Но их новый призыв воюет более умело. Почему? Потому с что с детства в гитлерюгенде обучался, хорошие боевые навыки на фронт принес. А наши призывники сейчас из самой глубинки идут, где ОСОВИАХМа толком не было. Деревенские ребята, не обстрелянные и не умеют обращаться с оружием. От этого неравные потери. Сейчас вообще начнем забирать семнадцатилетних мальчишек. Истощенных голодом. Деревню уже всю вычистили. Для фронта они слабы. Такой возраст еще для оборонных заводов подходит. А для фронта они дети.
Разведка сообщает: негодяи думают, что через полгода наш потенциал будет исчерпан. Мы израсходуем людские резервы и не сможем больше нанести ударов, какие нанесли под Москвой, Сталинградом или Курском. Стало быть, увязнем в войне. Тут-то они высадятся в Европе, и возьмут в свои руки стратегическую инициативу. Ну что ж, пусть так думают. А согласие на встречу в Тегеране я дам только осенью, когда они поймут, что после Курска Гитлеру конец. Тут они у меня как караси на сковородке покрутятся. Мы уже тесним фашистов к довоенным границам, а они все еще не решаются ввязаться в драку по-настоящему. Значит, упускают инициативу из своих рук. В этот раз торгаши проторгуются. В Тегеране они это поймут окончательно.
57
Сталин и церковь
Запись в дневнике полковника госбезопасности Г. Г. Карпова.
' 4 сентября 1943 года я был вызван к т. Сталину и получил указание позвонить патриаршему местоблюстителю митрополиту Сергию, и от имени Правительства передать следующее: 'Говорит с Вами представитель Совнаркома Союза. Правительство имеет желание принять Вас, а также митрополитов Ленинградского Алексия и экзарха Украины митрополита Киевского и Галицкого Николая, выслушать Ваши нужды и разрешить имеющиеся у Вас вопросы. Правительство может Вас принять или сегодня же, через час-полтора, или если это время Вам не подходит, то прием может быть организован завтра (в воскресенье) или в любой день последующей недели'.
Тут – же, в присутствии т. Сталина, созвонившись с Сергием, я передал вышеуказанное, и попросил обменяться мнениями с митрополитами Алексием и Николаем, если они находятся в данное время у митрополита Сергия.
После этого доложил т. Сталину, что митрополиты Сергий, Алексий и Николай благодарят за такое внимание со стороны Правительства и хотели бы, чтобы их приняли сегодня.
На встрече тов. Сталин, коротко отметив положительное значение патриотической деятельности церкви за время войны, просил митрополитов Сергия, Алексия и Николая высказаться об имеющихся у патриархии и у них лично назревших, но не разрешенных вопросах.
Митрополит Сергий сказал т. Сталину, что самым главным, и наиболее назревшим вопросом является вопрос о центральном руководстве церкви, т. к. почти 18 лет он является патриаршим местоблюстителем, и лично думает, что вряд ли есть где столь продолжительные трудности, что Синода в Советском Союзе нет с 1935 г. А потому он считает желательным, чтобы Правительство разрешило собрать архиерейский Собор, который и изберет патриарха, а также образует орган в составе 5–6 архиереев.
Митрополиты Алексий и Николай также высказались за образование Синода и обосновали это предложение об образовании как наиболее желаемую и приемлемую форму, сказав также, что избрание патриарха на архиерейском Соборе они считают вполне каноничным, т. к. фактически церковь возглавляет бессменно в течение 18 лет патриарший местоблюститель митрополит Сергий.
Сталин не только согласился собрать архиерейский Собор – он еще всячески торопил иерархов, которые было собирались заняться этим вопросом несколько неспешно.
'…Митрополит Сергий ответил, что архиерейский Собор можно будет собрать через месяц, и тогда т. Сталин, улыбнувшись, сказал: 'А нельзя ли проявить большевистские темпы?' Обратившись ко мне, спросил мое мнение, я высказался, что если мы поможем митрополиту Сергию соответствующим транспортом для быстрейшей доставки епископата в Москву (самолетами), то Собор мог бы быть собран и через 3–4 дня'.
