– Мистер Горохов, вы пока располагайтесь у дочери. Мы проверим эту информацию и сразу же с вами свяжемся, обсудим условия. – Блондин достал из кармана визитку и протянул ее ученому. – Здесь контактный телефон.
Петр Степанович взял карточку, убрал ее в карман, решил быть немного наглым и заявил:
– Я, конечно, понимаю, что мои сведения требуют проверки, но мне бы хотелось получить некоторый аванс, господа. С деньгами у меня туго, а кушать что-то надо. Да и дочь стеснять не хотелось бы.
Брюнет без разговоров вытащил из ящика стола пачку долларов, положил на краешек.
– Вот. Ваша информация весьма ценная, мистер Горохов. Нам не хотелось бы, чтобы вы испытывали финансовые трудности.
Петр Степанович поднялся с кресла, пожал руки американцам, попрощался, забрал деньги и вышел из кабинета.
Блондин раскурил новую сигару, вновь подойдя к окну, начал перелистывать бумаги из папки и задумчиво проговорил:
– Забавное будет дельце, Джонс. Есть возможность выворотить из той лаборатории всю химическую дрянь и заявить общественности о том, что Россия не соблюдает условий договора. Шумиха поднимется жуткая. Русским ни за что потом не отмыться.
Брюнет встал из-за стола, подошел к окну, глядя на океан, усмехнулся и проговорил:
– Ты прав, Гарри. Отмываться они будут долго, даже очень. Но для начала следует отправить в эту лабораторию наших ученых. Пусть осмотрят там все. Если они обнаружат что-то действительно интересное, то необходимо будет скоренько вывозить и прятать такие находки. Химию, которая попроще, будем показывать.
– Отличная идея, Джонс.
Первым делом Петр Степанович сменил одежду. Потрепанный костюм очень уж стеснял бывшего ученого мужа, которому хотелось выглядеть как нормальный человек. С языком пришлось туговато, до жестов дело дошло, тем не менее своей цели ученый достиг. Поглядев в зеркало, он остался вполне доволен своим внешним видом.
В России ему пришлось бы пару пенсий потратить на такой наряд, а потом два месяца жить взаймы. Долг рос бы как снежный ком. Короче, не видать бы ему такого костюма на родине, как своих ушей. А здесь это реально. Карман жгла пачка новеньких долларов, настроение замерло у самой верхней отметки.
По этому поводу Петру Степановичу захотелось немного выпить. Причем не какой-нибудь сивушной дешевой водки, а настоящего коньяка. Такого, который люди пьют в фильмах, показываемых по телевизору. С долькой лимона. Небрежно развалившись в кресле. Покуривая кубинскую сигару. Чтобы непременно была хрустальная пепельница, лакированная поверхность черного стола и приглушенный полумрак. Да.
Петр Степанович аж вздрогнул. Дома за такое удовольствие ему пришлось бы уже три месяца в долг жить, а на следующие полгода забыть о нормальной еде, перебиваться макаронами, бульонными кубиками и гречкой. А тут все это вполне реально! Действительно, Америка – страна возможностей! И дня не прошло, а уже такую кучу денег заработал.
Дома… а ну его в баню, этот дом родной. Здесь гораздо лучше. Пройдет какой-то месяц, он получит американское гражданство, откроет солидный счет. Родина забудется за короткий срок, станет просто жутким кошмаром, который теперь далеко позади. Впереди только беззаботная и сытая старость, жизнь в человеческих условиях. Что еще надо для счастья?
Продавщица что-то говорила, указывая на приобретенные вещи. Петр Степанович достал из кармана ручку, нарисовал на листке бумаги вопросительный знак, добавил к нему символ доллара. Потом он передал ручку и развел руками. С английским у него было туго, даже очень. Мистер Горохов знал лишь одно- единственное слово, но в присутствии женщины его произносить не принято. Любая дама может посчитать это за сексуальное домогательство.
Продавщица все поняла и написала сумму. Увидев доллары, она несколько удивилась, но потом вспомнила, что русские редко пользуются кредитными картами, предпочитают рассчитываться наличкой. Такие вот они, эти бывшие коммунисты. Все скупили и захватили. Белый дом только не тронули да статую Свободы.
