— Нет, мой рабочий день еще не кончился. Надо забежать еще к нескольким абонентам. Ну и мороз… — сказал Жубур, с намерением показать собеседнику, что долго разговаривать с ним не расположен.
— Что же, мороз отличный, — продолжая улыбаться, ответил Вилде. Он был в теплом пальто с котиковым воротником, в теплых лыжных ботинках и подбитых мехом перчатках.
«Тебе хорошо шутить», — подумал, оглядывая его, Жубур.
— Вы, кажется, работаете в каком-то издательстве?
— Да, у Тейкуля, книгоношей. Днем редко кого застанешь дома — все на работе. Вот и приходится ходить по вечерам. А вы разве в этом районе живете?
— Нет, я заходил по делу к одному коллеге, но не застал его дома. Хочу с полчасика прогуляться, а потом снова наведаюсь. Слишком неотложное дело… Чего же мы собственно стоим на одном месте? Идемте, я провожу вас немного. Вы ведь в ту сторону шли?
Увиливать не имело смысла, все равно Вилде видел, в каком направлении он шел.
— Да, осталось зайти еще к одному абоненту.
— Почему вас не видно у Прамниека? — шагая рядом с Жубуром, спросил Вилде.
— Я ведь к нему случайно попал тогда, летом. А сейчас я даже не знаю его городского адреса, — рассеянно ответил Жубур, перебирая в голове адреса ближайших абонентов.
«Если не отвяжется, придется зайти к кому-нибудь».
Квартира Силениека была совсем близко, но если бы сейчас рядом с ним шагал даже самый испытанный товарищ, Жубур и тогда не посмел бы идти туда.
У перекрестка Жубур остановился.
— Мне направо, господин Вилде.
— Хорошо, я еще немного пройдусь с вами. Какая прекрасная ночь! Этот лунный свет, тени на снегу… Завтра, кажется, мороз еще крепче будет. Посмотри на луну, — какие круги.
«Отправлялся бы ты к черту со своим кругами, — сердился про себя Жубур, — и дернуло же его коллегу уйти из дому. Теперь не отвяжешься».
Он решительно повернул на другую сторону улицы, к первому трехэтажному дому. Будь что будет…
— Мне сюда, господин Вилде. Благодарю за компанию.
— Не стоит благодарности, господин Жубур, мне и самому было в высшей степени приятно. Завернули бы как-нибудь ко мне, я живу на Антонинской. — Он назвал номер дома и квартиры. — Приходите. И Мара будет вам рада.
Жубур вошел в подъезд; Вилде медленным шагом двинулся обратно.
«Вот живет человек, не зная забот, — думал Жубур, подымаясь по лестнице, — никто за ним не следит, скрываться ему не надо. Вероятно, доволен и собой, и службой, и квартирой… А все-таки он беднее меня, — никогда ему не узнать тех радостей, которые знаю я…»
Поднявшись на третий этаж, он постоял несколько минут на неосвещенной площадке, потом не спеша стал спускаться обратно. У подъезда он несколько раз оглянул улицу. Везде было тихо, пустынно. Из боязни наскочить на Вилде Жубур покружил еще по окраинным улочкам, свернул на Приморское шоссе и через пять минут ловко проскользнул в небольшой домик, стоявший в глубине сада. Он опоздал на целых полчаса.
— Я уже думал, ты не придешь, — сказал Силениек.
— Чуть было так и не вышло. — Жубур рассказал ему о встрече с Вилде. — Ну и зорок! И видел-то меня всего один раз, у Прамниека. А тут с одного взгляда узнал, да еще в этой шапке, в полушубке.
— Юрист. Такая уж профессия у них, требует уменья схватывать характерные черты. В конце концов большой опасности тут не было, хотя в нашем положении осторожность никогда не бывает излишней. Ну, Жубур для тебя опять есть работа. На этой неделе надо провести собрание. Есть несколько вопросов, которые я не могу решать единолично, надо обсудить их. Вам с Айей придется побегать, чтобы созвать представителей.
— Раз надо — будет сделано.
