военным коммунизмом над крестьянами измываться, то они вам такую пугачевщину покажут, что света белого не взвидите.
– Слышь, Антон, как в Митьке бывший эсер заговорил, – сказал Алексей, – но хорошо режет, собака. Боженьку к месту приплел, аж плакать хочется. Значит так, Митрий. Скажу тебе как брат брату. Если ты с нами не пойдешь всемирное равенство строить, то загремишь к чертовой матери в нижегородскую чрезвычайку как эсеровский недобиток. Понял?
– Узнаю, узнаю папашу твоего покойного. Весь в него, припадочный. Да ты возьми чернильницу и дай мне в лоб. Усиль воспитательный эффект.
В диалог вмешался Седов:
– Тихо, тихо, братья. Эдак мы и вправду до рукопашной дойдем. Не для этого собрались. Коли ты, Митя в религию впал, то это твое дело. Для меня религия перестала существовать, когда я понял, что она служит самодержавию. И хоть жизненный опыт у меня тоже кое-какой есть, Святое Писание на него никак не ложится. Напротив, здесь для меня примером стал Александр Блок. Поэт, гений поднебесный. Ведь начинал с глубокой веры, а потом через мучительные поиски пришел к немыслимой высоте – поставил Христа во главе пролетарской революции. Знаешь поэму «Двенадцать»? Там идут двенадцать вооруженных рабочих и «в белом венчике из роз впереди Иисус Христос…» Вот подвиг мысли и духа!
– Думаешь, подвиг? А я так не думаю. Если посмотреть внимательнее, то это самая настоящая подмена. Вместо двенадцати апостолов, несущих заветы «возлюби» и «не убий», Блок ставит фигуры насилия – вооруженных людей, готовых убивать ради земных благ. И их ведет Христос!
Я Блока читал и по питерской жизни кое-что о нем знаю. Светлый был поэт, пока его не опутали шуты, вроде Гиппиус и Бугаева. Каким-то силам было нужно, чтобы его православные взгляды покоробились. Да еще очень страдал от неверности жены.
Наверное, эта боль не позволила ему понять трагедию революции. Вот Господь и лишил его голоса, а может быть, попустит и большее наказание.
– Ну, это мы посмотрим, – сказал Алексей. – Товарищ Блок еще направит нашу новую культурную поросль по нужному пути, – и засмеялся, вспомнив Эльку Шанц.
Антон сменил тему разговора и сказал, что неплохо было бы перекусить. День клонился к вечеру. Алексей быстро сбегал в свой кабинет, принес потертый портфель, из которого выкатил на стол несколько вареных картофелин и извлек солдатскую флягу спирта.
– Не забывают сормовчане, спиртику подослали. В прошлом году они целую цистерну в одном эшелоне обнаружили. Председатель завкома себе бочку отлил и с тех пор у них самая сплоченная парторганизация в губернии, – весело сказал он. Разлили по трети стакана, почистили картошку.
– За нас за всех, за лучшую жизнь, – сказал Алексей и выпил одним глотком. Следом выпили Митя с Антоном. Закусили картошкой. Алексей на глазах захмелел, стал потирать слипающиеся глаза. Сказывалось недосыпание.
Вскоре он ушел поспать к себе в кабинет, и Седов с Митей остались одни.
4
Великий Мастер в раздумье расхаживал по своему просторному кабинету в Виндзорском дворце. Он ждал Брата Секретаря для доклада о подготовке заседания Объединенного совета.
Через высокие замковые окна в помещение проникал солнечный свет. Далеко внизу, у подножия холма, на котором стоял дворец, раскинулись весенние зеленые луга, окаймленные курчавыми рощами, блестела голубоватая полоска Темзы, а за ней жизнерадостно выглядывали из цветущего парка красные башенки Итонского университета.
Мастеру было грустно. Он уже двадцать лет находился у штурвала английских братств, и чем дальше, тем больше понимал, что они отстают от реальной жизни. Публичная политика неудержимо врывается в, казалось бы, незыблемые порядки Империи, диктует новые правила игры и создает условия борьбы, к которым масоны на сей раз приспосабливаются с большим трудом. Братьям стало трудно работать с членами кабинета. В самом кабинете масонов поубавилось, потому что на смену солидным буржуазным политикам, десятилетиями просиживавшим кресла в правительстве, туда прорываются горлопаны, пришедшие с уличных митингов и демонстраций. Они знать ничего не хотят о вековых традициях и ведут себя так, словно находятся в окружении голодных босяков. Привлекать их в ложи было бы безумием. Теперь многие дела решаются не в кабинете Мастера, а там – в партийных и профсоюзных штаб-квартирах да в клетушках чиновников премьер-министра. Показательно, что и сам Дэвид Ллойд-Джордж вежливо отказался от участия в ложе, когда был еще начинающим политиком. И потом, за всю свою долгую карьеру, так и не поддался зазываниям, хотя, казалось бы, это несет множество выгод.