Расплатившись, Петр Степанович отправился искать питейное заведение, а по пути выбросил старую одежду в мусорный бак. Он еще и руки брезгливо отряхнул, как бы прощаясь тем самым со старой жизнью.
Улица встретила его тем самым американским шумом, который он частенько наблюдал на экране своего старенького телевизора, когда крутили очередной заграничный боевик или сериал. Плотным потоком двигались автомобили. Образовалась пробка, водители сигналили, ругались. Американцы-пешеходы суетливо спешили во всех направлениях, обгоняя неспешно идущего ученого, пару раз даже толкнули его, но испортить ему настроение уже никак не могли. Он просто шел и улыбался, ощущая гигантский приступ счастья.
Еще месяц назад Петр Степанович и подумать не мог, что окажется на улице крупного американского мегаполиса в новеньком костюме и с пачкой хрустящих долларов в кармане. Скажи ему кто такое, он просто посмеялся бы и покрутил бы у виска пальцем. Но теперь его ноги ступали по брусчатке улицы большущего заокеанского города, нос вдыхал воздух свободы вперемешку с выхлопами, а глаза видели ту самую загадочную американскую жизнь, о которой несколько недель назад только мечтать оставалось или по телевизору смотреть. Где-то здесь живут мировые знаменитости, бродят преступники с большими пистолетами, их ловят дотошные полицейские, а во-он там возвышается гигантская статуя девки с факелом, этакое олицетворение Соединенных Штатов Америки. Красота!
Отыскалось требуемое питейное заведение. По крайней мере, на витрине красовалась алкогольная продукция. Петр Степанович вошел и был приятно удивлен русской речью. Бармен сотрясал матом воздух, требуя с пьяного клиента оплатить выпитое. Тот кивал нетрезвой головой, растерянно шарил по карманам в поисках завалявшихся денег и бормотал что-то виноватое.
Ученый заранее вытащил из пачки пару бумажек, остальное запрятал поглубже, подальше от греха.
Он направился прямо к стойке, уловил паузу, когда крик на секунду прекратился, и вежливо поинтересовался:
– У вас коньяк имеется в продаже, уважаемый?
Бармен, явно хохол, прекратил орать на виноватого клиента, напустил на красное лицо немного улыбки, скорее дежурной, чем искренней, кивнул и заявил:
– Имеется. Тебе, москаль, сколько?
Горохов радостно улыбнулся и ответил:
– Для начала граммов двести.
Бармен ловко поставил на стойку бокал, отмерил двести граммов, пододвинул и выдал:
– На. Чтоб ты подавился, харя московская. С тебя тридцать баксов.
Он принял деньги, отсчитал сдачу, развернулся к пьяному клиенту и опять начал ругаться.
Петр Степанович нисколько не обиделся. Он прекрасно знал об отношении украинцев к русским. Горохов взял стакан и прошел за столик. Там он сделал глоток, прислушался к вкусовым впечатлениям и недоуменно пожал плечами. Обычный подкрашенный самогон, ничего такого исключительного. И чего все его хвалят? Почему? Впрочем, плевать, пусть будет так, как уж есть.
Ученый огляделся, сделал еще глоток и закурил. Вот она, Америка. Бар не чета всяким там российским забегаловкам. Кругом чисто, все посетители опрятно одеты, столы красивые, занавески на окнах. Плевать, что тут хохол всем грубит. По телевизору рассказывали, что в Америке целые украинские кварталы имеются. Ничего такого.
Пьяный клиент наконец-то отыскал деньги в карманах, рассчитался со злым хохлом, небрежно вызвал по мобильнику такси и покинул питейное заведение. В России бы такого не было. Там – быстренько в трезвяк, да еще обдерут до нитки. Или же алкаш падает и отсыпается под ближайшим забором. А здесь они на такси разъезжают. Красота. Вот где вся соль цивилизации.
Петр Степанович одолел двести граммов и не стал больше заказывать, побоялся. Ведь пьяного и ограбить могут. Начало новой жизни лучше как следует отметить в квартире дочери. Он вышел на улицу и вновь неспешно двинулся куда глаза глядят.
