«ЦНИИ-108 и Совет по радиолокации, — писал К. С. Альперович, — а затем и 5-е ГУМО размещались в одном здании и тесно взаимодействовали между собой»[125] .
В отведенном для радиолокационного института помещении — в здании бывшей Промышленной академии им. И. В. Сталина, в которой в свое время учились Надежда Аллилуева, жена вождя, Никита Хрущев[126], Алексей Стаханов, — для Г. М. Маленкова оборудовали кабинет (ныне его занимает генеральный директор, генеральный конструктор ФГУП «ЦНИРТИ им. академика А. И. Берга» Б. С. Лобанов. Интерьер кабинета изменился очень мало). В 1944–1945 годах, когда наши войска оказались уже за границей, в Центральной и Западной Европе, в кабинет завезли мебель из бывшего кабинета Геринга (эти шкафы стоят в кабинете и сейчас). Выполняли мероприятия по безопасности члена ГКО: комнаты этажом ниже и этажом выше маленковского кабинета были оставлены пустыми, запечатанными, сохранность печатей проверяли несколько раз в день.
Но Г. М. Маленков не любил бывать в этом кабинете совета — у него имелся другой кабинет, в Кремле, и принимать посетителей там было престижнее. А в кабинете Совета по радиолокации он появлялся редко: по словам работников института первого набора, он приезжал туда только один раз, как утверждали одни (не приезжал ни разу, как утверждали другие).
Конечно, моя беседа с А. И. Бергом происходила в 1978 году, когда песенка Г. М. Маленкова была уже спета, а у А. И. Берга нельзя было отнять умения ставить «парус по ветру» — без этого пребывание на должностях заместителя наркома электропромышленности, а потом — и заместителя министра обороны по радиолокации было бы просто невозможным. Ветераны НИИ-108 помнят и иные высказывания А. И. Берга.
М. X. Заславский[127], ныне уже покойный: «Я принес Акселю Ивановичу на подпись наше обращение в Московский энергетический институт. Касалось оно возвращения в „сто восьмой“ дипломного проекта М. П. Морозниковой[128].
Тогда был такой порядок: все дипломные проекты защищались в МЭИ, государственная экзаменационная комиссия заседала только там, выездных заседаний не было, а потом проекты, которые требовались для работы учреждения, возвращались по запросу этого учреждения. Вот я и пишу: „Ректору МЭИ Голубцовой В. А. Прошу дать указание возвратить в наш адрес…“ Аксель Иванович просмотрел текст и говорит: „Голубцовой! Да вы знаете, кто такая Голубцова? Это жена Георгия Максимилиановича!“ Зачеркнул мой текст и продиктовал: „Многоуважаемая Валерия Алексеевна! Прошу не отказать в высылке дипломного проекта Морозниковой М. П.“»[129].
Б. Д. Сергиевский, заслуженный ветеран труда ЦНИРТИ, из первого набора (1943 года) его сотрудников, почетный радист, действительный член Географического общества России, доктор технических наук, профессор: «В начале 50-х тучи надо мной сгустились: ВРИО директора „сто восьмого“ тогда был Лавров, и они с начальником политотдела внимательно просматривали списки опаздывающих на работу, а я иногда опаздывал, буквально на минуту-другую, но в эти списки попадал. Вот они и хотели устроить мне „хорошую жизнь“. Аксель Иванович был тогда заместителем министра обороны, находился в кабинете на Фрунзенской, но дела в институте все время были под его присмотром. Вот он и вызвал к себе нас троих — Лаврова, начальника политотдела и меня. Рассмотрев имевшиеся против меня обвинения, посоветовал: хода этому делу не давать, дело уничтожить в силу незначительности провинности и оставить без последствий. А потом оставил меня и по-отечески предупредил: „А вас, Борис Дмитриевич, я попрошу больше таких случаев не допускать. Вот, например, Георгий Максимилианович — человек государственный, с массой нагрузок и поручений. Хочется освободить хотя бы минуту времени. А назначает заседание — и никогда на него не опаздывает. Начинает всегда в точно назначенное время. ‘Точность — вежливость королей’. И к опаздывающим, если таковые бывают, относится жестко“. Так что Аксель Иванович видел у Маленкова и его положительные черты».
