— Мне все равно, — бесстрастно пожал плечами Волк. — Убью любого. Или он меня.
— Тогда бери поменьше, ты ранен.
— Это несущественно, — ответил Слава. — Задание понял.
Вадим схватил анчутку на руки и метнулся назад к ходу, из которого они вылезли. Нечисть завозилась, пытаясь вырваться.
— Я тебе ничего плохого не сделаю, просто посиди немного здесь, чтобы тебя никто не заметил, — Анчутка затих, прижался доверчиво к его груди, у Крота сразу возникло ощущение, что он держит Машу — от этого маленького горячего тельца шло такое же ощущение понимания и верности. — Только не убегай, а то я тебя потом не найду. Хорошо?
— Не убегай…
— Вот и молодец! — он сунул его в дыру. — Спрячься.
Волк хмуро вглядывался в туннель, откуда слышался приближающийся топот и скрежет когтей о камень. Зрачки у Славы расширились и занимали почти всю роговицу, тело напряжено, руки крепко сжимали мечи, на лице разлито странное спокойствие. Первый василиск ворвавшийся в туннель был огромным, Воислав скользнул в сторону, пропуская его на Вадима. У Крота сразу заколотилось сердце. Он еще не успел испугаться, как руки сами собой выдернули меч и стилет. Голова василиска была вровень с его головой, в его желто-коричневых глазах загорелась ярость и злоба, послышалось тихое шипение, через мгновение пасть открылась, язык нечисти свернулся в трубочку и комок яда полетел ему прямо в лицо. Вадим сделал кувырок в сторону, потом еще один, заходя сбоку, и нанес удар по покрытому прочными чешуйками боку. Меч скользнул по нему, оставляя длинную тонкую полосу, которая сразу окрасилась багровым — все-таки клинок у него был по-настоящему хорош.
Василиск резко повернул голову и снова плюнул, на этот раз Вадим едва смог увернуться, пришлось сделать целых два кувырка, чтобы в него не попали. Он оказался близко к ходу, и тут ему не повезло, из темноты появилась еще одна нечисть поменьше, ударила его хвостом, и этот мощный, очень болезненный удар пришелся как раз на уровень пояса, его отбросило к стене, и он впечатался в бетон. Первый василиск напал на Воислава, тот, несмотря на то, что сражался с энергией берсерка, продержался недолго — удар когтистой лапы отбросил его на пол, затем он получил несколько ударов хвостом, а потом дополнительно ядовитый плевок в грудь. Слава забился в предсмертных конвульсиях. Василиски постояли над ним, потом словно получив команду, направились к Кроту.
Он попытался подняться, но тут же опустился, почувствовав жуткую боль в паху. Василиск разорвал ему живот когтистой лапой, потом ударил его хвостом, а когда он отлетел к стене, плюнул в него ядом. Впрочем, последнее было лишним — Вадим уже и без этого опускался ко дну темной бесконечной пропасти, кружась желтым осенним листочком, зная, что там внизу его ждет жуткая, неотвратимая смерть, поэтому очень удивился, когда через бесконечно-долгое время очнулся, так и не упав до конца. Само пробуждение было мучительным, болело все: ноги, руки, голова, ребра и пах.
Сердце едва качало тяжелую густую кровь, наполненную разрушенными клетками и ядом. Грудная клетка поднималась лишь на долю сантиметра, воздуха не хватало, но вдохнуть глубже не получалось — легкие если не отказали совсем, то были близки к этому, и качали нужный ему кислород через силу и жуткую боль: внутри них что-то клокотало, булькало, хрипело.
И вообще он был скорее мертв, чем жив, и если бы не эта немилосердная боль, то считал бы себя покойником. О кости черепа бился тяжелый маятник, наполняя гудом мозг, во рту пересохло, огромный распухший язык вывалился изо рта, под веки кто-то насыпал раскаленный песок. Вадим попробовал отрыть глаза, но после нескольких неудачных попыток оставил это и со смирением стал ждать, когда все наконец закончится.
