внешне, хотя и не осознавали это, а и своей живостью, естественностью, манерами, которые шли от доброты сердца, своей любовью к людям и к жизни вообще.
— А сейчас, дорогая, нам так много о чем есть поболтать, — сказала Мария, увлекая Гретну за собой на диван. — Сначала дай мне посмотреть на тебя. Я с трудом узнаю мою малышку — ты выросла такой красивой.
— Вы всегда были добры, — ответила Гретна. — Но кое в чем изменились.
— В чем? — спросила Мария.
— Вы кажетесь более яркой и более… изысканной, — ответила Гретна.
Мария поднялась с дивана и подошла к камину.
— Гретна, — произнесла она. — Я всегда любила тебя с тех пор, как ты была ребенком, и я думаю, ты тоже любила меня.
— Вы знаете, так и есть, — ответила Гретна. — Я всегда любила вас — больше, чем кого-либо в мире, за исключением мамы и папы.
— Поэтому я хочу кое-что сказать тебе, — продолжила Мария. — Ты приехала в Лондон. Я хочу, чтобы ты жила со мной. Но сначала я хочу убедиться, что ты достаточно любишь меня, чтобы доверять.
Внезапно она подошла и опустилась на колени рядом с Гретной.
— Послушай меня, Гретна, — сказала Мария. — Лондон — трудное место для жизни, ты увидишь. Ты услышишь вещи, которые шокируют и удивят тебя. Люди счастливы, только когда повторяют злые сплетни или обсуждают кого-то. Они будут говорить тебе обо мне. Могут сказать даже много жестоких и неприятных вещей.
— Я не стану им верить, — возразила Гретна.
— Тебе, возможно, будет очень трудно опровергнуть их, — перебила ее Мария, в глазах которой застыла боль. — Но раз мы любим друг друга, раз ты знаешь меня так долго, ты обещаешь доверять мне?
— Конечно, — выпалила Гретна.
— Нет, не говори так, — продолжила Мария. — Я не хочу, чтобы ты обещала то, чего не сможешь выполнить. Но я хочу, чтобы ты всем сердцем верила, что я никогда не сделаю ничего плохого, что навредило бы моей душе или шло бы вразрез моей надежде на вечную жизнь.
— Я знаю, что вы никогда не сделаете ничего подобного, — воскликнула Гретна.
— Тебе будет нелегко, — говорила Мария, словно не слыша ее слов. — Я должна отправить тебя куда-нибудь еще, но я эгоистка, поэтому хочу, чтобы ты осталась здесь, со мной. Так приятно иметь рядом друзей, которые верят в тебя и которым веришь ты.
— О, позвольте мне остаться, — взмолилась Гретна. — Я не вынесу, если уеду куда-нибудь, я так хочу жить с вами.
— Мы больше не будем говорить об этом, — ответила Мария. — Но запомни, что я просила тебя верить мне, верить всем сердцем и разумом.
— Я запомню, — пообещала Гретна, и это прозвучало почти как клятва.
Мария обняла ее и поцеловала, потом, все еще обнявшись, они пошли наверх по лестнице в спальню.
Весь небольшой багаж, который Гретна привезла с собой, уже распаковали, в камине горел огонь. Это была маленькая хорошенькая комната с окнами, выходящими на площадь.
— Надеюсь, ты будешь счастлива в этой комнате, — сказала Мария, оглядываясь вокруг, чтобы проверить, все ли на своих местах.
— Я как раз подумала, — начала Гретна, — понял ли принц, кто я, когда был так добр ко мне?
— Кто ты, дорогая? Что ты имеешь в виду?
— Я имею… знает ли он, что мама сбежала с папой? Я не хочу ничего сказать, но, возможно, когда он поймет это, то откажется от своего приглашения в Карлтон-Хаус и подумает, что мне было бы лучше вообще не появляться в обществе.
— Что заставило тебя так думать, дорогая? — спросила Мария.
— Но разве вы не понимаете? — сказала Гретна. — Мама так часто рассказывала, как сбежала накануне свадьбы, как разозлились король с королевой, как они поддерживали герцога Эйвонского, который, кроме всего прочего, имел важное положение в обществе и был осмеян.
— И по заслугам, по моему мнению, — рассмеялась Мария. — Он напыщенный, неприятный старик. И хотя, возможно, твоя мама заслужила порицание, ему досталось поделом, так скажет всякий, кто его знает.
— Но их величества?
Мария усмехнулась:
— Дорогая, я не намерена пытаться посвятить тебя во все эмоциональные переживания, которые ты увидишь при дворе, за несколько секунд. Но могу заверить, что принц сам себе закон, и если король придерживается одной стороны, то он почти всегда заступается за другую.
— Они не ладят? — удивилась Гретна.
— Боюсь, что да, — печально ответила Мария. — Я стараюсь сделать что-то, но дело это трудное, ибо я в особенности являюсь яблоком раздора для них.
— Принц очень сильно любит вас, разве нет? — спросила Гретна.
— Он замечательный человек, — с чувством согласилась Мария. — И я люблю его, Гретна! Может, это ошибка, но я люблю его всем сердцем. И отказаться от этого не представляется мне возможным.
В ее голосе прозвучала такая мука, что Гретна обняла ее.
— О, Мария, как, должно быть, это трудно для вас, но он тоже вас любит.
— Да, он любит меня, — нежно произнесла госпожа Фитцгерберт. — Любит больше, чем кто-либо знает или представляет. Любит меня достаточно, чтобы пожертвовать ради меня многим, что почти невероятно.
Минуту она помолчала, потом, словно прогоняя от себя некоторые сокровенные мысли, сказала совсем другим голосом:
— Я должна идти одеться для сегодняшнего приема. Почему бы тебе не переодеться, а потом не прийти ко мне поболтать? Я бы хотела этого больше всего.
— Конечно, приду, — с радостью отозвалась Гретна.
— Я пришлю за тобой горничную, — сказала Мария. — Моя спальня недалеко отсюда, наверху. Не торопись. Мой парикмахер всегда долго возится.
— У вас такие красивые волосы! — воскликнула Гретна. — Но вы укладываете их по новой моде.
— Да, и мы должны посмотреть, можно ли с твоими волосами сделать то же самое, — ответила Мария. — Это называется
— Вам очень идет, — восхищенно произнесла Гретна.
Мария наклонилась поцеловать ее, потом вышла из комнаты, оставив за собой аромат дорогих духов.
Без Марии дом опустел. Словно все внезапно замолчали, хотя смех Марии, похожий на звонкий колокольчик, еще отдавался тихим эхом в пустых комнатах.
Гретна медленно поднялась по лестнице. Она сказала, что съест чашку супа и цыпленка, но не в столовой, а в своей комнате. Ее страшила официальная обстановка.
Гретна никогда не думала, что у Марии целая армия дворецких и лакеев, экономок и горничных, готовых выполнить любое ее желание. И теперь она поняла, что ей придется пересмотреть всю свою жизнь, ибо они будут жить вместе. В самом деле ей придется переосмыслить многие вещи, о чем ей сказала Мария, пока одевалась.
— Не беспокойся о том, что люди будут думать о побеге твоей матери, который случился так давно. Наоборот, уверяю тебя, это добавит интереса к тебе.
— Они не будут шокированы? — удивилась Гретна.
Мария рассмеялась так легко, беззаботно, словно по дому разнесся звон серебряных колокольчиков.
— Конечно, нет, глупое дитя. Они будут думать, что это романтично и волнующе — как и есть на самом деле. Я всегда завидовала твоей маме, что у нее было такое восхитительное приключение, и
