глухо раздражало, но работа есть работа. Хуже было то, что у той начали проявляться явные признаки нервного расстройства, очень похожие на те, что Галина наблюдала у своего прежнего начальника. Правда тот постоянно сидел на кокаине, а Революция пока обходилась коньяком, но как говорится, лиха беда начало. Будет так дальше пахать — загонит себя в гроб. Но начальница придумала им весьма оригинальный отдых.
После обеда в субботу они шли в баню, а вечером, нарядно одевшись, отправлялись в турне по московским ресторанам. Революция Ивановна называла это «рейдом по выявлению лиц с ярко выраженными нетрудовыми доходами». Напрасно Галина убеждала ее, что все заведения такого рода всегда находятся под пристальным вниманием НКВД, что официанты стучат, как дятлы, а они своими действиями и излишним вниманием могут навредить проведению операций запланированных этим ведомством.
— Маслом каши не испортишь, — легкомысленно отбросив все ее аргументы, и рассматривая себя в зеркало, Революция продолжала готовиться к вечернему выходу. — Ты пойми, любая силовая структура, обладающая широкими полномочиями, нуждается в постоянном контроле. НКВД контролирует армию, прокуратура осуществляет надзор над НКВД, те в свою очередь следят за ними. Ну а мы, сотрудники внешней разведки, в свободное от основной работы время, тоже должны приглядывать, и за НКВД, и за прокуратурой.
— А за нами кто приглядывает?
— Мы за ними, они за нами. А товарищ Сталин и коммунистическая партия под его мудрым руководством, следят за всеми нами. А мы все, в свою очередь, внимательно следим за партийными функционерами. Это называется системой противовесов в структуре власти.
— За товарищем Сталиным никто не следит!
— Скажешь тоже… это за нашим соседом, дедом Степаном, никто не следит, кроме его жены, а за товарищем Сталиным весь мир наблюдает. Хватит демагогии. Оружие, документы?
— Согласно вашему приказу, товарищ старший лейтенант! Наган в сумочке. Вальтер в спецкобуре на правом бедре под юбкой. Удостоверение и мандат на проведение следственных действий в любом гражданском учреждении Москвы, подписанный товарищем Берией в нагрудном кармане кофты.
— Тогда вперед! Нас ждут великие дела!
В начале декабря 1940 года, Артузов срочно вызвал Ольгу в Москву. К счастью, к тому времени они с Колядко как раз вернулись с очередной командировки и находились на территории полка, поэтому прибыть к начальству трудности не составило. Устроившись на жесткой полке пригородного поезда, Оля старалась сообразить, не пропустила ли она в суете производственных вопросов направленных на выполнение плана по выпуску установок «Редут», какого-то события 40-го года имеющего значения для страны. До этого особых проколов у нее не было, если не считать покушение на Гитлера осенью 39-го. Но тогда она мыслями была в совсем не радужном будущем, ожидающем страну…
В начале лета она вспомнила, что немцы уже взломали шифр «Энигмы» и свободно читают немецкие радиограммы. После подписания французами перемирья и образования вишистской Франции сразу же предупредила, что в начале июля Великобритания попытается потопить французский флот, а месяц назад, в начале ноября вовремя сообразила, что скоро англичане, с помощью авианосцев, с воздуха разгромят базу ВМФ Италии возле Таранто.
То, что в ноябре Гитлер отдал приказ генеральному штабу готовить план операции против СССР, а в средине января будет утверждена директива N 21 получившая название план «Барбаросса» известно и Сталину, и Артузову уже давно. Скорее всего, шеф уже сумел получить независимые доказательства ее сведений, но зачем ему личное свидание по этому поводу, оставалось для Ольги загадкой. Уж что-что, а все что она знала по планам, разрабатываемым в данный момент, Ольга изложила задолго до декабря 1940 года и ничего добавить не могла. Но оказалось, что инициатором ее внезапной поездки в Москву был совсем не Артузов.
