— Похоже, что-то не очень хорошее?
— Да. Исияма-сан развелся. Его жена сказала, что он весь в долгах и она не знает, где он.
— Исияма-сан? — переспросил Огата, будто не веря своим ушам. — Интересно, что случилось.
Огата был в курсе, ему Касуми рассказала о том, в чем не могла признаться даже мужу. И хотя Касуми не была христианкой, она ежедневно приходила к Огате за советом.
Видимо, после исчезновения Юки отношения у них с Норико не заладились.
— Это ведь именно то, чего тебе хотелось бы.
Нет, — покачала головой Касуми. — Я просто хотела, чтобы он вместе со мной искал Юку.
— Ну, это какой-то детский лепет.
Почему? — Касуми пристально посмотрела на своего собеседника.
— Ну будет, будет, — горько усмехнулся Огата и взял ее правую ладонь своими двумя, пытаясь успокоить. — И что же ты подумала, когда узнала об этом?
Несмотря на духоту в автобусе, ладони у старика не были потными. Касуми почувствовала покой от их мягкого прикосновения.
Все-таки развелись, подумала я, и мне стало ужасно грустно. Той, которой я была прежде, ни до чего не было дела, что бы ни случалось, но после того, как пропала Юка, я стала какой-то мягкотелой. Я стала не я. Это выше моих сил.
— Так это же естественно. — Огата поглаживал ее по тыльной стороне руки. — Так и должно быть. Человек слаб. Раньше ты была слишком сильной. И эта задумчивая, рассеянная Касуми, которая сейчас передо мной, нравится мне куда больше.
— Но мне она ненавистна.
— Пока ты будешь ненавидеть себя, настоящего счастья не жди, — уверенно заявил Огата.
— Тут уж ничего не поделаешь. Да, я себе ненавистна, — тоном избалованного ребенка повторила Касуми. — На самом деле ненавистна. Чуть что, отступаю. Не понимаю, что со мной случилось.
— Это потому, что ты столкнулась с бедой. — Огата серьезно заглянул Касуми в лицо. — С этим ничего не поделаешь. Чтобы тебе стать прежней, потребуется время.
— Сэнсэй, что же мне делать, чтобы обрести душевный покой? Я одиннадцатого числа весь день сама не своя.
— Что ты имеешь в виду?
— Все время думаю, как бы мне хотелось прожить тот день еще раз, не допустив ни единой промашки.
— Это невозможно. И что ты тогда делаешь? — засмеялся Огата. Стало видно, что у него не хватает нескольких передних зубов.
— Ничего. Так и проходит день, — запинаясь, объяснила Касуми, размышляя о своих несчастьях. Как же ей быть? Она не видела никакого выхода.
— Может, помолишься о чем-нибудь, чего ты хочешь. Чего ты хочешь?
— Найти Юку.
— А кроме этого?
— Хочу, чтобы на душе был покой. Мне ведь хорошо, только когда я говорю с вами, сэнсэй.
Огата нежно поглаживал Библию в черном переплете. Углы книги поистрепались от прикосновения человеческих рук. Касуми слушала дождь за окном, краем глаза косясь на книгу.
2
Порой воображение Касуми рисовало странные картины. Ей казалось, что Юка приняла какое-то другое обличье и когда-нибудь обязательно предстанет в нем перед Касуми. При этом Касуми была абсолютно уверена: в кого бы ни превратилась дочь, Касуми обязательно узнает ее. Будь она щенком, бредущим по обочине дороги, или бездомной кошкой на заборе, или пастушьей сумкой, что цветет на стройплощадках, — Касуми поймет, что это Юка. Даже если однажды Юка залетит в окошко прохладным утренним ветерком, Касуми и тогда ощутит ее присутствие. На большее Касуми не надеялась, но Юка так и не появилась.
