И, включив мощный фонарь, он не спеша направился во тьму следом за своим аспирантом. Идти далеко не пришлось. Первопроходцы выбрали под участок для лагеря первую же комнату, вырубленную в камне. Посреди нее уже лежало насколько рюкзаков и скаток, а рядом возвышался мощный прожектор, луч которого бил в потолок.
«Ничего, скоро техники подключат переносные генераторы, и в этих лабиринтах станет светло, как днем, — подумал профессор. — А пока…»
Скинув рюкзак, он вытащил из бокового кармана здоровенный фонарь.
«…пока главное не переломать себе руки и ноги в этом подземном лабиринте».
— Ну что ж, пойдем, посмотрим на ворота.
— Да, — согласился аспирант. — Жирес с Анитой, должно быть, уже там.
Выйдя из комнаты, профессор повел из стороны в сторону лучом своего фонарика, высвечивая черные, словно вырезанные в эбоните, стены туннеля, ведущего к воротам подземного города. Его опасение споткнуться было напрасным, пол туннеля оказался идеально ровным — ни трещинки, ни выбоинки. Еще одна загадка марсиан. А сколько было таких загадок! И все они оставались без ответа, потому что в города, где еще сохранилось население, людей не пускали, а пустующие города по большей части были разграблены еще первыми переселенцами-землянами несколько сотен лет назад.
— Анита, Жорес? Где вы? — позвал аспирант, чуть обогнав профессора.
Неожиданно фонарик высветил странную фигуру. Человек в белом костюме сидел на корточках, склонившись, словно что-то рассматривал на полу.
Аспирант замер как вкопанный, уперев в него луч фонарика. Профессор тоже остановился, недоумевая. А потом сердце его отчаянно забилось. Неужели кто-то опередил его, и теперь ему придется делиться с кем-то деньгами, славой?
— Жорес, что за дурацкие шутки?
Человек в белоснежном костюме неожиданно повернулся, и, когда луч фонарика коснулся его лица, оба, и аспирант, и профессор, разом закричали от ужаса.
Может быть, создание, оказавшееся перед ними, и было когда-то человеком, но теперь оно изменилось — лицо превратилось в лик мумии, обрамленный шевелюрой длинных седых волос. В глубоких впадинах ярко горели алые огоньки хищных глаз, а рот скалился в улыбке. Но не это было ужасно, и даже не то, что белоснежный костюм неведомой твари покрывали свежие брызги алой крови, а то, что существо широко улыбнулось, выставив напоказ ряд фарфоровых зубов, больше похожих на клыки хищника, и произнесло утробным голосом:
— Что ж… Добро пожаловать в мои владения. Меня зовут Руслан.
А потом он взмахнул белой тростью с набалдашником в виде старинного космического корабля и, шагнув в сторону, изящным жестом, пригласил их во тьму — в чрево марсианского города.
Глава 1 Чики-чики
А на разбой
Берешь с собой
Надежную *censored*у,
Потом — за грудь
Кого-нибудь
И делаешь варшаву [1]
У двери бункера Пятак тормознул. Омерзительная дверь. Грязно-зеленая, покрытая плесенью, ничуть не отличающаяся от других таких же. Их тут на каждом этаже штук по сто, а то и больше. Вроде бы нужно постучать, но прикасаться противно… К тому же Пятак вспомнил лица друзей-приятелей и ему стало тошно. Не люди, а настоящие уроды. Впрочем, никто из них нормом изначально не был, так что нечего сопли жевать. Поскольку, будь они нормами, то и жили бы на верхних уровнях Санкт-Москоу, а не в трех километрах вниз от престижных кубалов. Но, конечно, и мутами их назвать нельзя: у каждого две руки, две ноги, одна голова — это уже норм. Только кому-то повезло побольше, кому-то поменьше, и к тем, кому больше повезло, Пятак не относился.
И все же он постучал. Потом тряхнул рукой, словно хотел отделаться от неприятного ощущения: дверь была старой, осклизлой.
Открыл Роб — мелкий, шустрый, задиристый. Глазки бегают, словно только что украл чего. Еще в детстве его кто-то Воробьем окрестил. Только Воробей слишком длинно, вот он в Роба и превратился. Среди цивилов его Пашей звали, а тут Роб и Роб. Открыл он дверь и уставился на Пятака, как баран на новые ворота, и так нагло говорит:
— Привет, Пятак, чего приперся?
Пятаком Михаила Федина окрестили давно, даром что ростом метра под два, так ведь и вес за двести, и морда круглая, с широченным носом и крошечными утопленными под складками жира глазками… В первый момент Михаил хотел объяснить Робу, кто у кого о чем-либо должен спрашивать, а потом посмотрел на этого сморчка и стало ему еще тоскливее. Даже желание загасить его кулаком по темечку так, чтобы раз и навсегда, пропало. Он просто взял Роба за шиворот, развернул и пинком по пятой точке придал правильное направление движения — в глубь квартиры.
— Но-но, полегче! — заверещал Роб, только Пятак его не слушал.
Нагнувшись, он с трудом протиснулся в дверь и захлопнул ее за собой. Потому как двери открытыми держать никак нельзя. Три шага по темному коридору с ободранными, покрытыми плесенью стенами, и Пятак уже был в штабе, а точнее, в большой комнате, напрочь убитой двушки. Сразу видно было, что это место для тусни, а не обитель цивилов. У стены голоцентр, окна напрочь забиты пластиковыми листами, хотя, будь они застеклены, вид на Туннель 307-49 был бы ничуть не лучше.
В центре комнаты возвышался колченогий стол с натюрмортом Персика — «Срач»: пустые бутылки,
