размеренно продолжавшему свой путь:
– Для чего же мы спасены, брат?! Да неужели, чтобы растянуть наши страдания?! Мы подобны этому осьминогу! Только нас поедает солнце и время! Не лучше ли сразу утопиться или перерезать горло, чем ожидать мучительной смерти без воды и пищи?!
Гереро встал на нос лодки, подняв ладони:
– Этот день отличается от прежних. Я чувствую – новый, необычный день. Прекрасный день! Ветер поменялся и не спорит с течением, а влечет нас прямо к западу.
– Ну, что ж, – недоверчиво покачал головой Агила, – тогда на закате…
Он уже твердо решил, что одним махом перережет себе горло, сидя на борту, чтобы сразу упасть в воду и захлебнуться, пока не подплыли акулы. Кровавый должен выдаться закат!
И действительно, к вечеру пятое солнце побагровело. Оно завершало этот день, поспешно отдаляясь от лодки, будто не желало видеть кровопролития.
Меж тем Агила уже достал свою наваху, и лезвие ее отсверкивало красными лучами.
Гереро, смотревший вперед, вдруг обернулся, улыбаясь:
– Погляди! – И указал рукой на горизонт.
Из моря выступала расплывчато-синеватая береговая полоса неведомой новой земли.
И пятое солнце, зависнув над ней на расстоянии ладони, словно из последних сил высвечивало прибрежные пальмы и пирамидальную скалу, под которой темнела спасительная бухта.
Новый свет
Ок
Над лодкой неторопливо проплывали пеликаны, самые молчаливые из птиц. Они разглядывали под водой рыбу и время от времени ухали в море, как будто навсегда.
Невероятно медленно, беззвучно приближался берег.
Уже стемнело, и он был едва различим. Только полоса песка белела в ночи, словно отдавала накопленный за день солнечный свет.
Ветер стих, и моряки заметили, что лодку относит течением вправо. Тогда, скинув одежду и сапоги, они прыгнули за борт и поплыли к бухте. Море переливалось, как живое, и при каждом взмахе руки светящиеся брызги разлетались по сторонам.
Гереро первым коснулся дна – плотного и ребристого от прибоя. Он пошел по грудь в воде, а сзади поспешал, фыркая и отдуваясь, Агила.
Хоть вода была тепла и ласкова, но хотелось побыстрее выбраться на берег.
Они рухнули на песок, оказавшийся нежным, как пудра.
Всего-то с полмесяца назад, преодолев Атлантический океан, прибыли они из Испании в Вест-Индию, на Кубу. И еще не успели свыкнуться с тропической влажной духотой, с москитами и внезапными ливнями, как на каравелле «Санта Фе» под командованием капитана Педро де Вальтьерра вышли в Караибское море на поиски новых земель.
И вот теперь, кажется, нашли. Они не знали, что с Иберийского полуострова угодили на другой, меньших размеров, – можно сказать, на пятку огромного материка, который в те годы еще не назывался Северной Америкой.
Впрочем, Гереро и Агила не думали о том, на какой земле лежат, куда ступили их ноги. Пускай ничтожный клочок тверди среди бесконечного океана! Лишь бы найти пресную воду да что-нибудь съестное. С этими мыслями они и заснули. Два изможденных бородатых человека в драных подштанниках.
А проснулись вообще голыми и безбородыми детьми – лет десяти. Они не понимали, как такое могло приключиться. Но странно, что не очень-то удивились и совсем не испугались. Им было хорошо!
Мягко светило солнце, стоявшее в трех пальцах над морем. Порхали огромные желтокрылые бабочки, и крохотные колибри зависали над цветами, приноравливаясь запустить туда длинные клювы. Время от времени с высоких пальм бухались кокосы, расплескивая белый песок. Почти к самому берегу подплыло семейство дельфинов – папа, мама и малолетний, которого родители опекали с двух сторон. А на скалу, зависшую над бухтой, вышел из зарослей красный олень.
– Может, это рай, куда пускают только детей? – вроде бы спросил Гереро.
Некий длинноносый зверек, зевая и улыбаясь, помахал ему полосатым хвостом, а потом свистнул, как знакомому.
– Наверное, это настолько новая земля, что и человек здесь сразу обновляется, – предположил Агила, дружески хлопнув Гереро по плечу.
И тут они разом проснулись. В их бородах и всклокоченных волосах запутались водоросли. А лица так обгорели под пятью солнцами, что цветом напоминали беднягу-осьминога, спасшего им жизни.
Совсем рядом, у ног, тихо плескалось море. Неподалеку со скалы сбегал ручей, оборачиваясь воркующим водопадом.
Их окружал какой-то необычный свет. По крайней мере, в то утро все казалось невероятно ярким, будто только что сотворенным. И в то же время – почти прозрачным, едва уловимым для глаза. То ли есть, то ли все еще снится.
Потявкивали, как шавки, тяжелоклювые туканы. Дынные деревца папайи еле выдерживали тяжесть оранжевых продолговатых плодов.
