участвовать, – призналась Люсинда. Она дернулась в сторону, охнула и осела обратно на лавку: – Замерзла – ног не чувствую!
– Так, Люсь Александровна, слушай мою команду: давай руку и ползи за мной, – заторопился Ваня. – Убежать, я вижу, не получится, так что будем отсиживаться в укрытии.
– Где?! – затравленно огляделась Люсинда.
– В укрытии, говорю! – повторил Ваня Жук и потянул ее к фонтану.
Низкая восьмискатная крыша на его круглой чаше только выглядела единой и нерушимой. Одно из мутно-белых полиэтиленовых крыльев давно уже крепилось к раме не гвоздями, как все остальные, а двусторонним скотчем. Конструкцию в своих личных целях и надобностях усовершенствовал сам Ваня Жук.
– Живо полезай в хату, – велел он Люсе, с привычной ловкостью отгибая край полиэтиленового полотнища. – Прыгай. Не бойся, там не глубоко, не расшибешься.
– Уверен? – усомнилась Люсинда.
Но спорить не стала, присела на бортик фонтана, крутанулась на попе, перебрасывая ноги на другую сторону, и прыгнула вниз – словно нырнула в воду «солдатиком».
Воды в чаше не было, приземлилась она на кучу сухих листьев.
Не разгибаясь, подняла голову.
– Отползай, отползай! – зашептал сверху Ваня.
Люсинда проворно отбежала в сторону на корточках – прекрасное упражнение для ног, между прочим, не зря она его регулярно проделывает с первоклашками, – и тут же на ее место канул Ваня.
– В ямку – бух! – прокомментировала Люсинда, вспомнив о своих малышах.
Ваня сноровисто закрыл импровизированную дверь и замер на полусогнутых ногах, пытливо глядя вверх.
В этот момент он очень походил на персонажа из учебника по предмету «Окружающий мир» – любознательного питекантропа с картинки «Эволюция человека». Саму себя четвероногая Люсинда иронично проассоциировала с обыкновенной обезьяной. К сожалению, распрямиться в полный рост высота конструкции не позволяла.
Осмотреться тоже было сложно – люстр и канделябров в зимней резиденции господина Жука не имелось, а мутный полиэтилен пропускал слишком мало света.
Сам Ваня, впрочем, в собственном жилище ориентировался прекрасно и быстро извлек из нагромождения узлов небольшой предмет, который Люсинда в первый момент приняла за курительную трубку.
Оказалось – ошибочка вышла, это был перископ!
– Ух ты! – восхитилась Люсинда. – Сам сделал?
– Товарищ помог, он на такие штуки мастер, – ответил Ваня, выталкивая прибор наружу через неприметную прорезь в пленке. – Тут и надо-то было всего ничего: клей, картонка, зеркальце и немного ума… Иди-ка, посмотри, это не твой ли Злощавый?
Люсинда придвинулась к импровизированному окуляру.
Опознать Злощавого она не надеялась, потому что никогда его не видела, но это же не повод отказываться от занимательного опыта! Поглазеть в перископ было очень любопытно.
Наверху происходило что-то интересное.
Мимо фонтана так быстро, что Люсинда не успела повернуть перископ, промчался невысокий худощавый индивидуум повсеместно черного окраса – то ли темнокожий в наряде голого африканского короля, то ли костюмированный – примерно так же, как сама Люсинда.
– Прям твой двойник! – заметил это сходство Ваня Жук.
– Действительно, – задумчиво пробормотала Люсинда.
Какое-то дельное соображение «в тему» промелькнуло у нее в голове, как нигерийский бегун, но слишком быстро – Люсинда не успела его отследить.
Судя по всему, за черным человеком велась погоня, но преследователи прошли за кустами, так что увидеть их Люсе не удалось.
– Интересное кино, – заключил Ваня Жук, убирая перископ.
– Очень интересное, – поддакнула Люсинда. – Вань, а можно я еще немножко у тебя побуду? С полчаса посижу, пока все стихнет, а потом пойду себе потихоньку…
– Только шапку на морду не надевай, – посоветовал Ваня. – Шапка на морде – верный способ нарваться на неприятности! А еще лучше – возьми у меня плащик для маскировки. Могу тебе предложить совсем новый целлофановый дождевик, розовый, самый подходящий цвет для симпатичной девушки.
– «Дикой, но симпатишной», – вспомнила Люсинда и захихикала.
В двадцать один ноль-ноль их вежливо, но твердо выпроводили из отделения, и Оля безропотно проследовала за Громовым в машину, ожидавшую у служебного входа.
Нетипичная для нее покорность объяснялась очень просто: Оля была не в состоянии связно мыслить и решительно действовать.
События этого бурного вечера ее основательно запутали, дезориентировали и обескуражили, так что к проведению в жизнь стройной линии поведения Ольга Павловна была способна не больше, чем слепой – к целенаправленному перемещению по сильно пересеченной местности. Она нуждалась в помощи собаки- поводыря, за которую вполне сошел командно гавкавший Громов.
Вскоре они уже сидели за столиком в заведении, которое отличалось от давешней рюмочной примерно так же, как Монсеррат Кабалье от Людмилы Зыкиной.
Нет худа без добра: поскольку Оля и без того уже была деморализована, ее нимало не смутило обилие зеркал, розового мрамора и золотой лепнины, и похожему на хлопотливого пингвина черно-белому официанту она на полном автопилоте брякнула:
– Мне консоме из пулярок! – отчего нервозный Громов закатился совершенно истерическим смехом.
Официант, кстати, и ухом не повел, спокойно записал заказ и вопросительно посмотрел на Громова.
– Не надо консоме, – сказал он, отсмеявшись. – Мне как обычно и даме то же самое.
– Уверены? – желчно спросила Оля, едва официант отошел.
Затейливой барской еды, которую станичные Романчиковы пренебрежительно называли «разные фундыки-мундыки», она отродясь не едала. «Консоме из пулярок» всплыло из глубинных слоев ее классического образования.
Однако пахло в ресторане вкусно, и от этих гастрономических ароматов у диетички Ольги Павловны свело желудок.
Определенно, с голоданием надо было заканчивать – какая уж тут диета, когда происходит черт знает что и нужны силы, чтобы адекватно реагировать на эту чертовщину?
– Вы не любите лягушачьи лапки и виноградных улиток? – вздернул брови Громов.
– Б-е-е-э, – лаконично отвергла лягушек с улитками скромная и честная учительница.
– Не беспокойтесь, я пошутил, это будет просто стейк, – ухмыльнулся Громов.
Оля посмотрела на него внимательно, как психиатр.
Громов то подкатывал, то одергивал рукава свитера и так ерзал на «стуле из дворца», словно пытался нежным филейным местом нащупать зашитые в обивку бриллианты.
С удовольствием, которого психиатры в общении с пациентами то ли не испытывают, то ли не показывают, Ольга Павловна констатировала:
– А вы ведь тоже нервничаете!
– Конечно, нервничаю, – Громов не стал запираться. – Я принял важное решение и совершил рискованный поступок, не имеющий обратного хода. Теперь слишком многое зависит от вас, и это меня беспокоит.
Ольга Павловна улыбнулась. Ей крайне редко случалось серьезно беспокоить мужчин, уже вышедших из школьного возраста.
– Замечательно, – одобрительно сказала Ольга Павловна Романчикова-Фрейд и шевелением бровей побудила пациента к продолжению беседы. – Хотите об этом поговорить?