Да и дневниковые записи Берга отражают его неоднозначное отношение к Маленкову, неоднозначное на разных этапах деятельности последнего: «Вчера — 16 марта 1944 г. — был у председателя Совета. Обсуждали проект постановления по одному из НИИ. Я последнее время очень много работал и страшно измучился нравственно. Так трудно чего-нибудь добиться! Вчерашнее совещание вселило в меня бодрость и веру в удачное продвижение порученной мне работы».
…Маленковы были выходцами из Македонии — «(там эта фамилия и до сих пор часто встречается) — наши предки некогда осели в Оренбуржье и верной службой обрели дворянство, — пишет А. Г. Маленков, сын Георгия Максимилиановича. — Дед моего отца был полковником, брат деда — контр- адмиралом»[130]. (Адмиралом в степном далеком от морей Оренбурге! —
«А уже мой дед Максимилиан (в этом имени все еще сказывалась балканская кровь) оказался штатским — служил по „железнодорожному департаменту“»[131] .
«Отец вспоминал, что он и его брат учились превосходно» [132]. Сам Георгий Максимилианович обучение в гимназии закончил с золотой медалью, и «латынь», изучение которой он продолжил в зрелом возрасте, еще с гимназического времени имела под собой крепкие корни. Ею он занимался самостоятельно для общего развития — никаких особых преимуществ знание латинского языка ему в период работы в Совете по радиолокации при ГКО, конечно, не давало.
…Г. М. Маленков был однолюбом. В отличие от многих членов «ареопага» — Л. П. Берии, М. И. Калинина, С. М. Буденного — он оставался верен своей жене, В. А. Голубцовой, до самой ее смерти и тяжело перенес ее кончину.
Он любил своих детей, занимался их воспитанием, и все его дети, как один, стали полезными членами нашего общества. Заботу о них он проявлял на самых разных этапах своей жизни, в том числе и в тот период, когда ему предстояло отбыть на восток в Сибирь.
Андрей Георгиевич рассказывает об этих днях так: «Вдруг выяснилось, что у меня с братом Егором нет никакой прописки в паспорте, а, стало быть, при той „опеке“, которой с самого начала окружил нашу семью Никита Сергеевич, меня и брата, „по закону“, могут выселить из Москвы за нарушение паспортного режима.
Вот тогда-то отец и вынужден был обратиться с единственной просьбой к „победителям“. Помню, он позвонил при мне Брежневу и сказал: „Леонид, я никуда не поеду, пока не дадут прописку моим сыновьям“. И нас прописали в квартиру сестры.
И едва ли не в тот же день, когда в наших паспортах появились необходимые штампы, отцу позвонил ректор МГУ беспартийный академик Иван Георгиевич Петровский и сказал: „Я знаю, что ваши сыновья учатся в университете. Если им нужно общежитие, я его немедленно предоставлю“.
Это было по-настоящему трогательно и мужественно»[133] .
…Георгий Максимилианович обладал даром замечательного рассказчика. Он сочинял целые циклы интересных повествований. Вот что по этому поводу писал А. Г. Маленков: «…когда отец отдыхал, мы (то есть автор воспоминаний и его брат Егор.
…Его отличало полное отсутствие грубых и резких обращений как в служебных разговорах, так и в домашней обстановке. «Сколько я помню отца, даже в те минуты, когда он появлялся дома смертельно уставший, чем-то расстроенный, в его отношениях с близкими не бывало повышенных тонов, ни грубых, ни тем более нецензурных выражений». Свои семейные отношения он никогда не выставлял напоказ. «Даже после смерти Сталина, когда, демонстрируя свою сплоченность, члены нашего ареопага ввели в моду дружить семьями, — дом Маленкова оставался вне этой моды»[135]
