Уткин, понимая, для чего их используют немцы. Поэтому стремились выжить, всячески обезопасить себя и уклониться от нанесения ущерба Красной Армии. Меня порадовало их физическое и нравственное состояние, раскованность в рассуждениях и мыслях. Они теперь окрепли, выглядели совсем другими — людьми с чувством собственного достоинства.
Чтобы проверить свои выводы, я решил поговорить с Ваней, который за эти дни успел пообщаться с ребятами. После обеда мы вышли с ним на улицу, поскольку разговаривать в комнате на такую тему было невозможно. Прогуливаясь по монастырской аллее, обсаженной мальвами с цветками-фонариками, мы оба пребывали в приподнятом настроении. Все кругом горело в пышном закате летнего вечера. Золотой диск солнца, словно раскаленный уголь, медленно опускался из лазурного неба. Он осыпал искристым блеском лучей верхушки деревьев, зажигая их сверкающей карминной позолотой. Стоял один из тех чарующей красоты июльских вечеров, которые так радуют и людей и птиц. В воздухе носились ласточки, выгуливая и обучая свое потомство. Они взвивались в высоту ясного неба, а затем с радостным щебетанием скользили вниз к пепельно-багряным макушкам лип, схватывая грациозно танцующую мошкару.
— Вот здесь, в благодатной обстановке, мы в безопасности и потолкуем с тобой, — начал я разговор. — Скажи, сынок, что нового, какое настроение у ребят?
— Настроение боевое, все хотят домой, к своим, — с жаром ответил Ваня. — Тем более знают, что Смоленщина и Белоруссия освобождены от немцев.
— В беседе с Больцем и со мной некоторые ребята заявили, что готовы лететь на задание, если их снабдят документами, удостоверяющими личность. Как ты считаешь, что это даст им?
— Юрий Васильевич, главное ведь не в этом, а в том, будут или не будут они выполнять задание. А документы здесь ни при чем. Я знаю, это Леня Уткин и его земляки-смоляне требуют документы. Но я думаю, что они хитрят, рассчитывая затянуть время и дождаться прихода Красной Армии. А сами они очень стремятся домой. Вообще, за это время, а скоро уже год будет, ребята изменились: не только отъелись, возмужали, но и освоились и обнаглели, стали шалить и даже дерзить русским преподавателям и немцам. А те, я заметил, присмирели и ведут себя как побитые собаки, понимая, что «Гитлер капут». Так что, я думаю, всех ребят надо быстрее отправлять на задание, которое они ни под какими угрозами и обещаниями выполнять не будут. Быстрее, пока они не расхулиганились и не набедокурили. — Затем Ваня посмотрел внимательно мне в глаза и спросил: — А вы меня тоже отправите на задание с ребятами?
— Нет, Ванюша, ты же мой сын. Мы с тобой здесь будет бороться и помогать Красной Армии, — ответил я.
— А как бы хотелось нам с вами оказаться у своих! — грустно заметил Ваня.
— Потерпи, сынок, мужайся и будь осторожен, лишнего не говори своим ребятам, — посоветовал я.
Обстановка в школе и настроение ребят для меня стали ясны. Свои выводы надо было сообщить Больцу, а после согласования с ним доложить начальнику абверкоманды.
На другой день я приехал к Больцу на его квартиру в Лодзь и рассказал ему о беседах с ребятами и своих предложениях. Больц задумался, а затем сказал:
— Все это хорошо для нас, что пацаны согласны лететь на задание. Но меня заботит вопрос о документах. Я понимаю ребят, они хотят обезопасить себя. Но дело в том, что я не могу изготовить подобные документы на 18 человек и в абверкоманде уже нет таких технических возможностей. Там прежний сектор документации расформирован, все офицеры отправлены на пополнение 9-й и 4-й армий, разбитых в Белоруссии. И вообще, после покушения на фюрера, когда Канариса арестовали, а военную разведку передали Гиммлеру в Главное управление имперской безопасности, многое меняется и в абвере. Так что я не знаю, как поступить с этими пацанами, которые требуют документы. Насильно же их не заставишь лететь на задание. Пусть решает сам начальник абверкоманды. Так что придется ехать к нему и докладывать о готовности к началу операции.
Я спросил Больца, что ему известно о положении на фронте.