Черная обезьянка, точно монах в капюшоне, длиннорукая и длиннохвостая, спрыгнула с ветки морского винограда и, проковыляв по песку, присела в трех метрах. Она вытягивала губы, издавая звук, подобный флейте, и добродушно вглядывалась, пытаясь разобраться, кто это тут валяется. То ли два крокодила в штанах, то ли гигантские черепахи без панцирей, собравшиеся отложить яйца в горячий песок…
А Гереро с Агилой и сами бы сейчас не ответили, кто они такие, откуда, зачем и как их звать. Они и правда стали, как дети. Напугав обезьяну, вскочили и, подпрыгивая, размахивая руками, гогоча, пустились наперегонки по берегу.
Можно было подумать, что спятили. Или совершают какой-то дикий колдовской обряд. Хотя они просто-напросто поняли, что чудом остались живы. А где жить, – на какой земле, на каком свете – не все ли равно!
Агила исчез за скалой с водопадом, а Гереро вдруг остановился, ощутив на себе чей-то взгляд.
Под едва заметным дуновением с моря шевелились ветви подростковых пальм, и в их зыбкой тени кто-то скрывался.
Кажется, птицы.
Но вот вся стая вспорхнула разом, и сердце у Гереро екнуло, – это люди с перьями на головах!
Он приложил руки к груди и поклонился, а подняв глаза, увидел, что окружен.
Люди были невысокими, но крепкими – в коротких, будто куриные крылья, накидках, в набедренных повязках, с копьями и щитами.
Гереро не заметил ни враждебности, ни угрозы в их смуглых лицах. Они глядели, как опытные охотники, – бесстрастно. Поймали, кого хотели, и точно знают, что с ним делать.
Гереро решил, что им не помешают хоть какие-то сомнения, – пусть задумаются, насколько правильны их замыслы.
– Чья эта земля? – спросил он, взмахнув руками. – Как называется?
– Кии-у-таан, – пропел петухом один из воинов в особенно пышных перьях. Остальные же придвинулись, нацеливаясь копьями.
Гереро попытался улыбнуться каждому в отдельности, словно друзьям, которые чего-то напутали, но сейчас обязательно разберутся и признают в нем старого приятеля.
– Как? Юкатан? Ах, Юкатан! – хлопнул он себя по затылку, вроде бы удивляясь, как это позабыл такое простое название.
– Ки-у-тан! – назидательно повторил предводитель, кивнув перьями.
И человек пять сразу набросились на Гереро.
– Юкатан! – орал он, отбиваясь изо всех сил.
Подоспели еще десять. Скрутили и связали так, что стало тяжело дышать, почти невозможно, уткнувшись носом в песок.
Над ним склонился предводитель и еще раз тихо сказал:
– Ки-у-тан! – будто оправдывался.
– Я тебя не понимаю! – хрипел, отплевываясь, Гереро – Я тебя не понимаю!
И, как ни странно, попал наконец в точку – неожиданно верно перевел слова с языка майя на испанский.
Колючее божество
Чуен
Агила видел все, затаившись в расщелине у водопада. На какое-то время воины удалились, оставив Гереро одного.
Агила мог бы развязать его, однако не двинулся с места, будто прирос к скале.
«Это засада, – думал он. – Точно засада, чтобы выманить меня!»
Дождавшись, когда Гереро повели на юг, он помчался на север.
Несколько дней брел по берегу моря. Густые заросли деревьев и кустарников, тянувшиеся слева, пугали его. Оттуда доносились странные голоса, вскрики, шорохи. И все же приходилось сворачивать в лес, чтобы отыскать какие-нибудь дикие фрукты.
На ночь он устраивался поближе к воде, зарываясь в прогретый солнцем песок, ища спасения от комаров и москитов.
Пятым или шестым утром очнулся раскопанным. Над ним склонились полуголые черноволосые люди с заостренными палками. Рядом лежал диковинный зверек в чешуйчатом панцире с проломленной головой.
Агила и не думал сопротивляться. Сознание его как-то затмилось, и он начал болтать без умолку, рассказывая обо всех родственниках, о детстве в Малаге, о королевском дворе, так что, когда прервался на миг, индейцы сбились с шага и настороженно замерли.
Его привели в небольшую деревню, где ничего не радовало глаз, – убогие хижины, укрытые пальмовыми листьями, каменный столб посреди площади и здоровенный разлапистый пыльный кактус, напоминавший сидящего мужика.
«Наверное, их божество! – решил Агила и на всякий случай низко ему поклонился. – Уж коли придется здесь пожить, почему бы не стать жрецом?! Неплохая должность для человека развитого, угодившего по воле случая к варварам».
Он хотел объясниться – мол, вы, ребята, еще не понимаете, какое счастье привалило!
– В этой голове, – гладил себя по макушке, – куча полезных знаний! И все достанется вам! Все вам!
Но, вероятно, было в его облике что-то жалкое и суетливое. Туземцы глядели на него, пересмеиваясь, как на шута горохового.
– Я научу вас строить большие дома и ветряные мельницы, – размахивал руками Агила.
