— Николай Николаич, ты ж понимаешь, я в бригаде не самый главный, надо мной комбриг… — со страдальческим выражением лица тянет полковник.
— Мудак твой комбриг. Всегда мудаком был — им и остался! Но у вас-то с начштаба мозги, вроде не засохшие. Неужели не понимаете, чем всё это пахнет и чем закончиться может?!
— Пока всё пахнет только попыткой неподчинения непосредственному начальнику, Николай Николаевич, — чётким, но каким-то мёртвым, будто у робота, голосом ответил полковник. — Выполняйте приказ.
— Ох, Лёша, да что ж вы творите-то?! Ладно, Кондаков, он всю жизнь дебилом штабным был, которого папа наверх проталкивал. Но ты-то! Ты ж со мной вместе взводным в Грозном грязь кровавую месил! Ай, да о чем я… Есть, выполнять приказ, товарищ полковник! Но учти, — последнюю фразу Грушин произнес, будто выплюнул, — закончится всё это не подзатыльником и моей фразой «Я же предупреждал»… Кровью это закончится и трупами.
Полковник с каменным лицом молча забрался в УАЗ и, уже сев рядом с водителем тихо, словно извиняясь, произнес:
— Пятерых бойцов я тебе в охрану выделю, Николаич. Больше не могу — нету. Но зато — из разведроты, контрактников.
— Дядь Коль, это что было? — вид полковника и злость в голосе Грушина ее здорово напугали.
— Это, Женечка, — впервые за несколько дней прапорщик не переиначил её имя, — то, из-за чего как раз ни в коем случае нельзя идеализировать армию. Иногда среди «штабных» встречаются настолько конченные идиоты, что они готовы сдохнуть, но не признаться в том, что не контролируют ситуацию. И ладно б при этом дохли только они. Порой такой ублюдок способен уволочь за собой толпу вполне нормальных и ни в чём не виноватых людей…
Кладовщик резко замолчал, но фантазия у Женьки была достаточно хорошая, чтобы про себя произнести то, что не договорил Грушин: «У нас как раз этот случай»…
— Так, девушки, слушай мою команду, — лицо у бывшего спецназовца было неподвижным, словно посмертная маска какого-нибудь египетского фараона, но в голосе ощутимо лязгало железо. — Бегом в ангар, забиваемся там поглубже за полки и делаем, что я скажу.
— Так, красавицы, — неторопливо заговорил он, когда девушки забились в его каморку и даже попытались изобразить что-то вроде коротенькой шеренги. — Сдается мне, что у нас тут назревает серьёзная проблема. Поэтому даю вам бесплатный дружеский совет — ближайшие несколько дней вам лучше будет пожить тут. Имущества у вас, все равно почти никакого нет, так что смысла в палаточный лагерь вам возвращаться не вижу. Спальными мешками я вас обеспечу, есть запасец… На ящиках себе постелите. Будет пожестче, чем на панцирной сетке, но терпимо. А пока — займитесь-ка общественно полезным делом.
Грушин откинул пару простеньких запоров и поднял крышку довольно большого железного рундука, стоящего у стены.
— Вот тут — пустые магазины. Прямо сейчас начинайте вскрывать патронные цинки вот из этого штабеля и снаряжайте. Чем больше, тем лучше. Только аккуратнее, ящики тяжелые, по тридцать два кило в каждом, вдвоем двигайте, а то надорвётесь. Всё ясно?
Дождавшись, когда девушки снова согласно замотали чёлками, прапорщик удовлетворенно кивнул.
— Тащ старший прапорщик, вы тут? Прибыли в ваше распоряжение! — браво и уверенно прокричал кто-то от порога звонким приятным голосом.
Так, вот, кажется, и обещанная полковником охрана.
— Прибывают поезда на станцию, боец! — гаркнул Николай Николаевич, а потом серьёзно поглядел на Женю. — Сидите тут тихо и наружу не высовывайтесь.
Подхватив с одной из полок большой черный пулемет и зеленую коробку с брезентовой ручкой, из которой свисал вниз хвост набитой патронами ленты, пошел на голос.
