Дни

Видимо, Торни доставляет удовольствие в подробностях расписывать картину того, как изувечил себя их отец. Но Понди от его слов передергивает.

– Может, ты и представляешь себе это, а я – нет, – говорит он. – Следовательно, я лишен отцовской жертвенности, а значит, совсем на него не похож.

– Лишен жертвенности? А как же еще, кроме как жертвенностью, прикажешь называть твое заступничество за Криса?

– Потерять уважение братьев, Торни, не так больно, как потерять глаз, к тому же уважение можно вновь завоевать, а вот глаз уже не вернешь. А теперь хватит об этом. Скоро обед, нам нужно будет вернуться в Зал заседаний.

Понди легко берет свою подачу. В следующем гейме Торни – возможно, подстегиваемый воспоминаниями об отце – выказывает особое рвение к победе. Он прибегает ко всем известным ему трюкам, чтобы задать Понди жару, – от высоких свечек до укороченных ударов. Он притворяется, что будет бить со всей силы, но мяч приземляется у самой сетки, он выматывает соперника ударами в заднюю линию, однако Понди непонятным образом умудряется брать всё, сколь бы непосильным это ни казалось, и перебрасывать мяч через сетку, всякий раз успевая вовремя ответить на очередной вызов Торни. На протяжении всего гейма он ухмыляется и тяжело дышит, как довольный пес.

Какое-то время сохраняется равновесие, но не долго. Понди входит в состояние блаженного исступления, громко отдуваясь при каждом взмахе ракетки, а Торни на свой лад с головой уходит в игру: хмурится, как чемпион по шахматам, будто каждый удар – головоломная задача, которую ему предстоит решить. И ни тот, ни другой не замечает, что на крыше появился зритель, который, прижавшись лицом к ромбовидным ячейкам ограды, наблюдает за их игрой стеклянистым, несфокусированным взглядом.

Наконец Понди добивается преимущества и, послав неберущийся мяч, выходит победителем. В полном изнеможении он роняет ракетку и сгибается пополам, обхватив руками колени; лоб у него красный и весь в поту. И вот тогда его взгляд случайно падает на наблюдателя у боковой линии.

Торни тоже замечает зрителя и насмешливо бросает:

– А-а, герой возвратился с победой. Премилый костюмчик на тебе, Крис. Надеюсь, ты переоделся после того, как вернулся снизу.

Крис ничего не отвечает. Он впился пальцами в ограду, и, похоже, только это еще держит его в вертикальном положении. Глаза Криса блуждают от одного брата к другому, как будто лично для него игра еще не закончилась.

Понди осторожно выпрямляется.

– Крис? Ты в порядке? Как все прошло?

Повисает пауза. Потом Крис медленно поворачивает голову в сторону Понди.

– А?

– Я говорю…

– А какой счет, Понди? Кто выигрывает?

– О Боже, – шепчет Торни.

Несколько быстрых шагов – и Понди уже возле ограды. Он приближается к Крису и делает один глубокий вдох, а потом, мрачно кивнув, отступает. Крис бессмысленно улыбается ему. Одна его рука разжимается, он оступается и чуть не падает, но вовремя успевает снова схватиться за ограждение.

Понди начинает говорить, и его слова постепенно перерастают из стона в рев:

– Ах ты дрянь, ах ты чертова дрянь паршивая, идиот, кретин хренов, что ты наделал, что ты наделал, что ты, мать твою, наделал?! Не мог хотя бы пару часов потерпеть, да? Всего пару часов, недоумок гребаный, говнюк вонючий! Не мог всего одно поручение выполнить, одно жалкое порученьице, которое тебе доверили, – взял и все испоганил! Ах ты дерьмо собачье, предатель, сволочь! Да ты знаешь, что я с тобой сделаю? Не знаешь? Да я убью тебя! Вырву у тебя из груди сердце и заставлю тебя, мерзавца, сожрать его – вот что я сделаю!

– Понди, остынь.

– Нет, Торни, не остыну. Не остыну, черт побери! Я в лепешку расшибаюсь, чтобы помочь этому засранцу, я ему очередной шанс даю – такой шанс, которого он не заслуживает, – и что же? Чем он мне отвечает? В лицо мне плюет!

Несмотря на то, что их разделяет ограда, Понди делает яростный выпад в сторону Криса. Крис – тоже несмотря на разделяющую их ограду – резко отшатывается. Он теряет равновесие и валится на спину, взрывая руками гравий.

– Что произошло внизу, Крис? – рычит Понди, сотрясая звенья ограды. – Что ты там натворил? Что ты сказал начальникам «Книг» и «Компьютеров»? Ты передал им то, что мы тебе велели передать? Или ты нас выставил посмешищем? Что ты сделал, Крис? Что ты им сказал?

В глазах Криса впервые появляется испуг. Рельефное пунцовое лицо Понди нависает над ним, словно средневековая горгулья. Кажется, будь Понди в силах разорвать ограду на части и добраться до Криса, он и его разорвал бы на части.

Торни осторожно кладет руку на плечо Понди.

– Послушай, Понди.

Понди мотает головой, но не сводит глаз с Криса.

– Что, Торни?

– Мы не знаем, что произошло там, внизу.

– А нам и не надо знать. Да ты погляди на него! Нализался в стельку. Только не говори, что он успел так надраться после того, как поднялся к себе. Я знаю его манеру напиваться: сразу видно, что он не меньше часа глаза заливал. Значит, он туда отправился уже пьяным и наверняка запорол переговоры.

– Но мы ведь точно ничего не знаем. А пока мы этого не узнаем, лучше всего убрать его подальше от посторонних глаз. Отвести к нему в квартиру и не выпускать оттуда.

– Почему это?

– Потому что, если остальные узнают, в каком состоянии он спускался туда, трудно предсказать, что будет дальше. Ну подумай – как ты сам на это отреагировал, а ведь ты, по идее, – его союзник.

Понди снова бросает взгляд на Криса, который уже утратил всякий интерес к братьям и принялся рассеянно соскребать крошки гравия с ладоней.

– А может, лучше втащить его прямиком в Зал заседаний и показать им? Показать, какое он ничтожество и подлец?

– Может быть, но я ведь уже сказал: сомневаюсь, что они отнесутся к этому спокойно.

– Ну и что? Почему это ты ни с того ни с сего вдруг стал проявлять заботу о Крисе?

Торни сначала колеблется, потом отвечает:

– Ну, я так тебе скажу: может, я и не очень верю в эту магию Семерки, однако незачем бросать на нее тень.

Понди некоторое время обдумывает слова брата.

– Ладно. Понял. Значит, утаим от остальных состояние Криса и будем молиться и надеяться, что он все-таки справился с доверенным ему поручением.

– Ну, примерно это я и имел в виду.

– И все – во имя сохранения нерушимой Семерки.

– Именно.

Понди делает глубокий осознанный вдох, затем выдох и расслабляет плечи, освобождаясь от злости.

– Да, конечно, ты прав. Семерка – превыше всего. – Он отпускает ограду и поворачивается в сторону ворот теннисного корта. – Но, клянусь Богом, Торни, – рокочет он, – если этот придурок наломал там дров, неважно каких, я прикончу его голыми руками.

– Ну, если что-то подобное выяснится, Понди, то, думаю, тебе придется получить номерок и занять очередь.

И оба заявления – не пустая похвальба. Понди и Торни – сыновья человека, который самого себя перочинным ножом лишил глаза, только чтобы добиться поставленной цели. У них в крови эта несгибаемая