никакого внимания. Словно их тут вовсе нет. Словно они призраки. В этом Лео оказался совершенно прав. «В остальном же, — думал Джон, — мир духов в точности такой же, как реальный мир. Только нецветной. Черно-белый. Едва переступаешь порог храма, даже живые люди становятся черно-белыми». А еще Джон думал, что зря они с Ракшасом тратят тут время. Что, собственно, они выиграли, попав в эфирный мир — так, кажется, называл его Нимрод? — через этот храм посреди Нью-Йорка?
Джон наклонился к господину Ракшасу и прошептал:
— Автобусом и поездом мы бы и без Лео прекрасно добрались. Я знаю дорогу к острову Баннерманна. Зачем нам этот храм и этот Лео?
— Во-первых, — сказал господин Ракшас, — мы можем видеть самих себя, что уже неплохо и весьма полезно. И мы сможем видеть Фаустину, что также весьма полезно. Когда пытаешься завести с кем-то разговор, быть невидимым страшно неудобно.
— Да, об этом я как-то не подумал, — шепнул Джон в ответ.
— Во-вторых, — продолжал господин Ракшас, — Ка-слуга, как любой экскурсовод, наверняка знает пару-тройку деталей, о которых мы даже не подозреваем. Например, кто из сидящих рядом с нами в автобусе жив, а кто мертв. А среди тех, кто мертв, он наверняка знает тех, кому можно доверять, и тех, кому нельзя. Он различает, где тут просто призрак, а где какая-нибудь нечисть, которая призраком только прикидывается. Сам понимаешь, сколько волков стремятся выдать себя за бабушку Красной Шапочки. Иными словами, Лео — не просто наш проводник. Он имеет некоторую силу в этом мире, где мы — никто.
— Вы хотите сказать, что он наш телохранитель?
— Ну, это не совсем так, поскольку тел у нас с тобой сейчас нет, — улыбнулся господин Ракшас. — Он больше походит на ангела-хранителя. Только он, разумеется, не ангел. Я и сам не полностью понимаю механизм происходящего. Будем надеяться, что по-настоящему защищать нас будет не от кого.
Джон кивнул. Будучи почти призраком, он уже перестал бояться призраков и думал, что легко сможет иметь с ними дело. Но насчет остального населения мира духов он не был так уверен. Если уж господин Ракшас называет кого-то нечистью, наверно, это самый настоящий гад.
На Центральном вокзале они сели в поезд, шедший к Ньюбергу, в тот самый поезд, на котором Джон и Филиппа путешествовали совсем недавно, несколько недель назад, когда в первый раз ехали на остров Баннерманна. До Ньюбергского гребного клуба они добрались поздно вечером. Джон обещал Лео, что они смогут взять в клубе лодку, чтобы плыть до острова. Лео отправился за лодкой, а Джон с господином Ракшасом пошли к старому причалу с лодочным домиком. Все здесь было по-прежнему, только живший в домике лодочник показался Джону неожиданно моложе, чем ему помнилось. Моложе и как-то печальнее. Словно на него разом свалилось много бед. Что еще удивительнее, Джону почудилось, будто лодочник видит их с Ракшасом, хотя мальчик прекрасно знал, что это вряд ли возможно. Живые люди могут видеть призраков лишь в самых исключительных обстоятельствах.
Они наблюдали за лодочником снаружи, через открытую дверь кухни. Он заваривал себе чай. Потом, пробормотав что-то себе под нос, прошел в гостиную и громко хлопнул дверью. Джону хотелось посмотреть, живет ли еще у старика Хендрикс, любимый кот Дыббакса, поэтому он, недолго думая, последовал за хозяином — прямо сквозь закрытую дверь.
В доме было как-то чересчур тихо и не так уютно, как в прошлый раз. Никаких признаков присутствия кота Хендрикса Джон и господин Ракшас не обнаружили. Высокие напольные часы в прихожей не тикали — их давно никто не заводил. На окнах вместо занавесок была паутина. Мебель кто-то закрыл чехлами. Вечер выдался прохладный, но хозяин даже не думал разводить в камине огонь. Странно, очень странно. А уж как странно выглядели двое мужчин, сидевших у стола в гостиной!