Все когда-то кончается, кончится и это. Все суета и суета сует. Смерть глупа и бессмысленна, как и сама жизнь. Только появилась в его судьбе женщина, ради которой он был готов пойти на все, даже на то, чтобы жениться, и тут его убили. Человека ведет судьба от одного испытания к другому, и награда за все — небытие. Так все устроено, к этому надо относиться спокойно, философски, все равно ничего другого не остается.
А потом Крот почувствовал какое-то движение рядом. Кто-то тронул его изломанную руку, а потом лизнул лицо.
«Василиск проголодался, — подумал Вадим. — Сейчас оближет кровь и начнет откусывать куски. Интересно, Волка уже сожрали или еще нет?»
Он почувствовал тепло разгорающегося камешка на груди, пек он немилосердно, потом маленькая лапка снова тронула его щеку.
— Человек…
Крот даже разочаровался, что его облизал не василиск, он так хотел, чтобы ушла немилосердная боль. Он вдохнул чуть больше воздуха, чтобы попросить бесенка от него отстал и дать ему спокойно умереть, но с пересохших губ сорвался только протяжный стон.
— Живой?..
В ответ Вадим снова простонал.
— Уходить…
— Ну как же уходить, если все тело изломано, — прошептал с горечью Крот. Он и сам удивился тому, что у него получилось что-то произнести. — Я же мертвый…
— Живой…
— Мертвый… — У Вадима, наконец, получилось вздохнуть полной грудью, и он тут же закашлялся, когда в легкие попала кровь. Этот кашель сотрясал все тело, он был настолько мучительным, настолько всколыхнул мучительную боль в грудной клетке и голове, что Крот заорал изо всей силы, стремясь криком выбросить из себя эту неописуемую муку: к сожалению, кричать мог только мысленно, поэтому облегчения это не принесло.
— Уходить…
— Иди сам! — Вадим выругался шепотом. — У меня все тело изломано.
— Вставай… — маленькие ручки тронули его руку, попытались поднять. — Уходить…
Камешек на груди загорелся огнем, и этот огонь потушил вспыхнувшую боль. Он даже смог отрыть глаза, и в слабом зеленоватом свете исходящем от лишайника со стен различить маленькую фигурку анчутки, сидевшего рядом.
— Живой… — бесенок несказанно обрадовался. — Вставай…
— Дай немного придти в себя, — Крот уже понял, что понемногу оживает, скоро сможет встать, но пока ему удалось лишь поднять тяжелую руку и погладить по голове анчутки, точнее просто провести непослушной ничего не чувствующей ладонью по мягкой шерстке и твердым рожкам. — Посмотри, Волк живой?
— Человек?..
— Человек. Другой.
Анчутка исчез из поля его видимости, потом снова появился.
— Плохой…
— Живой или мертвый? — его сотрясал кашель после каждого слова. — Скажи…
— Плохой…
Вадим мысленно выругался и повернулся на бок. Понемногу боль уходила из его тела, сердце билось уже ровно и спокойно, дышал он тоже нормально, больше не вскрикивая каждый раз, когда расширялись легкие. Разглядеть в зеленом полумраке Славу не удалось, а новое зрение не работало. Он еще немного поднапрягся и сумел сесть, прислонившись спиной к стене. Анчутка залез к нему на колени и затих, от его тельца исходило приятное тепло, доверие и какое-то странное понимание.
— Это ты меня вернул? — прошептал Крот. — Прошка?
— Прошка… — бесенок погладил его по руке. — Лечить…
— Спасибо.
Вадим закрыл глаза и задремал. Проснулся он минут через двадцать, с трудом встал, покачнулся, и держась за стенку, чтобы не упасть, направился к Волку. Анчутка залез к нему на плечо и сидел там, ухватившись за шею маленькими цепкими лапками. Воислав был действительно плохой, точнее никакой — ни живой, ни мертвый.
