школы. Все они докладывают о вас Больцу. Доверяй только тем товарищам, которым веришь как себе. Да и их проверяй. Помни, подростки подвержены внушению и, запуганные немецкими угрозами, могут стать и малодушными и трусливыми. Есть и такие, у которых психика еще не прочная, не устоявшаяся. Они могут безрассудно стремиться к самоутверждению, когда у них еще не выработано представление, барьер между рискованным и не рискованным поведением. Им нередко кажется, что здоровье и жизнь — это недорогая цена за свое любопытство. И я опасаюсь за таких. Сумеют ли они самостоятельно, без помощи извне преодолеть свою нерешительность? Так вот наша задача, Ваня, помочь им.
— Юрий Васильевич, конечно, из семидесяти воспитанников кто-то может оказаться и малодушным и нерешительным. Но как вожатый я ручаюсь, что больше половины ребят по-звериному ненавидят фашистскую немчуру за горе, которое она принесла нам! А тех, кто еще сомневается, запуган угрозами, мы сумеем убедить и сагитировать на нашу сторону. Ведь я их хорошо знаю и понимаю. Все мы, в том числе и они, набраны и вышли из одной среды, из организованной красногалстучной жизни, где главную клятву — жить, учиться и бороться — давали все. Многие ребята, как и я, сберегали свои красные галстуки и сохраняют веру в нашу победу.
Заканчивая нашу беседу, мы подошли к моей любимой березке и притихли, очарованные этим даром природы.
— Любота! — тихо проговорил Ваня. — Неспроста немцы ставили кресты из березки на могилах своих погибших солдат. Вся местность вокруг Минска утыкана ими — красота и жуть. Кресты, как солдаты, стоят в строю.
После разговора с Ваней я возвращался в приподнятом настроении, почувствовав что-то теплое, что исходило от Замотаева ко мне. Помню, тогда у меня впервые возникла идея усыновить этого паренька. Это обрадовало бы его и скрасило мое горестное одиночество. Да и мне легче было бы вдвоем с Ваней срывать авантюрные планы немцев в отношении остальных подростков. А о дальних планах я не задумывался. С этой мыслью, точно чем-то обогащенный, я и уснул и спал без обычно сумбурных сновидений.
В декабре вернулся Больц, довольный и радостный — абвер восстановил его в прежнем звании капитана. Он от души поздравил и меня с присвоением мне такого же звания. Я доложил ему, что занятия в школе идут нормально, ребята сделали по одному тренировочному прыжку с парашютом.
— Все прошло без происшествий. По просьбе ребят я только заменил Абрамова, а вместо него для проведения утренней зарядки назначил воспитанника — пятнадцатилетнего Ивана Замотаева, который еще в детдоме проводил с ними эти занятия. Парень он толковый, душевный, жадный до работы и занятий, среди ребят поддерживает дисциплину и порядок и во всем помогает мне. Я к нему привык и чувствую себя с ним спокойным и уверенным. И хочу его усыновить — он круглый сирота, с 8 лет скитался по детским домам. Думаю, он бы скрасил мою холостяцкую тоскливую жизнь. Ты поддержишь мою просьбу? — поинтересовался я у Больца.
— Я-то поддержу, а вот в штабе абверкоманды — не знаю. Ты напиши подробный рапорт, а я доложу начальнику команды. В штабе могут возразить: мол, он вышел из детдомовской красногалстучной атмосферы и, наверное, заражен коммунистическим духом.
— Фриц, ты же знаешь, что красный галстук — это цвет не столько коммунизма, сколько романтизма, это пламя костра, зарниц, походов, — возразил я Больцу.
— Кстати, в конце месяца, — заметил Больц, — из Берлина к нам с проверкой приезжает работник абвера майор Шульц. Ты, Юра, посоветуйся и с ним. Он влиятельный офицер. Пока же нам надо готовиться к встрече и подтянуть пацанов, — добавил Больц.
Через две недели приехал майор Шульц, подтянутый, лет сорока пяти офицер. Шульц сначала был немногословен, сдержан в оценке событий на фронте и при всем усталом пессимизме старался выражать немецкую самоуверенность и некую надежду. О своей миссии и полномочиях контролера говорил телеграфно, заявил, что приехал под давлением, которое на абвер оказал штаб группы армий «Центр» и персонально генерал Модель. Они стремятся сконцентрировать все силы вермахта и приданные им абверкоманды и группы. Поэтому мне приказано выяснить, готова ли «Особая команда Гемфурт» к диверсионным операциям в тылу русских, и, если готова, передислоцировать ее в тылы вермахта, в Польшу, под город Конин, в качестве резерва командования.