Больц нахмурился, обреченно махнул рукой и проговорил:
— Такого удара, как в Белоруссии, вермахт никогда не испытывал. По существу, группа армий «Центр» по вине бездарного командующего фельдмаршала Буша перестала существовать. Русским удалось взять в плен одних генералов больше десятка, свыше ста тысяч солдат и офицеров. В результате русские вышли на Вислу, с ходу форсировали ее, захватив несколько плацдармов на западном берегу. Фюрер допустил ошибку — с опозданием сменил Буша на Моделя, который сейчас успешно наводит порядок. Он уже выбил русские войска с набережной Варшавы и старается сбить их с плацдармов. Вот почему Модель требует сейчас срочно усилить диверсии на коммуникациях Красной Армии, чтобы затормозить снабжение ее резервами.
На другой день я и Больц докладывали подполковнику Арнольду о готовности «Особой команды «Гемфурт» к выполнению задания по диверсии. Хмурый, с угнетенным настроением Арнольд оживился и спросил:
— Все согласны?
Больц ответил:
— Так точно, все, более семидесяти подростков экипированы, заготовлены средства, пропуска, деньги, продукты, проведен инструктаж. Не ясен один вопрос. Несколько подростков, которые готовы лететь на задание, просят снабдить справкой или копией метрики, удостоверяющей личность, чтобы их преждевременно не задержали на пути от места приземления к железнодорожной станции.
Арнольд задумался, а затем сказал:
— Что ж, ребята рассуждают логично, они, по-видимому, хотят обеспечить свою безопасность.
— Точно так! — подтвердил Больц.
Арнольд, обращаясь к своему начальнику штаба, спросил:
— Вы можете изготовить такие документы, исходные данные вам дадут?
— К сожалению, господин подполковник, у нас нет ни одного документалиста, все офицеры переведены на пополнение штабов армии, — ответил начальник штаба.
— Тогда начнем операцию без этих подростков, а позже решим, что с ними делать. Медлить нам нельзя, фельдмаршал Модель торопит, — закончил Арнольд. — Теперь об операции. Господа Больц и Ростов, завтра поезжайте в штаб группы армий «Центр» и согласуйте с оперативным отделом детали операции — сколько рейсов потребуется, с каких аэродромов, каковы пункты выброски. Сама схема и порядок подготовки подростков к посадке и вылету у вас отработаны по прежней операции. Вот этой методикой и руководствуйтесь. Закончите заброску и затем начинайте новый набор подростков. Но об этом мы с вами поговорим дополнительно. А пока у меня к вам нет вопросов, — закончил Арнольд.
В оперативном отделе в течение двух дней мы согласовали все проблемы предстоящей операции и вместе с двумя офицерами выехали на аэродром «Мария» под Лодзью. Сюда же на машинах доставили 52 подростка, и в ночь на 30 августа их парами на двух самолетах по отработанной схеме перебросили на территорию Белоруссии вблизи железнодорожных станций. Перед вылетом ребят накормили и выдали каждому по сто граммов водки, от которой почти все отказались. Они были, как я заметил, возбуждены, шутили, и на лицах светилось радостное выражение. Я вспомнил слова Замотаева о том, что ребята хотят домой, и убедился в их истинности. А сам Ваня при посадке споро крутился среди ребят, помогая им прилаживать парашюты и сумки. При этом он неназойливо что-то наговаривал им полушепотом, заряжая своей энергией и согревая добром. А ребята, залезая в самолет, по-братски прощались, обнимая его.
Я стоял возле самолета, наблюдая картину посадки. Неожиданно ко мне подошел стройный белорус Вячеслав Бабицкий и протянул руку для пожатия. Он хитро улыбнулся, многозначительно подмигнул и сказал:
— До свидания и спасибо за доброту!
Проведя две ночи на аэродроме и отправив ребят на задание, мы с Ваней в компании Больца и штабных офицеров отправились на доклад к начальнику 203-й абверкоманды. С Арнольдом мы случайно встретились в коридоре. Он из столовой шел к себе в кабинет. Увидев среди нас Замотаева в форме фельдфебеля, Арнольд спросил:
— А вы кто будете, молодой человек?
Ваня четко представился, а я доложил:
— Это мой приемный сын, господин подполковник! Он помогал нам готовить ребят и отправлять их