Каждый год накануне одиннадцатого августа Касуми с Митихиро и Рисой ехали на Сикоцу. Останавливались в гостинице неподалеку от Идзумикё, бродили по горным тропам там, где исчезла Юка, искали в округе. Касуми ловила себя на мысли, что не знает, чего они ищут. Повзрослевшую Юку, бредущую по дороге? Или же ключ к разгадке? Или, может, следы того, что Юку кто-то похитил? Или же призрак Юки? Касуми искала все это одновременно. Пришлось даже отслеживать, звено за звеном, всю цепочку ее греха: бесчисленные свидания с Исиямой, их тайный уговор, то, что произошло между ними в гардеробной, то, что она знала о страданиях Норико, но не могла остановиться, презрение к Митихиро за его нечуткость.
Мысль о том, что Юка превратилась в нечто безмолвное, стала преследовать ее с прошлого лета. Случилось это, когда она шла от бывшей дачи Исиямы мимо развалин дома Тоёкавы и разглядывала лес. Может, Юка — этот милый клевер, или вон то молодое деревце магнолии, или заяц? В конце концов, она может быть даже этими утоптанными сухими комьями земли… Пытаясь сдержать участившееся сердцебиение, Касуми опустила глаза. Неподалеку шел Митихиро и с унылым видом наблюдал за женой, как та бредет по лесу и зовет дочку по имени. Они шли почти параллельно, он отвечал за дорогу, она — за лес.
— Ну что ты смотришь?
— Да так, все ли в порядке.
Касуми бросила на мужа злобный взгляд.
— Со мной-то все в порядке. Это ты, ты ищешь могилу нашей дочери!
— Могилу? — вдруг растерялся Митихиро и стал невидяще оглядываться по сторонам.
— Ты такой же, как Асанума. Думаете, Юку убили и закопали в этом лесу. У вас даже выражение глаз одинаковое. Ты, сам того не осознавая, ищешь ее могилу.
— Да у меня и в мыслях этого нет, — промямлил Митихиро.
— Да так это, так. Именно поэтому я для себя решила, что обязана искать ее живой. Пусть даже я буду единственным человеком, верящим, что она жива.
Слова будто застряли у Митихиро в горле, губы его шевелились, но он не произнес ни слова. Касуми повернулась к мужу спиной и направилась еще глубже в лесную чащу. Негодование переполняло ее душу. Пока есть надежда, что Юка жива, они, ее родители, не могут позволить себе умереть. И Юке, и им двоим было суждено скитаться в этой пустоте, пока все не разрешится между жизнью и смертью. Она не могла примириться с такой ужасной судьбой. Лучше даже сказать, не имела права примириться, думала Касуми. И разве их утерянные часики не потому все еще отсчитывают их общее время, что они продолжают их искать? Правда, Митихиро, похоже, сошел с дистанции.
Касуми всегда представляла себе, будто потеряла маленькие часики по имени Юка. Дети отсчитывают ход нашего времени. Мы считаем — первая неделя беременности, вторая недели беременности, через сорок недель ребенок появляется на свет, и жизнь родителей начинает отсчитываться его годами. Время, до отказа наполненное смыслом. Время, которое выветривается друг у друга из памяти. Всему этому отсчет ведут дети. Одни часики ее жизни были утеряны. Она понятия не имела, куда они подевались — ее часики по имени Юка. Касуми боялась, что ее собственный часовой механизм медленно приходил в негодность без этих часиков, которые раньше были его составляющей. Этого страха никому не под силу понять. Нет, пожалуй, есть один такой человек. Касуми верила, что Огата понимает ее чувства.
Шла вторая половина июля. Приближался день их четвертой поездки на Сикоцу. Касуми злилась на Митихиро, который и не думал пошевеливаться — начинать подготовку к отъезду.
— Ты собираешься заниматься билетами на самолет? Вдруг билетов не будет?
— Послушай, может, ты в этом году одна поедешь?
— Почему?
— Накладно это, да и бесполезно, как мне кажется.