— После собрания я переменю квартиру, — продолжал Силениек. — Дальше оставаться здесь нельзя. К хозяйке приезжает сестра из Валмиеры. Уже есть новая квартира, не хуже этой.
Жубур пробыл у Силениека не дольше, чем у любого абонента. На другой день он пошел в столовую и за обедом ухитрился передать Айе поручение Силениека. После этого он дня два усердно бегал по квартирам — главным образом по таким, которые не числились в списке абонентов Тейкуля. Айе было легче действовать: нужные люди сами заходили к ней в столовую.
Собрание состоялось в субботу на какой-то частной квартире, в самом центре города. Проводили его под предлогом именин или еще какого-то семейного торжества. Непрерывно играл патефон; включено было и радио. Участники собрания время от времени затягивали приличествующие случаю песни. Дворника щедро угостили пивом и закусками, так что он перестал проявлять интерес к доносившемуся из квартиры шуму. Если бы даже пришел кто-нибудь сверх приглашенных, то вид праздничного стола, уставленного тарелками и водочными бутылками (в них была налита кипяченая вода), мгновенно убедил бы его в том, что здесь справляется вечеринка. Для полноты впечатления несколько женщин облачились в передники.
Собрание было созвано по поводу предполагаемого объединения с левым крылом социал- демократов, которые требовали, чтобы всю их группу автоматически включили в ряды коммунистической партии. Требование это было встречено с возмущением. Во-первых, оно противоречило партийному уставу, по которому каждый новый кандидат или член должен приниматься в индивидуальном порядке. Во-вторых, нельзя было принимать целую группу непроверенных людей, они могли только ослабить крепко спаянный, монолитный партийный коллектив. Дискуссия лишний раз показала Жубуру, как он еще мало знал, сколько ему надо было учиться, чтобы выступать наравне с другими товарищами.
На собрании присутствовал и один из представителей левого крыла социал-демократов. Ему поручили передать единомышленникам решение партийной организации.
Расходились с собрания по двое, по трое. Спутницей Жубура оказалась пожилая женщина, лет пятидесяти по подпольной кличке — Рудис. Пройдя несколько кварталов, Рудис села в трамвай, а Жубур пошел в кино смотреть новый советский фильм.
Все воскресенье Жубур просидел дома за составлением очередного отчета для Тейкуля. В понедельник он, как обычно, пошел обедать в столовую. Айи там не было. Расспрашивать о ней других служащих он не рискнул. Во вторник Айя тоже не показывалась. Не на шутку встревожившись, Жубур поехал к ней на дом.
Старый сплавщик Мартын Спаре встретил его с бесстрастным лицом, посасывая трубку, но в глаза не глядел, а когда Жубур спросил про Айю, он холодно, даже недоброжелательно ответил:
— А вы так и не знаете? Айю взяли. В воскресенье, к вечеру нагрянула полиция, шпики. Обыскали всю, квартиру. Ничего, ясное дело, не нашли, но Айю увели. Больше я ничего не знаю.
Провал был тяжелый. Арестовали почти весь актив организации. Силениека взяли в воскресенье, Рудис — ночью после собрания; накрыты были обе типографии. Из участников последнего собрания на свободе остались Жубур и один рабочий.
Удар был нанесен в самый ответственный момент — в преддверии решающих боев. Долго и тщательно готовилась к нему охранка.
Надо было начинать все сначала, но как? Что делать без Силениека? Где печатать газету и листовки? Напрасно задавал Жубур эти вопросы самому себе и немногим оставшимся на свободе товарищам, которых он знал. Один он не мог решить их, а товарищи не вдавались с ним ни в какие разговоры. Все были сдержанны, немногословны и ограничивались короткими ответами:
— Что тут скажешь — сработано чисто… Без провокатора не обошлось…
Жубур вдруг понял, что ему не доверяют. Он слишком много знал, был тесно связан с Силениеком и другими арестованными. И теперь те сидели в предварилках охранки, а он свободно разгуливал по рижским улицам. Действительно, странно… Что же удивляться, если товарищи избегают его!
«Меня считают провокатором», — оформилась в голове Жубура страшная мысль. И он тут же понял, что не может доказать свою невиновность. Пока не найдется провокатор, он будет молча нести на своих