— Ну, тогда явились, — уверенности в голосе слегка поубавилось.
— А являются привидения в старых замках, — донесся до девушек голос уже скрывшегося за полками стеллажей Грушина. — Значит так, воины, смотрим на меня внимательно, в оба глаза, слушаем внимательно, в оба уха! Задачи у вас простые — помогать мне. Для начала — носить и таскать. Если, не дай бог что — валить, к едрене матери всё, что по ту сторону решетки шевелиться будет. Но! В разговоры ни с кем не вступать, на провокации не поддаваться, стрелять либо по моей команде, либо… Короче, не то, чтобы в порядке самообороны, но…
— Мы поняли, тащ старший прапорщик. Если те буром попрут.
— Ну, да, что-то вроде…
Пока Грушин инструктировал разведчиков, Женька, успевшая ловко вскрыть один цинк большой зелёной открывалкой, точь в точь как та, которой ей Грушин в первый день их знакомства тушёнку открывал, поставив его между сидящими на ящиках девушками, и мелкими шажками двинулась в сторону входа в ангар.
— Никогда живых разведчиков не видела, — заговорщицки подмигнула она остальным и на цыпочках скользнула между стеллажами.
Вернулась минуты через две, решив, что вот так сваливать всю работу на подруг — не совсем правильно.
— И как? — ехидно прищурилась Галина.
— Симпатичные, — хихикнула Женька. — Вполне можно попробовать какого-нибудь закадрить.
Тут уже прыснули все.
Минут через двадцать, когда Женька вытащила из вскрытого металлического ящика очередную небольшую, но увесистую пачку в тонкой оберточной бумаге и, надорвав упаковку, начала вполне сноровисто набивать патронами ярко-рыжий пластиковый магазин, снаружи послышался приближающийся гомон голосов. И она тут же поняла и причину резко испортившегося настроения Грушина, и зачем к ним в помощь прислали аж пятерых разведчиков. Уж больно характерными были эти голоса. На секунду ей показалось, что она снова зашла на маленький продовольственный рынок возле общежития. «Эээ, красавица, зачэм такой хмурий? Зачэм такой злой? Денег на пэрсик нэт? Захады вечиром в гости — за так падарю!»… Небритые лица. Запах пота от нестиранных футболок. Неприятные, липкие взгляды и сальные ухмылочки…
— Так, орать прекратили, — негромко, но веско рыкнул на вошедших Грушин.
Гвалт понемногу стих.
— Слушаю внимательно…
— Ми эта, за «пушками»… Уот списак…
— Убери эту бумажку, она мне не интересна. Есть человек — есть на него карабин. Всё, без вариантов.
— Эй, слушай, ну ти зачем такой грубый, да? Тэбя нармальные люди па-нармальнаму просят…
— Слышь, нормальный, ты глухой? Тебе ещё раз объяснить? Так, деятели, предупреждаю сразу — попытаетесь бузить и права качать, — до девушек донесся чётко различимый металлический лязг, — устрою вам тут конкретное веселье, а парни — помогут. Никому мало не покажется. Уяснили?
В ответ кавказец только что-то тихо буркнул по-своему.
— Что сказал? — зло протянул кладовщик, а потом разразился длинной и громкой тирадой, явно на том же языке.
— Эта, камандир, — вступил в разговор еще один голос, постарше и посолиднее. — Он маладой, пагарячился, но и ты такие абидные для джигита вещи не гауари больше…
— Слышь, обидчивый, жену свою поучи шурпу варить. Мы таких обидчивых как вы — богато нагляделись. Не впечатлили… Вы сюда оружие получать пришли или за жисть со мной потрепаться?
— За оружием, — коротко ответил тот, что постарше.
Ну, надо же как резко он обороты сбавил! А, наверное, фотографии на стене «кондейки» разглядел. Ну, да, там есть над чем молча пораздумывать.
Еще минут двадцать только негромко погромыхивали передвигаемые контрактниками ящики, да брякали железом по железу карабины, выкладываемые на стальной «прилавок» под окошком в решетчатой