Да что Ллойд-Джордж! Собственный сын Великого Мастера, которому предстоит сменить отца на этом посту, с ухмылкой слушает проникновенные речи о той высокой ответственности, которая ляжет на его плечи. Наверняка среди его сверстников-студентов ходит множество анекдотов про вольных каменщиков, и он воспринимает ложи как общество спятивших с ума болтунов, которые страдают вдобавок ко всему еще и манией величия.
Хотя не надо забывать, что только в Великобритании насчитывается почти триста тысяч братьев. И они связаны дисциплиной. Разве это не сила?
Другое дело, что масоны не могут угнаться за правительством. Оно действует более оперативно и имеет для этого нужные рычаги. Чрезмерное увлечение Великой Ложи финансистами привело к тому, что ложи имеют деньги, но деньги не решают всех проблем. Надо пронизать своими людьми руководство публичных партий и трейд-юнионы. Это самое слабое звено. Больше внимания уделять проникновению в государственную пирамиду сверху донизу. Усиливать там конспирацию и зашифровку. Великому Мастеру известно, что Ллойд-Джордж боится масонов. Он любит быть единоличным хозяином положения. Если премьер послушает своих шептунов-советчиков и разработает проект закона, который запретит чиновникам участвовать в ложах, то вольным каменщикам останется только строить общественные туалеты и отлавливать бездомных собак.
Мажордом доложил о прибытии Брата Секретаря. Тот вошел как всегда своей неспешной, но деловой походкой, почтительно поклонился, затем присел за стол и сразу же приступил к делу. Открыв кожаную папку, Брат Секретарь зачитал британскую концепцию заседания Объединенного совета. При этом заметил, что она согласована с Великой ложей Франции. По его мнению, на совете следовало дать предельно сжатый анализ неудачи российского предприятия. Терять время на обсуждение общеизвестных истин не стоило. Причины провала были очевидны. Они заключались в несогласованности и противоречивости усилий разных стран. И хотя координация работы была возложена на Великую ложу Великобритании, как имеющую прямые выходы на дом Романовых, относительно неплохая координация имела место только с французами. Американские финансисты не выполнили своих обязательств.
Великий Мастер слушал Брата Секретаря и думал о том, что масонство слабнет не только с внешней стороны. Внутри его также пошли трещины. Самый свежий пример – предательство американских братьев. Не по случайности и не по глупости. Они сознательно повели дело к провалу операции на ее завершающем этапе. Вопреки здравому смыслу подключились к поддержке большевиков, направив в Петербург Троцкого с отборным отрядом подготовленных пропагандистов и огромными деньгами, когда дело, казалось, уже было сделано. Соединившись в один поток, немецкие и американские деньги превратили Ленина в могучего противника Временного правительства и дали возможность вырвать первенство у Керенского. И потом, в период гражданской войны, американские ложи продолжали упорно поддерживать красных.
Такого масонский мир еще не знал. Мало того, что американцы сорвали планы братств. Впервые в истории масонства ложи Нового Света пошли против его основополагающих устоев. Они предали якобинскую революцию. А якобинство – это библия масонов. Ради его святых лозунгов оно существует, живет и борется. Ибо, только когда Свобода, Равенство и Братство воссияют во всем мире, тогда ложи смогут вздохнуть полной грудью. Уже никакие абсолютистские монархии, никакие диктаторы, никакие шайки разбойников не смогут помешать им править самым надежным инструментом власти – деньгами.
Предательство американцев говорило о чем-то совершенно новом. Неужели для них стали безразличны демократические принципы ради какого-то временного союза с кровавой диктатурой, ради возможности ухватить кусок пожирнее? Нет сомнений, что они подослали Бронштейна Ленину из-за каких-то выгод. Но рассчитывать переиграть Ульянова – дело неблагодарное. Он способен на любой, самый дьявольский
