пеликан. Но запали мою лампу! Об этом медальончике я и думать забыл.
Нимрод не стал вдаваться в дальнейшие объяснения. По всему было ясно, что ему здесь не верят и никогда не поверят. Чтобы не усугублять ситуацию, он побыстрее покинул клинику. Выйдя на улицу, он снова улыбнулся, вообразив, как вытянулось бы лицо мисс Мэндибьюлар, перечисли о все предметы, которые когда-либо посылал или получал по нутряной джинн-почте. Любимую авторучку. Очки. Банку меда. Связку ключей. Пульт от телевизора. Несколько зачитанных книг в мягкой обложке. А однажды даже маленькую статуэтку.
Понимая, что Лейла не стала бы посылать ему каменный медальон, если бы он не был связан с чем- то срочным и важным, Нимрод отправился прямиком домой и, позвонив за океан, выяснил все обстоятельства дела. После чего он принес из гостиной в библиотеку старинную медную лампу и чистую тряпку. Ручка у лампы была большая и изгибалась наподобие коровьего уха, а крышка напоминала купол древнего персидского дворца. Лампа утратила блеск и чуть подернулась патиной, и Нимрод стал энергично ее чистить, вызвав тем самым изнутри господина Ракшаса.
Пергаментно-прозрачный, пахнущий древностью дым заполнил библиотеку в лондонском доме Нимрода, потом собрался в небольшое облачко, обрел человеческие очертания и, наконец, превратился в старичка в белом костюме и белом тюрбане. Ракшас устало покачал головой.
— У меня с каждым разом уходит все больше и больше времени на материализацию, — пожаловался он. — Раньше я управлялся с этим делом за несколько секунд. А теперь счет идет уже на минуты. — Он потянулся, похрустывая суставами. — Старею. Неумолимо старею.
Нимрод не стал возражать, факты — упрямая вещь. — Что толку спорить, если Ракшас и вправду очень стар.
— Но что у вас за дело, Нимрод, нетерпеливый вы джинн? — Несмотря на внешнее сходство с жителями Индии, господин Ракшас говорил с сильным ирландским акцентом. — Вы терли эту лампу, точно прилежный дворецкий, которого приняли на испытательный срок.
Нимрод рассказал ему о нападении бандитов на дом его сестры в Нью-Йорке и о попытке украсть зубы мудрости, выдранные у его юных племянников.
— Дети нашли это на полу, — сказал он, передавая старику медальон. — Похоже, штучка индийская. Лейла переслала мне его нутряной джинн-почтой. Приблизительно час назад. Думаю, в дороге он не попортился.
— Разве можно испортить тухлое яйцо? — пробормотал старый джинн, крутя медальон в костлявых пальцах. — Я-то надеялся, что мне не придется увидеть этот символ снова.
— Так он вам знаком?
Господин Ракшас со вздохом кивнул.
— Это камень Нага, имеющий два предназначения: он может защитить людей от змей — во всяком случае, многие в это верят — и умилостивить змеиного бога. Изображенная здесь змея — королевская кобра. И моим старым слезящимся глазам совсем не хочется смотреть ни на эту змею, ни на символ, что начертан с ней рядом.
— Символ? — Нимрод всмотрелся в любопытную загогулину рядом со змеей. — Вы имеете в виду этот вопросительный знак без точки?
— Это вовсе не знак вопроса, а брахманский знак для числа «девять». Нимрод, это означает «девять кобр».
Нимрод нахмурился.
— Девять кобр? Что это значит?
— Когда-то существовал древний культ Ааст Нааг — «Восемь кобр». Я надеялся, что он исчез с лица земли. Но в последнее время меня посещало странное чувство, Нимрод, чувство, которое я даже не взялся бы облечь в слова. Теперь, видя этот символ, видоизмененный, возможно даже улучшенный, я, кажется, постигаю это чувство. У него появляется имя и форма, форма змеи. — Он с усилием улыбнулся. — Пуганая ворона куста, знаете ли, боится.
Старый джинн уселся в кресло и устало вздохнул.
— Так значит, они хотели украсть зубы мудрости наших близнецов?
— Да.
— Это плохо. Очень плохо. Наверняка они хотят сделать новый амулет. Надо предупредить Лейлу, чтобы она приняла максимальные меры предосторожности. Дом надо превратить в крепость.
