Он дал ей четвертак, и пальцы его чуть дрожали — хотя она была почти вдвое его старше. Но у нее был такой дар, она могла выбить из равновесия мужика практически любого возраста.
Когда он ушел, она сказала:
— Он довольно милый.
— Для зиготы, ага.
— Ну зачем так сурово.
Она поместила монетку на ноготь большого пальца, который уперла в указательный.
— Орел или решка?
— Не буду я выбирать, — сказал я.
— Да ладно тебе. Орел или решка?
— Мне на работу надо.
— Прогуляешь. Никто и не узнает.
— Я-то буду знать.
— Честность, — сказала она, — явно переоценивают.
Она щелкнула пальцем, и четвертак, бешено вертясь, взлетел к потолку. Приземлился он на лежащий на столике чек, на равном расстоянии между моей минералкой и ее пивом.
Орел.
— Черт, — сказал я.
Официант снова оказался поблизости, я вернул ему четвертак и попросил принести счет. Пока он ходил за счетом, мы не произнесли ни слова. Она допила свое пиво. Я допил свою минералку. Официант скользнул моей кредиткой по датчику, а я прикинул, сколько оставить чаевых, чтобы он не обиделся. Когда он опять проходил рядом, я отдал ему счет.
Я взглянул в ее огромные, медового оттенка глаза. Губы ее были чуть приоткрыты; если знать, куда смотреть, то можно разглядеть крошечный скол у основания верхнего левого клыка.
— Давай все равно это сделаем, — сказал я.
— Снимем номер.
— Ага.
— Постель.
—
— И сомнем простыни так, что они их в жизнь не отгладят.
— Ну, давай не будем устанавливать планку так высоко.
Она раскрыла мобильник и позвонила в отель. Через пару секунд она сказала:
— У них есть свободный номер.
— Сними его.
— До чего бессмысленная трата денег.
— Ты же сама это предложила.
Моя жена поднесла телефон к уху.
— Если этот номер сейчас свободен, то мы его снимаем.
Она снова шкодливо взглянула на меня, как будто ей было шестнадцать лет и она только что стырила ключи от отцовской машины. Она произнесла в трубку:
— Фамилия? Кензи. Да. Первая буква — Ка, как в слове «кенгуру». Имя — Энджи.
Уже в номере я спросил:
— Ты предпочитаешь, чтобы я звал тебя Энджи? Или Доминик?
— Вопрос в том, что
— Мне обе нравятся.
— Ну, значит, и разницы никакой нет.
— Слушай.
— Да?
— А как мы разнесем постель в щепки с этой тумбочки?
— И правда. Держишь меня?
— Держу.
Позже, когда мы дремали под аккомпанемент далеких гудков и шума шоссе в десяти этажах под нами, Энджи, подперев голову рукой и глядя на меня, сказала:
— Сумасшедшая была идея.
— Ага.
— Оно нам вообще по деньгам?
Ответ она знала и сама, но я все равно его озвучил:
— Наверное, нет.
— Черт. — Взгляд ее упал на тончайшие белоснежные простыни.
Я тронул ее за плечо:
— Время от времени нам все-таки надо отдыхать. Да и «Д и С» практически гарантировали, что после этого задания возьмут меня на постоянную работу.
Она снова взглянула на меня:
— «Практически» еще не гарантия.
— Знаю.
— Они этой сраной постоянной работой у тебя перед носом машут уже слишком…
— Знаю.
— …слишком долго. Нельзя так.
— Знаю, что нельзя. Но выбора у меня особого нет.
Она скривилась:
— А что, если они так и не предложат тебе ничего стоящего?
Я пожал плечами:
— Не знаю.
— У нас денег почти не осталось.
— Знаю.
— И скоро за страховку надо взнос платить.
— Знаю.
— Что ты заладил одно и то же? Больше сказать нечего?
Я понял, что стиснул зубы так сильно, что еще немного — и они начали бы крошиться.
— Я молча терплю, Эндж, и соглашаюсь на паршивую работу на не так чтобы очень уж приятную фирму, чтобы когда-нибудь они взяли меня в штат, и тогда мы получим и страховку, и льготы, и оплачиваемый отпуск. Мне это все нравится не больше, чем тебе, но, пока ты не закончишь учебу и не найдешь работу, я не знаю, что еще я могу сказать или, блин, сделать, чтобы изменить ситуацию к лучшему.
И она, и я сделали глубокий вдох. Лица наши раскраснелись — самую малость. Стены начали давить — самую малость.
— Ну, я просто говорю, — тихо произнесла она.
С минуту я глядел в окно и чувствовал, как страх и стресс последней пары лет копошатся внутри черепа и заставляют сердце колотиться все сильнее.
Наконец я сказал:
— Лучшего варианта я пока не вижу. Если «Дюхамел-Стэндифорд» по-прежнему будут держать эту морковку у меня перед носом, вот
— Ладно, — медленно выдохнула она.
— Взгляни на дело с другой стороны, — сказал я. — В плане долгов мы в такой глубокой жопе, что деньги, потраченные на этот номер, все равно что песчинка в пустыне.
Она легонько стукнула пальцами мне по груди:
— Какой ты заботливый. Утешил, блин.
— Ну так я вообще отличный парень. Ты не знала?