В этот раз адмирал сам вводил координаты защищённого адреса, по которому нам необходимо было пройти и, сломав защиту, позвать преподавателя.
— В общем, тот человек, который сможет выполнить поставленную мной задачу, получит высшую оценку на экзамене. Без сдачи.
Бились для достижения поставленной цели мы долго и под конец уже собрались в кучку, устроив мозговой штурм. Казалось, всё испробовано и всё бесполезно, но я вдруг вспомнила про технологию защиты, которую подсмотрела у отца в файлах, когда того не было рядом. Но она только разрабатывается…
Всё равно нужно попробовать…
Отогнав всех от компьютера и посмотрев на преподавателя, который в данный момент мучился с отстающими, пытаясь что-то до них донести, я уселась за терминал. Залезла в нужный мне раздел и увидела усложнённую и несколько изменённую детскую головоломку. Изменена, скажу я вам, она была сильно, ибо решить её мне удалось только минут через сорок, после чего экран вспыхнул синим, заставив меня подскочить, а в стороне запищал коммуникатор.
Перепуганный преподаватель подбежал к нам и начал лазить в открывшихся файлах. Пока он этим занимался, дверь в аудиторию открылась и влетел Ремарк. Адмирал был просто белым от ярости.
Увидев куратора, большая часть нашей группы как-то оперативно сбилась в один угол, а кучка экспериментаторов, со мной в том числе, в другой. И эти здоровые мужики вытолкнули меня на передний план, пытаясь спрятаться за спиной хрупкой девушки. Тоже мне, защитнички!!!
Но в одном я с ними согласна, когда командир в такой ярости, на его горизонте лучше не отсвечивать. Чревато, знаете ли.
— Как ты посмел взломать мою личную базу?!!!
— Может, поговорим чуть позже? — спросил побратим у Ремарка, показывая глазами в нашу сторону.
По-видимому, только сейчас заметив, что они не одни, куратор посмотрел сначала на первую половину группы, а потом уже на нас. И нам внимания уделил гораздо больше, чем остальным.
— Ну и кто из них? — спросил Ремарк, почему-то глядя на меня.
Я запереживала.
Преподаватель подошел к нам и спросил:
— Да, кто из вас?
Вся группа молчала, а я умилилась. Меня окончательно приняли как товарища. А сама я не такая дура, чтобы признаться. Его личная база. Ха!
— Если вы не скажете, я не смогу определить того, кто не будет сдавать экзамен, — сообщил нам Джордано.
Экзамен я и так сдам, а вот о том, что со мной сделает Ремарк, когда узнает, что это я добралась до его файлов, думать не хотелось. Он, судя по взгляду и так меня подозревает.
— Не хотите говорить и ладно. Тогда можете быть свободны.
После этих слов аудитория опустела за секунду. Выйдя коридор и немного пройдя вперед, я махнула рукой друзьям, что бы они шли дальше, а сама стала заправлять штанину в сапог. И, как только весь народ скрылся из виду, бесшумно подошла к двери аудитории, как учил Саймак. Только к этому упражнению в моем исполнении у него, наверное, не было претензий.
А из помещения доносился спор.
— Ты что, с ума сошёл делать подобные вещи? В этих базах хранится, как секретная информация, так и мои личные файлы. Ты хочешь, чтобы мои вкусы и увлечения перетирала вся Академия?
— Там нет ничего интригующего. Тем более, я позаботился о том, чтобы, как только они произведут взлом, я узнал об этом. И не смей меня упрекать. Не ты ли восемь лет назад, со своей группой, меня отравил? У меня потом такие кожные реакции были, что я два года помыться нормально не мог!
— Нашёл, что вспомнить.
— Мне интересно, кто взломал?
— Наверняка Мельник, — услышала я голос куратора.
— Почему именно она? В программировании у неё конечно талант, но есть и другие ребята.
— От неё всего можно ожидать.
— А ты хорошо знаешь её? — промурлыкал Джордано.
Некоторое время стояла тишина, а потом Ремарк сказал:
— Ну ты и дурак!
Дальше подслушивать я не видела смысла. Ибо, если меня поймают, то моя и так непростая жизнь станет просто кошмаром.
В общем, не знаю, как остальным, а мне Джордано в конце года предложил сменить специализацию. Но, несмотря на то, что программирование мне нравилось, медицина была моей страстью.
Приходя по выходным на свой любимый предмет, я была по-настоящему счастлива и одновременно с этим меня огорчало то, что времени на него было отведено так мало.
Зато каждую субботу, я практически бежала в медицинское отделение. Зная, что там меня ждёт любимая работа, в которую я погружалась с головой.
Козеро предоставлял нам работу по самым различным направлениям медицины, самое совершенное оборудование, интересные клинические случаи. Шаутбенахт был широко известным практикующим хирургом и имел возможности обеспечить нам самую разнообразную практику.
Но, что ещё грело мне сердце, так это обещание Козеро. Он нам сообщил, что после практики, на втором этапе обучения, профессиональному направлению будет уделяться основное внимание. А ещё я заметила, что он очень внимательно наблюдает за всеми своими студентами и, по-моему, делает определённые выводы.
Как готовые врачи, мы проходили практику на пациентах. И я стала замечать, что со временем, Козеро стал распределять задания на своё усмотрение. На мой взгляд, тем врачам, которые были такие же фанатики своей профессии, как и я, он с каждым разом давал задания всё сложнее и сложнее, как бы проверяя, кто из нас на что способен. Наши возможности определяли и отношение к нам руководителя профессии.
И вот, получив довольно сложное задание в одну из очередных суббот, мне пришлось задержаться на работе. И почему-то именно этот день выбрала моя подгруппа, чтобы наведаться ко мне.
Случай, который мне доверил Козеро, был не то чтобы сложным. Мне поручили лечение пациента после сильных химических ожогов. Этот вид повреждений являлся очень опасным и появился в последнее столетие. Нанесён подобный вред может быть только химическим токсином, который разъедает твою кожу, превращая её в хлюпающую жижу. Прежде чем отправлять пациента к восстанавливающим медикам, необходимо удалить разрушенный покров. Обычно этим занимается персонал низкой категории, но Козеро поручил мне, видимо хотел проверить, на сколько я брезглива.
Натура у меня была устойчива к таким вещам, но, тем не менее, было очень мерзко.
Восстанавливающие врачи отвечают за омолаживание организма и воссоздают органы человека, которые мы потом пересаживаем. В чём-то их задачи похожи на работу пластических хирургов прежних времён, но намного сложнее и обширнее.
Поэтому с утра, взяв и проверив все анализы пациента, я приступила к осмотру. А посмотреть было на что. Кожный покров был повреждён практически по всему телу. Я взвыла. Работа предстояла каторжная.
Вставив в нос фильтры и взяв специальный прибор, я подошла к раздетому и уже приготовленному пациенту, который был погружён в сон. Расположившись рядом, я очень, очень, аккуратно принялась за работу.
Когда вновь пришлось вернуться в реальный мир, то многое изменилось. Например, тело моё болело, пациент остался без кожи и пора было идти домой.
Отчитавшись за работу и переодевшись, я вышла в коридор, где вдоль стеночки сидело девять зелёных парней.
— Что это вы здесь делаете? — поинтересовалась я у своих архаровцев.
