Центр моей ладони напоминал вершину вулкана с почерневшим жерлом.
Музыка в мыльной опере заиграла громче. Красивая латиноамериканка в белой крестьянской рубахе развернулась и вышла с гордо поднятой головой. Экран погас. Тут же появился рекламный ролик: Антонио Сабато-младший расхвалил крем для ухода за кожей.
Я бы заплатил тысячу долларов за один-единственный тюбик. Я бы заплатил две тысячи долларов за этот крем и кубик льда.
Виолета оторвалась от телевизора.
— Почему
Аманда обернулась, чтобы они могли увидеть наручники.
— Ефим, это еще что за срань? — Виолета оторвала спину от дивана и наклонилась вперед.
У Ефима округлились глаза. Мне показалось, он испугался.
— Миссис Борзакова, мы доставили ее, как и обещали.
— Как и обещали? Ты на несколько недель опоздал,
— Это мы ее нашли, — сказал с дивана Кенни. И он помахал рукой Виолете, не обратившей на него никакого внимания. — Мы ее нашли, — повторил он. — Без чьей-либо помощи.
Кирилл снова закурил.
— Вот твой ребенок. Бери его себе. И хватит меня грузить.
Виолета по-змеиному скользнула к Аманде. Уставилась на Клер. Понюхала ее.
— Она умная?
— Ей четыре недели.
— Она говорит?
— Ей четыре недели.
Виолета коснулась лба младенца.
— Скажи: ма-ма. Скажи: ма-ма.
Клер заплакала.
Виолета сказала:
— Ш-ш-ш…
Клер заплакала громче.
Виолета запела:
Она вопросительно посмотрела на нас.
— Калач? — предложил я.
Она оттопырила нижнюю губу, соглашаясь, и запела снова:
Еще один требовательный взгляд. Клер ревела во все горло.
— Корвет! — сказал Тадео.
Она скривилась.
— Бриллиантовое кольцо! — высказался Ефим.
— Не рифмуется.
— Тем не менее я уверен, что это правильный вариант.
Вопли Клер достигли нового регистра — это был тот самый вой баныни, о котором говорила Аманда.
Сидевший на диване Кирилл снюхал с зеркальца дорожку кокса и сказал:
— Заткни ее.
— Я пытаюсь, — ответила Виолета. Она снова коснулась головы Клер: — Ш-ш-ш… Ш-ш-ш…
Это не помогло.
Кирилл сморщился и снюхал еще одну дорожку. Накрыл ухо ладонью и сморщился еще сильнее.
— Заткни ее.
— Ш-ш-ш! Ш-ш-ш! Да не знаю я, что с ней делать. Ты сказал, что наймешь няньку.
— Я ее нанял. Но сюда приводить не собираюсь. Заткни ее.
— Ш-ш-ш!
Тадео и Кенни тоже зажали уши руками. Павел и Ефим терпели, напустив на лица мученическую мину. Единственной, кто не обращал на детский крик никакого внимания, была Хелен, неотрывно смотревшая на DVD-плееры и айподы.
— Пустышка? — спросил я у Аманды.
— В правом кармане, — ответила она.
Я поднес руку к ее правому карману и взглянул на Ефима:
— Можно?
— Черт, друг, ты еще спрашиваешь!
Я залез Аманде в карман и вытащил пустышку.
— Ш-ш-ш! — Виолета теперь почти орала.
Я снял пластиковую крышку с пустышки. От движения ладонь обожгло болью. Глаза заслезились. Но я вытянул руку и сунул пустышку младенцу в рот.
В комнате стало тихо. Клер сосала пустышку.
— Вот так лучше, — сказал Кирилл.
Виолета провела ладонями по щекам.
— Ты ее избаловала.
— Прошу прощения? — не поняла Аманда.
— Ты ее избаловала. Вот почему она так орет. Я ее быстро отучу.
Аманда сказала:
— Ей четыре недели от роду, ты, коза безмозглая.
— Не выражайся при ребенке, — напомнил я ей.
Она посмотрела мне в глаза. Ее взгляд был живым и теплым.
— Извини.
— Как ты меня назвала? — Виолета посмотрела на мужа. — Слышал?
Кирилл зевнул в кулак.
Виолета подошла вплотную к Аманде и уставилась на нее своими безумными глазами.
— Отпилите их, — сказала она.
— Что? — спросил Ефим.
— Отпилите наручники.
— Эти наручники нельзя отпилить, — сказал Ефим. — Если только расплавить…
Кирилл прикурил сигарету от окурка предыдущей и сощурился от дыма.
— Тогда плавьте.
— Ребенка обожжем.
Виолета сказала:
— Не обожжете. Если ей руки отрубить.
Ефим сказал:
— Миссис Борзакова?
