держав мира, но вовсе не находилась на краю гибели. Для небольших в сравнении с гигантской мировой империей сообществ казаков это был чрезвычайно сильный враг, имевший множество сухопутных частей, крепостей, кораблей и пушек.
Сделаем выводы:
1. Османское государство с ХIII в. непрерывно расширяло свои границы и в XVI в. установило контроль над всем Азово-Черноморским бассейном. Оба его моря превратились во «внутренние озера» империи, в которых не допускалось никакое постороннее мореплавание.
2. Казачьи сообщества — Войско Запорожское и Войско Донское, хозяйство которых первоначально основывалось на водных промыслах, оказавшись отрезанными от устьев Днепра и Дона и прилегающих морей, не могли смириться с османским господством и начали борьбу за низовья своих рек и свободный выход в море.
3. Логика развития казачье-турецкой войны и казачья тактика активной обороны привели к осуществлению босфорских морских походов. Казаки рассчитывали нанести Турции весьма ощутимый урон в ее центральном районе и тем ослабить турецко-татарский натиск на свои земли. Среди целей набегов к Босфору было и получение добычи, но оно занимало далеко не первое место. Популярная в христианском мире идея освобождения Царьграда воспринималась на Запорожье и Дону вполне реально и была полезна «казачьему делу».
4. Османская империя являлась для казаков чрезвычайно опасным и сильным противником, обладавшим несравнимыми по мощи материальными ресурсами, армией и флотом.
5. Казачьи суда, уступавшие турецким в части размеров и оснащения, имели ряд особенностей, обеспечивавших казакам успех в сражениях. В сочетании с военным искусством и воинским мастерством казаков это позволяло казачеству добиваться оперативного господства на направлениях своих черноморских ударов.
6. Расширению театра казачьей войны способствовали кризис и упадок Османского государства, вследствие которых турецкие вооруженные силы в XVII в. оказались слабее, чем в предшествующее время. Однако они по-прежнему многократно превосходили силы казачьих сообществ, и у Турции еще были громадные неиспользованные резервы.
Глава II.
БОСФОР И СТАМБУЛ
1. Знаменитый пролив
Босфор (Боспор) по-гречески означает «коровий проход» или «коровий брод». Истоки этого названия уходят в древнегреческую мифологию. Могущественнейший из богов Зевс некогда полюбил дочь царя Арголиды прекрасную Ио и, чтобы скрыть ее от гнева своей жены Геры, превратил любимую в корову. Гера завладела ею, но сын Зевса Гермес по поручению отца похитил необыкновенное животное. Тогда Гера наслала на корову чудовищного овода, который своим ужасным жалом гнал ее, обезумевшую от мучений, из страны в страну. В этом страшном беге Ио и переправилась через пролив, разделяющий два континента.
Он имел еще уточняющее определение Фракийский в отличие от другого Босфора — Киммерийского, который сейчас называется Керченским проливом. Турки именуют первый пролив просто Богазичи (Пролив) или Карадениз богазы (Черноморский пролив), или Истанбул богазы (Стамбульский пролив).
В Средние века и в Новое время европейские мореплаватели разделяли Босфор на две части: северную, от черноморского устья до залива Бююкдере, называли Каналом Черного моря, или Черноморским каналом, а южную, от упомянутого залива до мыса Сарайбурну («оконечности Сераля»), — Константинопольским проливом, или собственно Босфором. Впоследствии Босфор делили на «колена». Первая российская лоция Черного моря (1851) указывала на три колена: от названного моря до Бююкдере, от него до мыса Еникёйбурну и от последнего до Стамбула. Описание Прибосфорского района, составленное российским Генеральным штабом перед Первой мировой войной, делит пролив на четыре колена: от маяка Румелифенери до Бююкдере (Верхний Босфор), от Бююкдере до Еникёя, от него до параллели Бейлербея (на азиатском берегу) и от мыса Дефтердара до Золотого Рога. Все эти деления, конечно, условны.
Босфор всегда поражал и сейчас поражает путешественников своей яркой живописностью и несравненной красотой. Без сомнения, ее замечали и казаки во время набегов, но не оставили эмоциональные описания: это была чужая красота, которая, быть может, воспринималась даже враждебно. «Нейтральные» и более поздние путешественники не сдерживали свои чувства. Инок Серапион, упоминая босфорские «изряднии города и села, давние вертограды, благовоннии кипариси и инии древеса пречудние, зелие благоухающее», заключал: «… словом сказать, места онии красоты несказанной».
Многие десятки наблюдателей будут писать о непрерывно меняющихся, новых и разнообразных картинах, которые открываются при движении судна по Босфору, особенно если оно несется вместе с течением: «каждую секунду встречаете какую-нибудь новую прелесть». Заманчивые рощи, заросли кустарников, сады и виноградники, красивые «романтические» холмы и прелестные равнины с бесчисленными речками и ручьями, множество чаек и стаи резвящихся дельфинов, волны, которые донец А.Н. Краснов определял как «индиговые с белыми гребнями», не похожие «ни на лазурь Средиземного моря, ни на тона наших черноморских вод», с глухим рокотом и брызгами разбивающиеся о берег, внушительные замки, живописные развалины, белые дворцы, виллы и беседки в изумрудной зелени и ярких цветах, селения с мечетями — все это вместе составляет «сплошную цепь очарований».
«Ничего не может быть равного по красоте и разнообразию тем картинам, которые проходят здесь перед глазами», — замечает А. Барт. «Босфор — чудо, — утверждает С.Н. Филиппов. — Это не преувеличение и не увлечение. Его нужно видеть, нужно вглядеться в него, чтобы понять и оценить его красоту, эту прелесть природы…»
Пролив с севера на юг становится все краше, и от Бююкдере уже «начинается удивительная красота». «Когда с устьев Черного моря опускаешься к Константинополю, — пишет Пьер Лота, — волшебная панорама Босфора развертывается постепенно с возрастающим великолепием, достигая полного апофеоза там, где открывается Мраморное море: тогда слева, в Азии, красуется Скутари, а справа, над мраморными набережными и дворцами султанов, поднимается величественный профиль Стамбула, увенчанный массой минаретов и куполов».
Длину пролива определяли и доныне определяют по-разному. Ф. де Сези в 1625 г. указывал, что от Стамбула до «устья канала» всего лишь 4 лье, т.е. 17,8 км, если имелись в виду сухопутные лье, или 22,2 км, если речь шла о морских. Э. Дортелли в 1634 г. называл длину в 18 миль [34]. По сведениям Ж. Шардена, относящимся к 1672 г., длина Босфора исчислялась в 15 миль, или 27,8 км. «А всего… гирла от Черного моря до Царьграда, — писал в 1699 г. Емельян Украинцев, — 18 миль итальянских…» Ту же длину называл в 1703 г. П.А. Толстой, добавляя, что это будет «московских мерных 15 верст 750 сажен». Несколькими годами позже паломник Иоанн Лукьянов утверждал, что «от гирла (устья пролива. —
В первой половине XIX в. в России считали, что длина пролива по фарватеру составляет 27 верст 473 сажени, или 29,8 км. В первой отечественной лоции Черного моря все колена Босфора, вместе взятые, определялись в 16,5 мили, т.е. 30,6 км. Эта цифра фактически равняется современной: турецкие географы считают, что пролив имеет в длину 31 км, что составляет 16,7 мили[35] .
Многим наблюдателям Босфор напоминает реку, и неслучайно один из русских паломников замечал, что «пошол тот богаз (пролив. —