Затем Иосиф Сталин безоговорочно согласился на все просьбы, которые озвучили ему иерархи. Например, об открытии богословских учебных заведений. Более того, глава СССР удивился, что у него просят так мало – товарищ Сталин спросил – «Почему они ставят вопрос о богословских курсах, тогда как Правительство может разрешить организацию духовной академии и открытие духовных семинарий во всех епархиях, где это нужно».
Иерархи объяснили: 'для открытия духовной академии у них еще очень мало сил и нужна соответствующая подготовка, а в отношении семинарий – принимать в них лиц не моложе 18 лет они считают неподходящим по времени и прошлому опыту'.
Тов. Сталин сказал: 'Ну, это дело ваше, если хотите богословские курсы, начинайте с них, но Правительство не будет иметь возражений и против открытия семинарий и академий'.
Точно так же Сталин не возражал против церковного органа печати: 'Журнал можно и следует выпускать', не возражал против открытия новых церквей, согласился рассмотреть список архиереев, находящихся в заточении, чтобы решить их судьбу. Более того, тов. Сталин сказал, что церковь может рассчитывать на всестороннюю поддержку правительства во всех вопросах, связанных с ее организационным укреплением, и развитием внутри СССР. И что, как он говорил об организации духовных учебных заведений, не возражая против открытия семинарий в епархиях, так не может быть препятствий и к открытию при епархиальных управлениях свечных заводов и других производств.
Были решены и другие вопросы технического характера, после чего Сталин несколько раз спросил иерархов, нет ли у них каких-нибудь других просьб. Узнав, что нет, он подвел итог-«Ну, если у вас больше нет к Правительству вопросов, то, может быть, будут потом. Правительство предполагает образовать специальный государственный аппарат, который будет называться Совет по делам Русской православной церкви, и председателем Совета предполагается назначить т. Карпова. Как вы смотрите на это?' Все трое заявили, что они весьма благожелательно принимают назначение на этот пост т. Карпова.
Письмо министра иностранных дел Великобритании Энтони Идена премьеру Уинстону Черчиллю.
«Дорогой Уинстон. Только что я получил сведения из Москвы о том, что Сталин предпринял серьезные шаги по реабилитации православной церкви. Подтверждаются наши прежние сведения о том, что отношения Сталина с русской церковью не столь однозначны, как этого хотели основоположники большевистского государства. После 1939 года, когда Сталин своим постановлением остановил преследование служителей церкви, он предпринял новые шаги к ее сохранению. Он разрешил возрождение традиционного органа управления – Синода, избрание патриарха, восстановление учебных заведений, а главное – освобождение из мест заключения находившихся там священников. Это очевидное и большое послабление для русской церкви.
Я полагаю, что причины такой политики заключаются не только в патриотической деятельности церкви в период оккупации. Для большевиков, уничтожавших церковь по идейным соображениям, это не могло быть причиной столь решительного поворота, ведь идейные антагонизмы остались.
Убежден, что мы являемся свидетелями проявления реального отношения к религии Иосифа Сталина, который никогда не был рьяным участником ленинского геноцида священников, и, думаю, скрывал свои истинные убеждения. На самом же деле сегодня становится очевидным, что он не принадлежит к группе врагов русского традиционного общества. Теперь, когда после длительной и жестокой схватки он полностью уничтожил эту группу и укрепил свой авторитет в результате достигнутых военных побед, он решил более не скрывать своего истинного отношения к церкви. Мы понимаем, что после периода геноцида, который он также формально возглавлял, Сталин не сможет на весь мир заявить о повороте своей политики. Но со свойственной ему хитростью он будет разворачивать ее шаг за шагом. Думаю, в его представлениях о том, как должна выглядеть большевистская Россия, есть место церкви.
Кроме того, введение Сталиным новых образцов военной формы, похожих на форму царской армии, отказ от Третьего Интернационала, как центра сионизма и космополитизма, активное возвращение в Персию и на Балканы, планы прямого подчинения Польши и Финляндии русским интересам, говорят о том, что он видит себя продолжателем традиций Царской Империи.
Дорогой Уинстон, я хотел бы еще раз подчеркнуть: наши представления о И.Сталине как большевистском вожде мировой революции не совсем корректны.