— Здравствуй Оля, хорошо выглядишь. Мой шофер уже ждет тебя. Езжай на квартиру, переодевайся в парадную форму. Товарищ Сталин ждет нас в 16–00. В 15–30 ты должна уже быть здесь. Чего рот открыла? Выполняй.
— Разрешите вопрос, товарищ комиссар первого ранга!
— Разрешаю.
— Тему будущего разговора не подскажете?
— Это я у тебя должен спросить. Ты у нас провидица, вот и поведай, о чем разговор будет?
— Раз вы не в курсе, тогда рискну предположить, что речь пойдет о предстоящем военном конфликте с Германией, вряд ли товарища Сталина заинтересовала тема лекарств из сассафраса…
Перелистывая в очередной раз энциклопедический словарь, посвященный земной фауне, Ольга зацепилась за название кустарника произрастающего в Америке и юго-восточной Азии. Вроде не первый раз листала, а вдруг среагировало сознание на слово уже читанное и перечитанное. Энциклопедия писала, что добывают из плодов и коры этого кустарника эфирное масло, давно используемое в косметике. И вспомнила она, что еще в начале века, в году 1914-м, какой-то немецкий химик умудрился получить из вещества входящего в состав этого масла весьма интересный препарат, являющийся великолепным антидепрессантом, лечащий целый ряд психических расстройств, в том числе и посттравматические синдромы у военных. В те годы никто из врачей новым веществом не заинтересовался, исследования на больных не проводились, и все его великолепные свойства остались нераскрыты.
Ольга рекомендовала обратить внимание на это вещество, провести клинические испытания и рекламную компанию, после чего новое лекарство можно будет весьма успешно и очень выгодно продавать жителям капиталистических стран. Они уже давно страдают массовыми психическими расстройствами, к которым приводит ежедневная борьба за выживание. И хотя в нашей стране большинство людей с успехом лечат депрессию в кругу друзей с помощью одной или нескольких бутылок водки, тем не менее, ниша для нового лекарства тоже найдется.
Весь прошедший год после написания ею фундаментального труда предрекающего развал Советского Союза и реставрацию капитализма в стране (при сочетании определенных условий, внешних и внутренних), она ни разу не была на приеме у Сталина.
«Пророчество штука тонкая… за неприятное предсказание никто очередного ордена на грудь не повесит. Радоваться надо. Опала в этом случае меньшее из зол. В старые добрые времена могли и голову смахнуть или на костерок пригласить. На почетное место. В самый, так сказать, его центр».
— Проходите товарищи, присаживайтесь, — Сталин выглядел усталым и не в лучшем расположении духа. — Перед тем как приступить к сути вопроса, по которому я вас вызвал, я хотел бы узнать у вас, товарищ Артузов, известно ли вам, как развлекаются товарищ Стрельцова со своей напарницей в свободное от работы время?
На мгновенье лицо Артузова исказила гримаса, характерная для человека жующего лимон без сахара, и он ответил, кивнув головой:
— Так точно, товарищ Сталин, известно.
— А вы знаете, товарищ Артузов, что по вине ваших подчиненных, у товарища Берии сорвалась тщательно подготовленная операция по дезинформации немецкой разведки, и им пришлось арестовать немецкого агента, которому они втемную давали доступ к нужной информации?
Лицо Артузова скривилось еще сильнее, хотя многие бы перед этим могли сказать, что больше уже некуда.
— Никак нет, товарищ Сталин, мне это неизвестно.
— Товарищ Сталин, я уверенна, что товарищ Берия был введен в заблуждение собственными сотрудниками. Пусть он проведет внутреннее расследование. Вариант, что мы нарвались на немецкого шпиона и не раскусили его, исключается. Скорее всего, из нашего клиента слепили «шпиона» уже после того, как мы передали его сотрудникам НКВД.
— Как же я сразу не понял, — иронично заметил Сталин, — товарищ Стрельцова у нас никогда не ошибается. Все вокруг виноваты, только не она. А вы не могли бы найти себе другое развлечение?
— Это единственное, что мне разрешило мое начальство, товарищ Сталин! — товарищ Сталин вопросительно посмотрел на товарища Артузова. Тот начал спокойно перечислять:
