гипнотизировать и хорошо чувствовать болевые точки Щёлокова. (Позже выяснилось, что он страдал и эпилепсией.) Принимается компромиссное решение: назначить Крылова начальником Академии МВД и оставить его членом коллегии; он был кандидатом наук, каких — не помню, скорее всего, военных, хотя что нового он внес в строительство и укрепление Вооруженных сил, — сказать не могу. Вот так Крылов появился в стенах академии».
Эта часть воспоминаний характеризует прежде всего самого их автора. Кстати, эпилепсией Сергей Михайлович не страдал. Теперь о главном — что же произошло в стенах академии.
«Там начался полный хаос. Ко мне стали поступать серьезные сигналы о самоуправстве Крылова, о его неуважительном отношении к людям, о кадровой чехарде и т. д. Но один визит Крылова к министру — и всё закрывалось. У него свет в окошке был только министр: ни Чурбанова, ни Богатырева или Заботина, ни других „замов“ для него не существовало. Тогда я написал министру докладную записку: считаю целесообразным проинспектировать Академию в полном объеме. Сначала министр мне отказал, но не в лоб, а аккуратно написал резолюцию: не отказать, а временно воздержаться. Сигналы из Академии продолжали поступать. Я пишу второй рапорт, но он тоже хоронится. Тогда я сказал Щёлокову: „Товарищ министр, если вы не дадите санкцию на проверку Академии, я доложу в отдел административных органов, и пусть там нас рассудят“. Тут, видимо, он ничего сделать уже не мог, тем более, что в отделе ЦК я заручился поддержкой. Мы сформировали авторитетную комиссию, в нее вошли начальники ряда управлений: была задача объективно проверить Академию по всем позициям. И чем глубже мы копали, тем больше находили негатива (как-то иначе бывает? —
Финансово-хозяйственная деятельность, спору нет, слабое место в любой организации. Это не «идеи», с которыми (и в которых) еще надо уметь разобраться, тут чем глубже копаешь, тем больше находишь негатива, иначе просто не бывает. Придет время, и Николая Анисимовича Щёлокова притянут за финансово-хозяйственную деятельность, и самого Чурбанова в определенном смысле — тоже. И не оправдаешься. В условиях тотального советского дефицита руководитель практически неизбежно оказывался во власти ловкого хозяйственника. После смерти Крылова мебельный гарнитур и цветные телевизоры обнаружат на служебной квартире академии (по свидетельству бывшего начальника Главного управления кадров МВД И. Я. Дроздецкого). Накоплений в семье генерал-лейтенанта Крылова, по рассказу его дочери Ирины Сергеевны, могло бы хватить на приобретение «жигулей».
Сергей Михайлович мог бы оправдаться, но он посчитал это ниже своего достоинства. Перед кем?! Чурбанова он ни в грош не ставил. Из воспоминаний Юрия Михайловича по крайней мере ясно, что министр к тому времени исчерпал возможности защитить начальника академии. Тот опять оказался практически один против всех. Такая выпала ему судьба.
«Министр ушел в отпуск и отдыхал в Подмосковье, Крылов пытался к нему прорваться, но министр его не принял, как бы давая понять: решайте без меня. Я вызвал Крылова к себе, спрашиваю: „Что будем делать, Сергей Михайлович?“ Кроме меня в кабинете находился начальник кадров генерал Дроздецкий. Надо отметить, что Крылов вел себя очень нервно. Мне он сказал, что готов расстаться с этой должностью, но просил оставить его в академии преподавателем; я говорю: „Хорошо, вернется министр, решит все вопросы“. Крылов вышел из моего кабинета… Я думаю, самоубийство — продуманный шаг со стороны Крылова, тем более что после его смерти вскрылись еще и амурные дела».
Юрий Михайлович не точен в деталях. Описанный им разговор с Крыловым проходил, по-видимому, в кабинете начальника академии примерно за неделю до того, как прогремел роковой выстрел (уточняет генерал Дроздецкий). Но дело не в деталях. Главное, что судьбу Сергея Михайловича решал человек, который мало что понимал в его деятельности. Сколько бы ошибок ни допустил в своей жизни Крылов, его доле не позавидуешь.
Оскиан Аршакович Галустьян, на тот момент уже заместитель начальника Главного управления кадров, стал свидетелем первого столкновения Крылова с курирующим его заместителем министра.
