Брату опять дали три года. Теперь уже — строгого режима.
В день суда я получил бандероль из Читы. В ней оказалось десять пачек японских сигарет «Хи лайт»…
Борю поместили в Обухове. Он написал мне, что лагерь хороший, а вохра — довольно гуманная.
Капитан Дерябин оказался человеком слова. Он назначил Борю хлеборезом. Это была завидная номенклатурная должность.
За это время жена моего брата успела родить дочку Наташу. Как-то раз она позвонила мне и говорит:
— Нам предоставляют общее свидание. Если ты свободен, поедем вместе. Мне одной с грудным ребенком будет трудно.
Мы поехали вчетвером — тетка, Лиза, двухмесячная Наташа и я.
Был жаркий августовский день. Наташа всю дорогу плакала. Лиза нервничала. У тетки разболелась голова…
Мы подъехали к вахте. Затем оказались в комнате свиданий. Кроме нас там было шестеро посетителей. Заключенных отделял стеклянный барьер.
Лиза распеленала дочку. Брат все не появлялся. Я подошел к дежурному сверхсрочнику:
— А где Довлатов? — спрашиваю.
Тот грубовато ответил:
— Ждите.
Я говорю:
— Позвони дневальному и вызови моего брата. И скажи Лехе Дерябину, что я велел тебя погонять!
Дежурный несколько сбавил тон:
— Я Дерябину не подчиняюсь. Я оперу подчиняюсь…
— Давай, — говорю, — звони…
Тут появился мой брат. Он был в серой лагерной робе. Стриженные под машинку волосы немного отросли. Он загорел и как будто вытянулся.
Тетка протянула ему в амбразуру яблоки, колбасу и шоколад.
Лиза говорила дочке:
— Татуся, это папа. Видишь — это папа…
А брат все смотрел на меня. Потом сказал:
— На тебе отвратительные брюки. И цвет какой-то говнистый. Хочешь, я тебе сосватаю одного еврея? Тут в зоне один еврей шьет потрясающие брюки. Кстати, его фамилия — Портнов. Бывают же такие совпадения…
Я закричал:
— О чем ты говоришь?! Какое это имеет значение?!
— Не думай, — продолжал он, — это бесплатно. Я выдам деньги, ты купишь материал, а он сошьет брюки… Еврей говорит: «Задница — лицо человека!» А теперь посмотри на свою… Какие-то складки…
Мне показалось, что для рецидивиста он ведет себя слишком требовательно…
— Деньги? — насторожилась тетка. — Откуда? Я знаю, что в лагере деньги иметь не положено.
— Деньги как микробы, — сказал Борис, — они есть везде. Построим коммунизм — тогда все будет иначе.
— Погляди же на дочку, — взмолилась Лиза.
— Я видел, — сказал брат, — чудная девка…
— Как, — говорю, — у вас с питанием?
— Неважно. Правда, я в столовой не бываю. Посылаем в гастроном кого-нибудь из сверхсрочников… Бывает — и купить-то нечего. После часу колбасы и яиц уже не достанешь… Да, загубил Никита сельское хозяйство… А было время — Европу кормили… Одна надежда — частный сектор… Реставрация нэпа…
— Потише, — сказала тетка.
Брат позвал дежурного сверхсрочника. Что-то сказал ему вполголоса. Тот начал оправдываться. К нам долетали лишь обрывки фраз.
— Ведь я же просил, — говорил мой брат.
— Я помню, — отвечал сверхсрочник, — не волнуйся. Толик вернется через десять минут.
— Но я же просил к двенадцати тридцати.
— Возможности не было.
— Дима, я обижусь.
— Боря, ты меня знаешь. Я такой человек: обещал — сделаю… Толик вернется буквально через пять минут…
— Но мы хотим выпить сейчас!
Я спросил:
— В чем дело? Что такое?
Брат ответил:
— Послал тут одного деятеля за водкой, и с концами… Какой-то бардак, а не воинское подразделение.
— Тебя посадят в карцер, — сказала Лиза.
— А в карцере что, не люди?!
Ребенок снова начал плакать. Лиза обиделась. Брат показался ей невнимательным и равнодушным. Тетка принимала одно лекарство за другим.
Время свидания истекало. Одного из зеков уводили почти насильно. Он вырывался и кричал:
— Надька, сблядуешь — убью! Разыщу и покалечу, как мартышку… Это я гарантирую… И помни, сука, Вовик тебя любит!..
— Пора идти, — сказал я, — время.
Тетка отвернулась. Лиза укачивала маленькую.
— А водка? — сказал мой брат.
— Выпейте, — говорю, — сами.
— Я хотел с тобой.
— Не стоит, брат, какое тут питье?..
— Как знаешь… А этого сверхсрочника я все равно приморю. Для меня главное в человеке — ответственность…
Вдруг появился Толик с бутылкой. Было заметно, что он спешил.
— Вот, — говорит, — рупь тридцать сдачи.
— Так, чтобы я не видел, ребята, — сказал дежурный, протягивая Боре эмалированную кружку.
Брат ее живо наполнил. И каждый сделал по глотку. В том числе — зеки, их родные, надзиратели и сверхсрочники. И сам дежурный…
Один небритый татуированный зек, поднимая кружку, сказал:
— За нашу великую родину! За лично товарища Сталина! За победу над фашистской Германией! Из всех наземных орудий — бабах!..
— Да здравствует махрово-реакционная клика Имре Надя! — поддержал его второй…
Дежурный тронул брата за плечо:
— Боб, извини, тебе пора…
Мы попрощались. Я пожал брату руку через амбразуру. Тетка молча глядела на сына. Лиза вдруг заплакала, разбудив уснувшую было Наташу. Та подняла крик.
Мы вышли и стали ловить такси…
Прошло около года. Брат писал, что все идет хорошо. Он работал хлеборезом, а когда Дерябин ушел на пенсию, стал электромонтером.
Затем моего брата разыскал представитель УВД. Было решено создать документальный фильм о лагерях. О том, что советские лагеря — наиболее гуманные в мире. Фильм предназначался для внутреннего использования. Назывался он суховато: «Методы охраны исправительно-трудовых колоний строгого
