на Бельтан; оба начала присутствуют в полной силе, только из их союза может родиться Мир.

Ночь на Ивана Купала, самая страшная ведьмовская ночь года — последняя ночь Встречи двух начал, за которой начнется Разлука…

Ибо именно на этот период приходится мифологическая Смерть бога, которая знаменует собой поворот Года на темную сторону.

Пониманию темной, «смертной» мифологической сущности (стороны) праздника Летнего Солнцестояния способствует изучение описаний двух летних месяцев древесного календаря Грейвса: дуба (10 июня — 7 июля) и падуба (8 июля—4 августа). По Грейвсу, праздник Летнего Солнцестояния напрямую связан со смертью: «Месяц, взявший имя у бога–дуба Юпитера, начинался 10 июня и заканчивался 7 июля. Посередине день святого Иоанна — 24 июня, то есть день, в который царя–дуба сжигали заживо, принося его в жертву. Кельтский год был поделен надвое, и вторая половина начиналась в июле, очевидно, после семидневного оплакивания, или поминального пира в честь царя–дуба»: «Тринадцать недель разделяют зимнее и летнее Солнцестояния, из которых второе приходилось на неделю смерти и требовало кровавого жертвоприношения».

Наше знание об абсолютно конкретном характере традиционной сказочной культуры не оставляет сомнений в том, что представления о ведьмах, похищающих добрых молодцев или пьющих кровь у детей в Иванову ночь — не аллегория, художественный образ темного начала, но и не строчка из бытовой уголовной хроники. Это событие мифологической реальности, не менее вещной, чем реальность обыденная.

Впервые за весь летний цикл Мара предстает перед нами в полную силу, и в непривычном облике, не в окружении студеных ветров и зимних вьюг, а среди густой зелени, под звон струящейся воды, не грозной и жестокой, черной подобно сбросившему лист зимнему дереву, но любящей женщиной, страстной и отчаянной, самоубийственно стремящейся к своей противоположности, к своей второй половинке — Огню…

Образ убиения Жениха, смерти и похорон Ярилы, который может быть трактован как обручение его с Ночью, прекрасен в своей глубинной сущности, гораздо более реальной, чем сусальнорадостное выхолощенное представление о духе Купалы, которое в массе своей складывается у непросвещенного и даже интересующегося читателя.

Что до литовского фольклора, то в нем, напротив, присутствуют светлая дева Эгле и хтонический — ночной и водный, хладнокровный уж–муж. У литовцев все наоборот, у них Сауле — Солнце всегда невеста, а Месяц — жених.

Интересно, однако, отметить, что ту же самую «зеркальность» восприятия стихий дневной и ночной (Солнце и Месяц) мы можем увидеть и у славян. Например, в прекрасной старинной народной песне «А я роду» поётся:

«Мой батюшка — ясен Месяц».

И дальше:

«Моя матка — Красныя Солнца».

О мужской составляющей мифологии этого двойственного праздника может поведать нечто целая серия восточнославянских сказок, где главный герой носит одно с праздником имя Иван. Со святым, который дал празднику имя, у этого Ивана не находится ничего общего, кроме самого имени. Об аскете, питавшемся в пустыне акридами и медом, посреди летнего буйства зелени вспоминается в последнюю очередь. Хотя и евангельский Иоанн Предтеча — тоже необычный персонаж, представляющий интерес именно в свете нашего предмета: в христианском календаре (официальном, а не народном) это один из трех героев, у которых торжественно прославляется не только день кончины, как у легионов больших и малых святых, но и день рождения. Впрочем, вернемся к Купале.

Для нас интересно не столько языковое происхождение этого имени, сколько его важное место в народном именослове. Именно им наделен в огромном большинстве сказок молодой герой — царев ли сын, гостиный ли, вдовий, а то и вовсе Быкович или Сучич, то есть — сын коровы или собаки. Этот герой, как нам кажется, своими похождениями приоткрывает значение праздника Купалы — потомок одного из священных зверей Велеса, оставивший дом родной и уходящий в Иной Мир на завоевание волшебной подруги.

МИСТЕРИЯ, ОБРАЗ, ОБРЯДЫ

Собственно точке Купалы в славянской традиции предшествует период вторых Русалий — буйство силы уже не девичьей, но жен­ской, творящей и убивающей одновременно. Интересна зеркаль­ность окрутнических обрядов Летнего и Зимнего Солнцестояния. В период перед Купалой буйствуют и играют женские разруши­тельные оборотнические силы — наиболее полно представленные праздниками Русалий: период, когда мужчинам на полном серьёзе лучше держаться подальше от буйствующей магической женской девичьей силы, которая может об это время проявиться у любой бабы вне зависимости от ее семейного положения. Перед Колядой, напротив, буйствуют мужики — ряженые и окрутники. На пиковых точках года и сама грань миров истончается, и понятно отождест­вление людьми себя с иномирцами — волохатыми и мохнатыми «гостями из леса», жестокими в своей женственности полевыми и речными «сестрами».

Это время — конец мая или начало июня, время полного распу­скания зелени, полный расцвет и наивысшая точка Весны — время прощания с ней и встречи Лета. И почитаются в эти дни особенно духи Весны, женоименные и ликом прекрасные — сама Мать-Сыра Земля, спутницы ее — Русалии, Берегини — духи, совершающие пробуждение Земли и созревание всего растущего, и царица их — Леля, вечно юная, сама Весна-Красна. Обряды русальных дней обращены к стихиям, в которых в эти дни сила явлена наиболее, — к распустившейся зелени, утренней росе, живой воде родников и колодцев.

Русалии — духи росы, могучие, но приятные видом и мягкие нравом. Великие Русалии, числом тридесять, служат самой Вели­кой Матери. Большую часть года они проводят в царстве Белого Света, где Мать варит их в волшебном котле, возвращая, возрож­дая их юность, красоту и чудесную силу. Когда земля освобожда­ется от снега и настает пора появиться первой зелени, русалии в облике птиц с девичьими головами прилетают на землю. Они могут показаться и в облике птиц, на которых прилетает Весна. Из своей светлой страны они приносят в роге медвяную росу с ветвей Древа Жизни, русу — свет, разливают ее на поля, заботятся об опылении цветов, сообщают живительную силу бегущей воде ключей и потоков. Кроме этих Великих, Небесных Русалий есть бесчисленные «русалки», что живут в каждом месте, храня его, за что и почитаются Берегинями. Местом их жительства называют то речной или озерный берег, то саму воду, то поле, то лес, но всегда — место, где есть вода и зелень. Самые сильные из них — озерные девы. Где они живут, когда вода замерзает, — о сем мало кому ведомо.

Выливая свою живительную росу, русалии вызывают расцвет и созревание всей Природы. Их дело совершилось — Природа доспела, теперь она способна к оплодотворению. Само диво зарождении новой жизни связано со скорым приходом новой силы—мужского начала, которое до сей поры тоже доспевало своим чередом, но до времени к действу, которое творят Русалии, ему путь закрыт. Свою дивно– девственную работу девы–Берегини тщательно берегут от преждевременного вторжения со стороны, пока не достигнет Земля полной зрелости. Этот долгожданный миг наступит на Купалу, когда к магии Зелени и Воды прибавится магия Солнца и Огня, когда вся Природа торжествует Венец жаркого и плодоносной) Лета.