Голос у нее звучал естественно, но к Ирке она почему-то стояла спиной. Ирка взяла ее за плечи и развернула к себе.
— Как ты себя чувствуешь? — повторила она настойчиво.
Бабаня уткнулась Ирке в плечо:
— Ты уже знаешь? Марья Фридриховна проболталась?.. Да ничего страшного! Операция еще только во вторник!
— Какая операция?
— А разве Марья… не сказала?
— Фридриховна сказала больше, чем ты думаешь! Поэтому говори сама! Каждый отвечает за себя, в своем секторе ответственности! — сказала Ирка голосом, которым Фулона допрашивала комиссионеров.
Бабаня прижалась к ней еще теснее, пряча лицо:
— Сердечный клапан. Что-то мой будильничек поизносился. Но мне вставят новый ключик, и мы поедем дальше.
— Почему ты со мной не посоветовалась?
— Ну ты стала бы волноваться и… не знаю — не сказала, и все!
В голосе Бабани появилась вдруг совсем Иркина упрямая интонация, и Багров понял, откуда она взялась у самой Ирки.
— Ты НЕ ЛОЖИШЬСЯ на операцию! — сказала Ирка.
— Здрасте-подвинься! Я уже и квоту выбила, и деньги кому надо заплатила! И потом, я, знаешь ли, не потому под нож лезу, что мне это сильно нравится.
Ирка с Багровым просидели у Бабани еще два часа, но разговор не клеился. Не зная, чем себя занять, Матвей крошил хлеб, лепил из хлеба человечков и съедал их по кускам, отрывая руки и ноги. Бабаня выскакивала в коридор, на балкон, в другую комнату, спасалась от Ирки даже в ванной и специально, чтобы ее не слышать, включала воду, но Ирка преследовала ее, как оса, и кричала в щель:
— Не будешь ты ничего делать! Не будешь!
— Слушай! Ты ее сейчас переволнуешь, и она там так и останется! — шепнул Ирке Багров.
— Где останется?
— Ну в ванной. Сердце все-таки.
Ирка приутихла, и некоторое время спустя Бабаня осторожно выглянула из ванной.
— Взрослая внучка — это внучка, которая кричит громче тебя! Учитывая, что воспитала тебя я, получается, что я ору сама на себя! — сказала она жалобно, явно пытаясь наладить отношения.
Ирка молчала, строго барабаня пальцами по полировке.
— Да пойми же ты, что я так не могу! Всегда как на самолете летала, а сейчас на второй этаж, как старуха, поднимаюсь. Ступенька, еще ступенька… Хоть ты тресни — сделаю операцию, и все!
Ирка по-прежнему ничего не отвечала. Сидевший сбоку от нее Багров сумел наконец разглядеть ее шею. Маленькая красная родинка исчезла.
Глава 3
Комплекс полноценности
Всякому остановленному фашисту для захвата его в плен можешь еще крикнуть:
«Хэндэ хох!» (Руки вверх!)
«Вафи хинлеги!» (Бросай оружие!)
«Абгезэсен!» (Слезай! — С машины, с лошади, с повозки.)
Если фашист не сразу исполняет твое приказание, крикни грознее и добавь:
«Бай флухтфэрзух вирт гэшози!» (Побежишь — буду стрелять!)
Девушка возникла в жизни Петруччо внезапно. Он пришел в отдел сборки родного гипермаркета ругаться, что движущиеся полки поставили без колесиков и они ездят больше по нервам, чем по полу. И тут он увидел ее. Единственная и неповторимая, изготовленная судьбой исключительно в виде тестовой модели, она стояла на стремянке с дрелью в руке и пила сок из пакета, который только что на глазах у Чимоданова просверлила этой самой дрелью. На ее бежевом брезентовом жилете помещался целый арсенал: молоток, скотч и пистолет, стреляющий железными скрепками.
Чимоданов взглянул на нее и почувствовал, что в сердце ему вонзился гвоздь.
— Брось мне сок, женщина! — велел он.
Девушка насмешливо взглянула на Чимоданова и выполнила просьбу буквально: сбросила со стремянки сок, заливший его с ног до головы.
— Женщина, ты ослепла?! Я хотел пить, а не мыться! — взвыл Петруччо.
— Учу бесплатно! Пить — это так наливаешь и глотаешь. При этом не забываешь дышать! — Девушка спрыгнула со стремянки и оказалась рядом с Чимодановым.
Маленькая, ниже его ростом, но решительно-задорная. Лицо круглое, глаза круглые, волосы темные и жесткие, нос похож на кнопку звонка. Коня на скаку останавливать не будет, но скотчем обмотает и упакует наилучшим образом. На груди у девушки — обычный магазинный беджик салатового цвета с надписью «Вам помогает ОЛЬГА». Буква «О» несколько исправлена маркером — имеет уши, рот и глазки.
Сердце Чимоданова незримо задумалось, по кабелю связалось с мозгом, сверило ощущения и лопнуло от любви.
Дафна и Мефодий встретились с Чимодановым и его девушкой в Парке культуры. Там было столько страдающего спортом народа, что нельзя было плюнуть, не попав в велосипедиста или в роллера. Любящий бессмысленные эксперименты Петруччо доказал это целых два раза, пока его не успокоили.
Успокаивался Чимоданов плохо. Великая любовь не сделала его идеальным. Он остался таким же бабуином. Со своей девушкой Олей он поссорился четыре раза за пятнадцать минут, потому что Оля была такая же — танк, увешанный цветами: если он хотел идти направо — она шла прямо. В ответ, когда она просила Петруччо купить колу, он назло ей покупал кукурузу, после чего начинались громкие разборки в итальянском духе, от которых роллеры и велосипедисты сыпались в травку, как перхоть.
— Слушай, тупой вопрос! Почему ты выбрал именно ее? — шепотом спросил Меф, когда в какой-то момент они с Чимодановым оказались в стороне от своих спутниц.
— Подчеркиваю! Она мне подходит! Она вредная, но настоящая! А особенности характера — это мелочи, со временем я ее смирю! Ну или она меня — да только меня голыми руками не возьмешь! — заявил Чимоданов.
— Не понимаю.
— А чего тут понимать? Быка лучше брать за рога! Надо подходить к девушке и говорить: «Женщина, идем в мою пещеру! Я буду охотиться на мамонтов, а ты будешь готовить мне мясо и родишь мне десять сыновей». И она пойдет за тобой, если она твоя.
— А если не пойдет?
— Ну тогда это не твоя, а чужая какая-то, совсем не нужная тебе особа! Тогда лучше, если она сразу исчезнет с горизонта, без размазывания каши по тарелке.
Оля окликнула их издали, прерывая их разговор, и они вновь пошли бродить. Вскоре Оля захотела пить и потребовала воды с газом. Чимоданов, разумеется, в рамках своей программы по вырабатыванию женского смирения моментально раздобыл ей воду, но без газа.
— Умница! Я как раз о такой и мечтала! — сказала Оля.
Чимоданов застыл с бутылкой в руках:
— Это как это?! Но ты же сказала «с газом»?
— Я знала, что ты сделаешь все наоборот… Потому и сказала «с газом»!
— А ну отдай! Отдай, кому говорят! — завопил Чимоданов и стал выкручивать ей руки.
