собеседник на сей раз был невнимателен и бегал взглядом по залу. Вскоре он прервал Булая на полуслове:
– Извини, пожалуйста, Данила. Я вижу человека, с которым не встречался очень давно. Это мой учитель. Он был преподавателем в нашей группе переводчиков. Я могу пригласить его за стол?
Данила почувствовал легкое жжение где-то под сердцем, и в ушах его зазвучала бодрая мелодия марша, который много лет подряд открывает футбольные ристалища. «Ты не мог не увидеть своего учителя, когда шел по ресторану, дурачок, – подумал он. – Слишком узкая тропа. Значит, этот человек пришел по нашим следам и подсел чуть позже. А ты бегал глазенками по залу, ждал его прихода. Как же по-другому? Вы же не знали, какой ресторан я выберу. Пришлось ему вести нас от точки встречи. Да и какая нужда его ко мне тащить? Пошел бы, поприветствовал, договорился о встрече…». Чувство обиды за то, что его считают недоумком, разыгрывая такую неумелую комбинацию, овладело Булаем, и он решил не прощать эту топорную работу.
– Конечно, конечно, Хайнц, любопытно посмотреть, кто дал тебе такие хорошие знания.
Через минуту немец подвел к их столику полноватого человека средних лет в недорогих очках, поблескивающих металлической оправой. Он представился Гансом Мюллером, подал визитную карточку, на которой значилось, что является преподавателем курсов переводчиков, после чего стал изображать радость обретения своего бывшего ученика. Данила понял, что Хайнц был агентом немецкой контрразведки БФФ, но не справлялся с его разработкой, и поэтому к ней решили подключить либо более опытного агента, либо ведущего офицера. Судя по тому, как незамысловато немцы разыгрывают спектакль, они держат его за «чистого» дипломата». Представляемая ими сцена напоминала своей искусственностью японский театр кабуки, и Булай, понимая, что ничем не рискует, начал перекрестный допрос лицедеев.
– Так вы давно познакомились? – любезно улыбаясь, спросил он Ганса Мюллера.
– О да, в ту пору Хайнц еще был капралом.
Данила глумливо засмеялся и сказал:
– А ваш близкий друг мне рассказывал, что никогда не был капралом, а всегда был ефрейтором. Вы, наверное, забыли.
Булай хорошо знал биографию Хайнца, так как за предыдущие беседы исподволь подробно опросил его и уже направил справку в Центр.
Мюллер смутился, бурая краска ударила ему в лицо.
«Ну что же вы, вашу мать, даже легенду знакомства толком не проработали», – с досадой подумал Булай и задал новый вопрос:
– И сколько же лет вы не виделись?
Пожилой немец обрел бодрость духа, оживился и уверенно заявил:
– Да уж года четыре.
– Вот как жизнь людей разводит, – в раздумье заметил Данила, – Хайнц как раз четыре года как вернулся из Штатов. Вы, можно сказать, по одним коридорам ходите, а ни разу не встретились. Целых четыре года… Ведь курсы ваши прямо при отделе переводов расположены, насколько я понимаю. А ученик ваш там чуть ли не каждую неделю бывает.
– О, это правда, – несколько опешив, замялся Мюллер. – Но не от того, что я там работаю, я, как бы сказать, там уже почти не работаю, я уже вот-вот на пенсии… и только иногда преподаю…
Ни слова не говоря, Данила вынул из кошелька его визитную карточку и стал ее внимательно читать.
Мюллер понял, что спектакль проигран вчистую, заказал три рюмки фруктовой водки, поднял тост за общее здоровье, заявил, что несказанно рад был познакомиться и откланялся.
Хайнц сидел, понурив голову, не в силах активизировать разговор. Видимо, сценарий встречи такого развития никак не предполагал.
– Ну что, пора, дружок, – сказал Данила. – Давай, я подброшу тебя к твоей французской подруге.
Немец сидел в его автомобиле, сжавшись от напряжения, не произнося ни звука. Он боялся, что если Булай из КГБ, то, раскусив этот мелкий заговор, жестоко отомстит ему.
Однако ничего не случилось. Данила притормозил у дома девушки и, не подав руки, распрощался с Хайнцем. С тех пор они больше не виделись.