В черных блестящих костюмах, в черных рубашках, с черными бородами и черными глазами, а в руках у них были черные книжки и черные чётки. Даже носки у них были черные. У ног одного из них стоял маленький черный саквояж, наподобие докторского чемоданчика, а у другого из нагрудного кармана торчало железнодорожное расписание, словно они прибыли сюда на предыдущем поезде. Что-то в этой парочке Джону не нравилось, причем не только из-за сильного запаха ладана, исходившего от их одежды.
Старый лодочник был тут же, но с гостями не разговаривал. Он просто уселся в кресло-качалку и стал раскачиваться и мурлыкать себе под нос какую-то песенку. Услышав эти звуки, его гости вскочили и принялись удивленно озираться. Потом они переглянулись, и один из них, нахмурившись, утвердительно кивнул. Они тут же открыли свои книги и принялись поочередно читать вслух, а сидевший в кресле-качалке лодочник тихонько застонал, словно у него заболел живот.
— Что с ним такое? — прошептал Джон.
Услышав стон, читавший начал читать еще громче, а другой мужчина стал опрыскивать комнату водой из бутылочки. Стоны лодочника усилились, он уже не стонал, а непрерывно и отчаянно, по-собачьи, скулил.
Читавший снова возвысил голос. Впрочем, Джон все равно не понимал ни единого слова. Язык, на котором были написаны эти книги, казался Джону смутно знакомым и в то же время абсолютно непонятным. Мужчины, уже стоя, продолжали читать, и тут Джон заметил, что им страшно. Да-да, поначалу он просто не обратил на это внимания, но теперь понял: людям в черном страшно. Но кого или чего они боятся?
— Вы понимаете, что они говорят? — спросил мальчик господина Ракшаса.
— Это латынь! — крикнул господин Ракшас, поскольку к этому моменту люди читали уже так громко, что они с Джоном друг друга почти не слышали.
На шум в лодочный домик прибежал Лео и замер в дверях. На его жирном лице отражался все возрастающий ужас.
— Скорее! — воскликнул он. — Нам надо скорее отсюда убираться! Сейчас же! Вы что, не поняли? Это экзорцисты, они пришли изгонять бесов.
— Каких именно? — поинтересовался любознательный Джон.
— Какая разница? — завопил крайне взволнованный Лео. — Если мы не сбежим, случится что-то ужасное. Эти люди произносят заклинания, которые действуют на призраков. Бесами они называют нас с вами.
Не успел он произнести последнее слово, как лодочник в кресле-качалке громко вскрикнул — и выскочил в окно, которое осталось при этом совершенно целым, а не разбилось вдребезги. И тут до Джона наконец дошло — лодочник мертв. Он призрак.
— Значит, он умер, — печально сказал Джон.
— Безусловно, — подтвердил господин Ракшас. — Только сам он, по-моему, с этим пока не смирился. Ему не по себе. Помнишь, как Лео описывал, что чувствуют люди после смерти?
Как оказалось, лодочник был далеко не единственным призраком в домике. Как только Джон и господин Ракшас вышли в коридор в поисках черного хода, из других комнат и с других этажей точно из щелей, повылезали призраки. Старые на вид. Некоторые — даже древние. Эти призраки уже, верно, много сотен лет наводят страх на окрестных жителей. Они вопили, стенали и явно стремились поскорее покинуть дом, пока экзорцисты не причинили им новых мук.
— Я что-то не понимаю, — крикнул Лео. — В одном доме так много призраков не бывает. Это какой-то абсурд. Похоже, все они тут от чего-то прятались.
Джон попытался увернуться от запаниковавших призраков, но не успел. Один из них, стремясь как можно быстрее выбраться из домика, пробежал прямо сквозь него. На миг мальчику показалось, что он уносится в пространство вместе с призраком, он даже вскрикнул от ужаса, прощаясь с жизнью и господином Ракшасом навсегда. Одновременно его охватил другой, чужой ужас — он ослепил Джона, как мгновенная вспышка, и на мальчика разом нахлынуло все, что когда-то, триста пятьдесят с лишним лет назад, ощущал перед смертью пронесшийся сквозь него призрак, а заодно и все страдания, которые он претерпел с тех пор.
Первый призрак налетел и исчез. Ужас длился всего мгновение. Но за первым призраком несся второй… И ужас воцарился на целую вечность…
Он бежал по мокрому лесу. Спасался бегством. В утреннем весеннем воздухе в долине реки Гудзон