«Мы с Крыловым сидели в приемной министра, беседовали. Появляется в приемной Чурбанов. Говорит: „Сергей Михайлович, а вы почему идете к министру, минуя меня?“ А Крылов принципиально игнорировал Чурбанова, того это раздражало, он пытался Сергея Михайловича сломать. У меня тоже на этой почве возникали недоразумения с Чурбановым. Министр хорошо относится, может вызвать, дать поручение. Не всегда удобно об этом сообщать непосредственному начальнику. Тот узнает, начинает дуться — действую за его спиной. Некоторое время не звонит. Но я пытался сглаживать эти противоречия. Чурбанов пообижается — и отойдет. А Крылов не собирался ничего сглаживать, он по жизни шел напролом».
Воспользовавшись тем, что на Крылова идут жалобы, в том числе из самой академии, Чурбанов начинает комплексную проверку учебного заведения.
Что такое министерская проверка, Сергей Михайлович знает лучше кого бы то ни было, когда-то он сам был «главным проверяющим» министерства. В тенденциозных проверках обвиняли Крылова начальники главков. И вот этот инструмент обращен против него самого. Наступила крайне тяжелая полоса в жизни Сергея Михайловича. В «Избранных трудах» С. М. Крылова приводится текст его записки на имя министра (которая до адресата не дошла). Крылов пишет:
«Проверка идет под флагами вернуть Академию к Высшей школе, сделать из Академии ординарный милицейский вуз. Всё, что необычно, всё, что ново, не только берется под сомнение, а высмеивается. Скажем, зачем нам нужны математические методы управления? Зачем нужна кафедра литературы и искусства? Зачем нужна общая теория управления? И т. д. и т. п. Я нахожусь в положении человека, обвиняемого в каких-то отступлениях, в каких-то грехах, потому что иду не по тому пути, по которому до этого времени шла Высшая школа. Но этот путь сформулирован не мною, этот путь сформулирован временем, властным требованием жизни… В обстановке травли, подозрений я нахожусь уже 12 лет. Чего только про меня не говорили! Когда мы строили систему управления, строили штабы, создавали дежурные части, организовывали аналитическую работу и т. д., эти ничтожные, малограмотные люди, злобные и завистливые, говорили, что я сошел с ума, что ничего, что делается, не приживется. Всё прижилось, всё оказалось правильным… С какой же старательностью они атакуют Академию, потому что это новое, необычное, смелое. Пройдет 5–8 лет, и всё это станет привычным, все поймут, что это нужно. Ну, а каково мне? Я ведь человек. Я глубоко убежден, что мы построили великолепную Академию, которой можно гордиться. В эту Академию я вложил ум, свою страсть души, бессонные дни и ночи. И вот теперь эти менялы бесчинствуют в этом нашем храме… Я не забочусь о себе и никогда этого не делал. Но что касается дела, то я должен сказать следующее: комиссия, если она руководствуется только интересами дела, должна дать самую высокую оценку тому, что сделала Академия, повторяю: самую высокую…»
Но исход борьбы предрешен. Против Крылова не только чинуши и «ничтожные, малограмотные люди». От этого кипящего котла страстей в МВД просто устали. Сергей Михайлович опять оказывается в одиночестве. После заседания коллегии в министерстве он подошел к старому другу В. М. Соболеву: «Все меня бросили, и ты меня бросил…» Валерий Михайлович, который его «не бросал», оправдывается: «Не звоню, потому что своих дел по горло». Тяжелое состояние Крылова замечает и Галустьян: «Он зашел ко мне в очень плохом настроении. Я ему: „Не обращайте внимания“. До сих пор казню себя, что не нашел каких-то других слов. Иной раз одно слово может спасти человека».
…Перед развязкой задержимся. А пока — несколько штрихов к портрету Сергея Михайловича Крылова.
Родился Сергей Крылов 31 декабря 1919 года. Отец — пастух, мать — неграмотная. С детства обожал читать — ходил в библиотеку за десять километров. Впоследствии он будет утверждать, что образованный человек обязан прочитать за жизнь шесть тысяч книг, и сам в среднем прочитывал по книге в день, говорит его дочь Ирина Сергеевна. И пограничное училище, и Академию имени М. В. Фрунзе Сергей Михайлович окончил с золотой медалью.
Несмотря на дефект зрения, Крылов обладал снайперскими способностями. Воевать в Великую Отечественную он начинал в подразделении снайперов, потом его перевели в кремлевский полк, в охрану