Но что же американец? Был он уже в «Хофбройхаузе» к моменту их захода или пришел следом?
Все-таки был. Данила воспроизвел в памяти момент, когда они садились за стол. Этот момент он всегда использует, чтобы осмотреться вокруг. Он видел этого человека, когда оглядывал зал. Слишком заметная внешность. Точно, он еще бросился в глаза своим толстым, как картошка, носом. Пожалуй, можно открывать переговоры. Что ж, начнем выяснять, отчего такая нужда в деньгах у славного защитника американских ценностей. Ведь, в общем-то, он должен неплохо получать.
Однако разобраться в этом вопросе оказалось непросто. Рико относился к теме весьма эмоционально и никак не мог объяснить, почему ему не хватает зарплаты. Слова у него начали связываться во вразумительные фразы, только когда Булай предложил ему вернуться к привычному языку. Тут Данила узнал, что факаная в голову жена Коллеты, мать ее, превратила его жизнь в говно и откачивает у него все баксы на факаные тряпки, мать их, и он сам стал задницей от этого дерьма.
Теперь становилось более-менее понятно, что майор вместе с женой представляют собой парочку, у которой не может быть накоплений в силу их образа жизни, и тон здесь задает супруга. Она просто транжирка, загнавшая мужа под каблук и выжимающая из него все деньги. Это объяснение было для Данилы более убедительным, чем какая-нибудь драматическая семейная история. Еще в прошлую командировку ему пришлось разбираться с американцем, весьма эмоционально вравшим, что деньги ему нужны на очень сложную операцию жены, страдавшей бесплодием. Данила заподозрил неладное еще исходя из поведения этого человека, так как очень редкие люди являются сценическими гениями. В игре всегда присутствуют элементы фальши. Его подозрения подтвердили психологи службы, просмотревшие видеозапись беседы, а затем из Вашингтона пришла агентурная информация о том, что этот человек – подстава.
Нет, Коллета, по первым прикидкам, подставой не был. Надо было двигаться дальше.
Булай спросил, каково же представление американца о сумме заработка. Глаза Рико заволокло мутным облачком, будто он нюхнул кокаина, и он помолчал минуту, а потом тихо выдавил из себя:
– Два миллиона.
– Почему именно два?
– Понимаешь, парень, я не смогу зажать всю капусту от моей стервы, мать ее. Но если выручу большую кучу, то половину стырю, черт бы ее побрал.
– Ты что, хочешь однажды зажить свободной жизнью, без жены?
– Кто на меня позарится с моей-то рожей? Я же страшное говно, страшней противогаза. Просто моя сучка, мать ее, все просрет за один месяц, и опять будет полная задница. Так что, парень, мне надо две тонны баксов: одну – для расходов, а другую – в заначку. Сечешь?
Здесь все тоже выглядело естественно, и Данила задал основной вопрос:
– У тебя что, действительно есть товар на продажу? Кем ты служишь?
– У меня много товару, мать его. Столько дерьма, что не сожрать. Я шеф оружейного депо, парень. Знаешь, что там главное? Думаешь, пушки-финтифлюшки? Ни черта подобного. Там есть документы ко всем новым штуковинам, которые дырявят танки и убивают людей, мать их. Понял? Секретные наставления. Твои вояки много бы дали за них, это точно. А я мало просить не буду, даже и не думай.
– Например, какое наставление ты можешь продать?
– Да хоть какое, да хоть к танковому орудию последнего «Абрамса». Думаешь, твоим парням неважно, какая у нее скорострельность, прицельность, дальность поражения, какими снарядами эта сучка плюет? Скажу по секрету, Штаты здесь вас обгоняют, мать их, это точно. Такую дуру придумали, факен шит, что просто ого-го.
– Ладно, не набивай себе цену. Вопрос об оплате встанет только после оценки твоего материала. Я еще должен убедиться, что ты не принесешь старых газет…
Беседа продолжалась долго. Булай подробно опросил Коллету о его реальных разведвозможностях, присмотрелся к его поведению (в порядке ли психика?), поглубже изучил мотивацию – и в конце концов пришел к решению назначить следующую встречу и посмотреть, действительно ли Рико принесет на нее