После нескольких рюмок коньяка и обильной закуски Шульц взбодрился, посвежел, стал говорливым и откровенным. На вопрос Больца, какова ситуация сейчас на Восточном фронте и каковы планы, по данным военной разведки, на весенний и летний период 1944 года, Шульц хотя и пространно, но здраво ответил:
— Наше положение к концу 1943 года стало критическим и напоминает говно с перцем (Drek mit Pfeifer). Главная задача командования вермахта состоит в том, чтобы собрать все силы и распределить их так, чтобы выстоять там, где противник будет наносить новые удары. А где он будет наносить эти удары, толком никто не знает, и ничего определенного сообщить командованию абвер не может, потому что у нас нет агентуры в штабах русских. Да, есть один источник в Москве, в Ставке, но и тот, как нам кажется, работает с нами под контролем русской разведки. Радиоперехват, который снабжал нас обильными разведданными, сейчас ограничен только тактическим войсковым масштабом. Да и то мы получаем крохи, так как русские в войсках перестали болтать по радиосвязи и научились строго соблюдать скрытность управления войсками. А их радиосвязь в звене штаб фронта — армия — Ставка хорошо защищена и оказалась для нас непроницаемой. Короче говоря, первый отдел абвера во главе с генералом Пиккненброком вместе со своей фронтовой структурой, по заявлению шефа абвера адмирала Канариса, оказались не на высоте и не сумели переиграть русских. Ставка и штаб Верховного командования вермахта не имеют четкого плана кампании на лето 1944 года и не знают, где русские нанесут главный удар. И тем не менее, проанализировав все данные и обстановку на Восточном фронте, абвер в своем аналитическом докладе пришел к выводу, что русские наиболее вероятно будут наступать летом в Белоруссии — они хотят ворваться в Польшу и оттуда нацелятся на Германию, чтобы закончить войну в Берлине. Однако штаб и командование, как всегда, пошли на поводу у фюрера, который заявил, что он лучше потеряет белорусские леса, чем румынскую нефть. Поэтому главный удар Красной Армии якобы надо ждать на юге, против группы армий «Юг» и «Северная Украина». Для отражения этого удара туда перебрасывается сейчас восемнадцать танковых и гренадерских дивизий вермахта, в то время как в Белоруссии, в группе армий «Центр», оставляют лишь 9-ю и 4-ю армии пехоты и только одну-единственную танковую дивизию. Глупое и недальновидное решение, — горестно заметил Шульц и добавил: — Штабные генералы воображают, что русские не заметят такой массовой переброски войск, не поняли еще, что их разведка с помощью партизан и подполья знает все, что делается у нас в тылу.
Учитывая, что силы группы армий «Центр» ослабляются, абвер считает, и в этом нас поддерживают генерал Модель и его штаб 9-й армии, эффективным подспорьем войск вермахта может стать расширение диверсионных операций против русских. Цель — уничтожение и запугивание войск противника. Что подтверждает и наш опыт ведения войны. Вот с такой миссией я и прислан к вам…
После выпитого Шульц отяжелел и отправился отдыхать.
В связи с приездом контролера, который непременно захочет встретиться с ребятами и будет выяснять их готовность выполнить задание, я решил предупредить Замотаева и поговорить с ним об усыновлении. Вечером, перед отбоем, я пригласил Ваню прогуляться.
— В школу приехал ответственный офицер абвера, — начал я разговор. — Будет посещать занятия, беседовать с вами, интересоваться вашим настроением, чтобы сделать вывод, насколько вы готовы к выполнению задания. А затем свое решение доложит начальству. Если он решит, что вы готовы и согласны задание выполнить, то, вероятнее всего, всех вас перебросят ближе к фронту, скорее всего, в Белоруссию или в Польшу, а оттуда — в тыл Красной Армии.
В связи с этим я хотел бы услышать твое мнение: как сейчас настроены ребята? Что будут отвечать этому офицеру на его вопросы о своем намерении выполнять приказ?
— Юрий Васильевич, почти все ребята будут отвечать одинаково: «Да, мы готовы и согласны выполнить задание». На самом же деле никто из них, точнее, большинство ребят, с которыми я уже говорил, никакого задания немцев выполнять не будут. Но есть и такие — их человек 10–12, которые хотят вообще отказаться лететь в тыл Красной Армии и совершать там диверсии. Правда, эти боятся репрессий, ищут аргументы для отказа. Но, как видите, есть и такие.
— Надеюсь, Ваня, ты понимаешь, что тебе придется аккуратно, без митинга, еще раз поговорить с