— Я полагаю, она это уже сделала, — сказал Нимрод.
— Хорошо. Конечно, если им понадобился новый амулет, это означает, что культ Ааст Нааг лишился старого. Это тоже хорошо. — Он глубокомысленно погладил свою длинную белую бороду. — Я должен выяснить подробности.
— Вы хотите лететь в Нью-Йорк? — спросил Нимрод.
— Зачем искать одного монаха, когда можно найти целый монастырь? Нет, мой друг, я должен лететь в Индию. И найти там самого Зеленого дервиша.
— Зеленого дервиша? — повторил Нимрод. — Ах да, конечно. Он — ангел, верно? Живет на каком-то индийском острове. И знает практически все, что происходит на полуострове Индостан.
— Да, именно так. — Господин Ракшас кивнул. — Если Кобры снова развили бурную деятельность, то происходит это наверняка в Индии. И Дервиш точно знает, как это происходит, когда, а главное — где именно.
— Тогда я отправляюсь с вами, господин Ракшас, — сказал Нимрод. — Кроме всего прочего, должен же кто-то нести вашу лампу.
— Я, чего уж греха таить, рад такому спутнику, Нимрод! Но путешествовать я намерен не в лампе. Пока мы не разберемся с этой историей, я сохраню человеческое обличье. Этим дикарям будет только на руку, окажись я в лампе. Они меня тогда попросту украдут. Нет, мы оставим лампу здесь. Запрем в вашем сейфе. Крепко-накрепко. Внутреннее убранство лампы отлично сохранится до моего возвращения. Не думаю, что среди джинн найдется глупец, который вздумает посетить чужую лампу без приглашения. — Помолчав, Ракшас добавил: — Надо соблюсти еще одно важное условие. Неприметность. Надо слиться с толпой. Наш маршрут — тайна для всего мира. Даже мистер Джалобин не должен знать, куда мы едем. А ему самому лучше остаться здесь. На всякий случай. Кстати, Индия — место совершенно несовместимое с его чувствительным желудком.
— Как вам будет угодно, господин Ракшас, — согласился Нимрод. — Как по-вашему, Иблис имеет какое-нибудь отношение к этой истории? Ведь прошло всего несколько месяцев с тех пор, как он угрожал Джону и Филиппе. А он за свои мерзкие слова, и уж тем более угрозы, обычно отвечает. То есть приводит их в действие.
— Иблис? Разумеется, он — змея. И по характеру, и по образу жизни. Но полагаю, что с культом Ааст Нааг он никак не связан, он боится их, как любой другой джинн, которому когда-то удалили зубы мудрости. Нет, он в этом деле не замешан, я в этом совершенно уверен.
— Тем не менее, ради безопасности близнецов, я чувствовал бы себя куда спокойнее, если б знал, где Иблис. И что он намерен делать.
— Да, это верно, на тропе, ведущей через болото, всегда грязь! И нам не найти Иблиса, не замаравшись в этой грязи. Но хочу успокоить вас, Нимрод: вряд ли он что-нибудь предпримет, пока Лейла остается в Нью-Йорке. Он отложит свою месть на потом. Когда она уже встанет над добром и злом в качестве Синей джинн Вавилона.
Иблис действительно хотел свести счеты с близнецами. Всего за полгода до нынешних событий он потерпел неудачу, пытаясь залучить на службу Зла семьдесят давно потерянных джинн фараона Эхнатона. Если бы ему это удалось, гомеостаз — шаткое равновесие между счастьем и несчастьем, все-таки существующее в мире, — был бы непоправимо нарушен. Но три добрых джинн из клана Марид — Нимрод и его юные племянники, Джон и Филиппа Гонт — заключили Иблиса в старинный флакон из-под духов. Он оставался бы там до сих пор, если б не один жадный американец да еще один доверчивый мальчик из французской Гвианы, освободивший Иблиса из заточения, когда хитрый джинн пообещал ему исполнение трех желаний. Никаких желаний Иблис, разумеется, не исполнил. Он не привык награждать людей, сделавших ему добро. Вместо этого он наложил на мальчика заклятие-диминуэндо и превратил его в живую
